— Доложите полковнику, что арсенал занят сегодня в семь часов двадцать минут утра. Удалось захватить командира бунтовщиков, Брауна Осоатомского. Кроме него, в живых остался только один мулат. Оба они направляются мною в чарльстоунскую тюрьму. Операцию следует считать законченной.
Ординарец приложил руку к кепи и ушел. Стрельба прекратилась, набат умолк. Внезапно до ушей лейтенанта донеслось нестройное пение.
— Это еще что такое? Обыскать все здание!
Солдаты, стуча сапогами, разбежались по двору. Через несколько минут они вернулись, ведя за собой пеструю группу людей в самых разнообразных костюмах. Впереди шел, приплясывая, старикашка в вязаных шелковых кальсонах. Старикашка прищелкивал пальцами и пел фальцетом:
Мне подали стаканчик,А денег не берут.Сказал тогда я Дейзи:— Возьми себе за труд…
Рядом с ним выделывал замысловатые па тучный человек с лиловым носом. Остальная компания с увлечением подпевала:
Дейзи, о Дейзи!Возьми себе за труд…
Запах виски чувствовался за несколько шагов. Лейтенант с изумлением наблюдал это шествие.
— Привет доблестному воину, — расшаркался перед ним старикашка. — Передайте наш поклон президенту…
В это мгновение во двор вбежал Вил Смайлс. Глаза его растерянно бегали. Увидев старикашку, он бросился было к нему:
— Отец! Вы живы! Слава всевышнему! Вдруг он отступил: запах виски донесся и до него.
— Что с вами? Вы пьяны? Старикашка захохотал и потянулся к сыну: — Малость выпили, сынок. У нас тут превеселое общество. Мистер Паркер оказался знатным танцором…
Он схватил Паркера за руку, но тот в это время нагнулся над связанным Джимом Бэнбоу.
— Вот ты где, негодяй! — завизжал он, задыхаясь от бешенства.
ПОВАРИХА ВОЗМУЩЕНА
— Вот ты где, негодяйка! — вторя бабушке, проревел чей-то грубый голос.
Ребята вздрогнули. Из темноты вынырнула толстая рука и ухватила за косу Мэри. Девочка вскрикнула:
— Ой, мама!
— Наконец-то я накрыла тебя! — продолжала, появляясь, повариха Роч. — Вот где ты пропадаешь до ночи! Тут она разглядела сидящую под деревом бабушку. — Так это вы рассказываете детям все эти бредни?! — вызывающе обратилась она к ней. — Это вы забиваете им головы вашей негритянской чепухой?! Я все слышала. Я слышала, как вы здесь прославляли этого старого бродягу Брауна, которого вот уже семьдесят лет все порядочные люди в Америке считают сумасшедшим. И я не позволю вам совращать мою дочь. Завтра же все будет известно директору школы.
— Сама сумасшедшая! — крикнул Чарли. — Джон Браун герой, не смей его оскорблять…
— Ах ты, паршивец, — надвинулась на него повариха, — тоже вздумал меня учить! Вот результат ваших рассказов, полюбуйтесь, — язвительно обратилась она к бабушке: — наслушаются ваших историй, а после бросаются на людей с кулаками!
Бабушка встала. Рядом с огромной тушей поварихи она казалась маленькой и хрупкой.
— Уходите отсюда, сударыня, — сказала она холодно, — сейчас же уходите. Вы можете жаловаться, кому вам угодно.
— Живо катись отсюда, — прибавил Беппо, — а то мы тебя сами прокатим…
Чарли, Нил и остальные мальчики пронзительно засвистели.
— Разбойники! Хулиганы! — орала, поспешно отступая, повариха.
Она тащила за руку дочь, но Мэри цеплялась и ограду и плакала, не желая уходить. В конце концов поварихе удалось оторвать дочь от забора, и она поволокла Мэри за собой. До самого конца улицы ее провожали свист и улюлюканье ребят. Когда она скрылась из виду, бабушка устало опустилась на стул.
— Боюсь, будут неприятности, — сказала она как бы про себя. — Такая особа уж сумеет нарассказать всякой всячины…
— Вздуть бы хорошенько эту Роч! — все еще горячился Чарли. — Эх, был бы здесь отец, он бы ей показал…
Нил толкнул брата в бок. Глаза бабушки мигом заблестели слезами при упоминании о сыне. И в этот вечер она больше не сказала ни слова.
В Нью-Йорке наступила жара. Раскаленный асфальт размяк под каблуками. От каменных громад несло жаром. По всему городу разъезжали холодильные машины. Вентиляторы и электрические охладители работали день и ночь. Аптеки были переполнены покупателями, которые пили крем-соду со льдом, тянули через соломинки лимонад и глотали освежающие мятные лепешки. Газеты предсказывали еще более высокую температуру на ближайшие дни. Служащие в конторах сидели без воротничков, повесив пиджаки на спинки своих стульев.
Город опустел. Богатые люди увезли своих детей на морские курорты. Там дул свежий соленый ветер и солнце грело как раз в меру. А ямайская детвора сидела возле своих фанерных домиков и томилась от жары.
Были каникулы. Школа была закрыта. Миссис Аткинс ходила к директору просить, чтобы за лето починили протекающую крышу, но директор сухо отвечал, что это не ее дело. Пусть она лучше обратит внимание на поведение своих учеников, а крыша может и подождать. Учительница вернулась домой огорченная.
— Опять осенью дети будут простуживаться, — сказала она бабушке. — Придется сообщить об этом учительскому комитету.
— Не ссорься, Флора, с директором, — уговаривала ее бабушка, — ты знаешь, как трудно теперь найти работу. Вон сколько безработных вокруг нас…
Старая негритянка теперь по целым часам копалась в своем «саду». На двух крохотных грядках у бабушки были посажены герань и душистый горошек, цвели левкои, вился на жердочках дикий виноград. Бабушка поливала цветы, полола сорную траву, обирала гусениц, и маленький цветник радовал взор всех проходивших мимо домика миссис Аткинс.
За этими занятиями заставали бабушку ребята, приходившие, как обычно, слушать продолжение рассказа. Ребята очень скучали в пыльном городе. Не хотелось ни играть, ни читать, даже бейсбол был заброшен, и школьная команда совсем растренировалась. И только бабушкина история продолжала всех интересовать. Бабушка и сама увлекалась не меньше своих слушателей, когда рассказывала о Джоне Брауне и его бойцах.
СНОВА КЕННЕДИ-ФАРМ
… Ворвавшийся в дверь ветер потушил свечу. Обе женщины вскочили:
— Кто там?
— Наполеон, — отвечал им знакомый голос глухого.
— Боже праведный! Один?…
Джен дрожащими руками нашарила спички. Bcпыхнувшая свеча осветила негра, закутанного в плащ. У Наполеона было угрюмое, забрызганное грязью лицо, он дышал, как загнанная лошадь, и еле стоял на ногах. Увидев на столе кусок хлеба, глухой схватил его и начал жадно есть. Мэри Браун и Джен смотрели на него с безмолвным страхом. Не переставая жевать, Наполеон откинул край плаща. Прикорнув у него на плече и сжимая темными ручонками большого черного кота, спала Салли.
Джен бросилась было к дочке, но глухой остановил ее:
— Не буди. Устала. Мы так бежали…
— Бежали?! — Мэри Браун поднялась со своего стула и впилась глазами в негра. — Значит…значит, все кончено!
У нее захватило дыхание. Глухой молча опустил голову.
— Так это правда?
Джен, полуоткрыв рот, глядела на обоих. Она еще не понимала. Внезапно Мэри Браун принялась трясти Наполеона за плечи:
— Говори! Говори, что там было. Говори все. Наполеон тяжело опустился на стул. Он вдруг жалобно замычал и закачался, как от боли.
— Крышка… Гроб… Все мальчики… Капитана саблей… Но жив… И Джим жив… Увезли обоих.
Мэри Браун схватилась за грудь.
— Все… все мои мальчики… — хрипло пробормотала она. — Мои дети!
Она снова затрясла Наполеона:
— Куда они девали капитана? Говори скорей! Глухой скривил лицо и покачал головой:
— Никуда не девались. Там лежат. Рядышком. Двое.
— Господи, он ничего не понимает! — застонала жена капитана. — Как мне ему объяснить?…
В этот момент взгляд ее упал на Джен. Негритянка сидела на полу и продолжала бессмысленно смотреть на глухого. Тогда, забывая на мгновение о своем собственном горе, жена капитана взяла у Наполеона спящего ребенка и положила его на руки Джен. Та перевела глаза на дочку и вдруг отчаянно зарыдала.
— Плачь, милочка, плачь. Слезы тебя облегчат, — сказала ей Мэри Браун.
У нее самой не было слез, только сухой комок застрял в горле. Она тронула Наполеона за рукав:
— Капитан серьезно ранен?
Но глухой не понимал, чего от него хотят. Глаза его слипались, голова валилась на стол: он хотел спать.
Мэри Браун закричала ему в самое ухо:
— Наполеон, не спи, нельзя спать в такую минуту! Скажи еще что-нибудь, Наполеон!
Негр с трудом очнулся.
Из его отрывистых, бессвязных фраз можно было понять только, что в Ферри явились солдаты, что все, кроме капитана и Джима, погибли, а ему с девочкой удалось спрятаться за пожарной машиной в сарае. Когда солдаты ушли из арсенала, он выбрался на улицу и пытался пройти через мост в горы. Но у самого моста его остановил офицер и уже совсем было арестовал их, как вдруг появился кузнец из Ферри. Этот кузнец прежде сидел у них в караулке, но потом капитан приказал его выпустить, потому что кузнеца взяли по ошибке. Кажется, потом его арестовали солдаты, но, видно, ему удалось освободиться. Кузнец тотчас же узнал Наполеона, смекнул, в чем дело, и сказал офицеру: