Они садятся передохнуть за кустами шиповника, Фабель смачивает губы в лужице с пресной водой. Его лицо распухло от пота и солнца. Но что это… — он не верит своим глазам, негромко произносит: «Это же…» — и осекается, потому что Турденшолд шикает на него. Командор тоже заметил: в маленькой бухте, примыкающей к Дюнекилену, — дым. А где дым, там почти всегда люди.
Они продираются сквозь колючие заросли, лежат на животе на жиденьком слое исхлестанного ветром мха, заползают под можжевеловый куст. Для божьего ока с небес они как на ладони, но с земли даже самому зоркому глазу непросто их рассмотреть. Наконец они видят дом. Не дом, а хижина, с маленьким чистым двором и кукольным хлевом, где хозяева держат одну-две овцы да еще, быть может, коровенку, чтобы детям было молоко.
Гроза Каттегата лежит, не двигаясь, и слышит за своей спиной дыхание Фабеля. Ловит себя на том, что на земле соображает не так быстро, как на палубе. Будь он сейчас на борту корабля, сразу знал бы, как действовать. Людей не видно, и он принимает решение: спуститься к дому. Изображать подвыпивших кустерских рыбаков. Дескать, отнесло течением на север. Теперь бы нам перекусить, перед тем как пойдем на юг, к Стрёмстаду А что это за корабли стоят в заливе?..
Затея небезопасная. Все же надо идти. Фабель следует за ним, теперь оба ступают нетвердо — Фабель от страха; возможно, по той же причине и Гроза Каттегата спотыкается, когда они входят на двор.
Ни звука.
Ни людского говора, ни кошачьего мява, ни коровьего мыка.
Может, корова на выгоне?..
Может быть, дома никого нет, все отправились посмотреть на суда гордого короля Карла? Командор негромко кашляет. В маленьких окошках не видно лиц. Двор в образцовом порядке, чисто подметен, трава примята — стало быть, по ней недавно ступали босые ноги.
Командор берется за дверь. Отворяет.
Снова кашляет, держа кремнёвку дулом вверх, а не вниз, как предписано воинским уставом. Он ведь рыбак, а не офицер. Входит в дом.
На кровати под окном лежит спящая старуха. Укрылась одеялом, белое лицо недвижимо.
Он понимает, что она мертва.
Испуганно пятится. Он повидал мертвецов, но то все были павшие в бою. Толкает Фабеля перед собой. Выйдя снова на двор, спрашивает шепотом:
— Видел, Фабель?
— Видел, — отвечает матрос.
На мгновение Гроза Каттегата прячет лицо в ладонях и стоит так, совсем безоружный. Внезапно у него вырываются слова, в которых Фабель не угадывает смысла:
— Атласных туфель у ней не было.
Немного погодя они идут дальше. Фабель примечает, что в действиях Грозы Каттегата уже нет прежней осторожности. Даже не пригибаясь, командор взбирается на холм, чтобы осмотреться. Перед ними открывается весь залив Дюнекилен с его узким входом и крутыми берегами. Над каменными взгорками в глубине торчат высокие мачты.
Спускаясь с холма, они встречают мужчину, который несет на плече доски.
Тропа, сбегая к самой воде, круто огибает березовую поросль, и он возникает перед ними неожиданно. Чайки кружат над ними с резкими криками. Ноги мужчины привычно и мягко ступали по тропе, несмотря на тяжелую ношу. Столкнувшись с ним лицом к лицу и прочитав в его глазах удивление, недовольство, подозрительность с явным оттенком чувства, которое Турденшолд назовет ненавистью, рассказывая потом этот случай Тёндеру, командор выхватывает нож и вонзает ему в горло.
Удар верный. Мужчина валится навзничь, роняя доски на камни. Смотрит на них напоследок, и взгляд его выражает обиду и гнев — вполне оправданный, можно сказать. Истекая кровью, он умирает у них на глазах.
— Я был вынужден, — тихо произносит Турденшолд.
Фабель отзывается кивком.
Они оттаскивают труп в сторону, пытаются спрятать в шиповнике, но и он, и они здесь слишком выделяются. Доски и вовсе некуда деть. Бросив все, они поспешно уходят. Перевалив на другую сторону пригорка, так что и Дюнекилена опять не видно, они останавливаются передохнуть, и Гроза Каттегата говорит:
— Может быть, это был ее сын? Нес доски для гроба?..
Фабель снова кивает.
Теперь не время осторожничать. Никто не скажет про Грозу Каттегата, что он опасается идти первым. Он выбирает самый высокий пригорок, куда незамеченным влезть трудновато, а влез — укрыться особенно негде. Они прячутся за небольшой плитой. А тут еще чайки поднимают крик. Словно нанялись на службу к шведам и вознамерились известить их, что Гроза Каттегата высадил своих лазутчиков.
Он достает бинокль. Изучает берег аршин за аршином, видит шхеры и подводные камни, будто спины мертвых китов у самой поверхности. У него хорошая память. Что один раз увидел, сидит в сознании прочно, как печать на горячем сургуче.
В самой глубине залива расположились шведские суда. Он насчитывает двадцать с лишком, большинство — тяжелые транспортные баржи, очевидно, загруженные полностью снаряжением для полков короля Карла. Есть и два линейных корабля; насколько он может судить, пушки стоят наготове у портов. Прибрежные холмы кишат людьми. Но разгрузка — невесть почему — вроде бы еще не начата. Тем лучше для него. Должно быть, король Карл медлил с приказом, пока оставалось неясным положение на границе.
Но теперь-то вот-вот начнут?..
Турденшолд видит также группу офицеров, явно высших чинов, и один из них верхом. Ему вспоминаются слова фон Стерсена: «Шведский король Карл предпочитает, когда позволяет обстановка, сидеть на коне в окружении пешего отряда». Так-так… он всматривается до боли в глазах… похоже, новые офицеры, которые присоединяются к группе, отдают честь всаднику? Уж не сам ли король Карл вскочил на коня и прискакал сюда, чтобы лично увидеть, что происходит в Дюнекилене, и отдать приказ, прежде чем возвращаться к войскам у Фредрикстена и вновь повести их на приступ?
Не так уж много часов требуется искусному всаднику, чтобы на быстром коне проделать путь от Фредриксхалда до Дюнекилена.
Жгучее волнение охватывает Грозу Каттегата. Он подтягивает кремнёвку. Прикидывает, кто из них двоих лучший стрелок: он или Фабель? На Фабеля он особо не надеется. Да и сам он больше привычен к пистолету, чем к кремнёвке. К тому же мишень находится на расстоянии двух выстрелов, если не больше. А если метить выше? При удаче пуля попадет прямо в цель. И никто не поймет, откуда стреляли.
Но он не торопится. Понимает: сейчас лучше не горячиться, можно все испортить и ничего не достичь. После выстрела немедленно примутся искать стрелявшего. Могут найти лодку среди шхер. Убитого с досками. И придется Тёндеру без Грозы Каттегата поднимать паруса и брать курс на Ларколлен.
Он даже отчасти рад, когда группа трогается с места и всадник исчезает за домами.
Случай упущен, и он это сознает. Сознает также, что за желанием выстрелить крылось опасение за исход атаки, от которой он теперь не может уклониться. Делает знак Фабелю. Они спускаются крадучись с пригорка и идут обратно туда, откуда пришли. Только обходят другой тропинкой покойника и дом, где лежит мертвая старуха.
— Сегодня ночью… — говорит он Фабелю и улыбается.
Натянутая улыбка человека, нарушающего приказ. Но ему двадцать пять лет, у него короткая шея, и он уже не думает о том, кому перерезал горло.
— Есть ли у них батареи на берегу, вот вопрос, — шепчет он Фабелю.
Но еще больше беспокоит его сейчас другое: как бы лодку не обнаружили.
Нет, вот она — стоит на месте, покачиваясь на волне, они садятся на банки и промачивают горло водкой, прежде чем грести обратно к отряду.
Из вестника «Хроника событий», июль 1716 года, фамилия корреспондента неизвестна
Стремительно проскакав весь путь от Торпума под Фредриксхалдом, король Карл XII в ночь на шестое июля прибыл в Дюнекилен. Его появление было полной неожиданностью для офицеров на стоящих здесь судах королевского флота и, по слухам, вызвало немалый переполох. Рано утром король инспектировал батареи на берегу и выслушал доклад командира флотилии, адмирала Стрёмшерны, какие пушки и какое прочее снаряжение доставлены транспортными судами. Таким образом, не подлежит сомнению, что король намеревается возобновить штурм крепости Фредрикстен.
Шведская флотилия в Дюнекилене насчитывает около 25 судов, среди них много галер с тяжелым грузом, и проводка их, несомненно, потребовала величайшего искусства. Здесь, в надежной и узкой гавани Дюнекилена, судам не грозит нападение. Отсюда можно будет в несколько дней переправить снаряжение по суше до пролива Свинесюнд и дальше, непосредственно под Фредрикстен. Правда, эта транспортировка будет стоить крови, падут и лошади, и люди. На обочинах дорог от самой границы валяются трупы животных и разбитые подводы, в канавах лежат убитые солдаты, многие хутора сожжены, возможно из-за небрежного обращения солдат с огнем, но, пожалуй, чаще речь идет о карательных мерах короля против крестьян, неохотно удовлетворяющих нужды войска. Идет набор крестьянских парней, чтобы восполнить чувствительные потери армии. Рассказывают также — но это военная тайна, не предназначенная даже для ушей самого короля, — будто молодых крестьянских девушек забирают для солдатских нужд, ибо послушание и сила солдат возрастают, если питаются тем, к чему всегда вожделеет мужчина. Однако король — шепчутся его офицеры в веселой компании — никогда не испытывал этого голода и не понимает тех, кто ему подвержен.
