Лицо Ронни просветлело.
— Ну вот и хорошо, — сказала она.
Простенькая шутка Тайлера напомнила ей о старых добрых временах, когда они жили весело и беззаботно, когда еще не было этого мрачного, много пьющего и депрессующего Тайлера, когда он любил шутить и посмеяться. Сейчас ей отчаянно хотелось коснуться его, очутиться в его объятиях… но это было совершенно невозможно. Между ними словно каменная стена. Уже давно.
Ронни взяла пульт дистанционного управления и выключила телевизор.
— Я совсем сонная, — сказала она. — Ты тоже ложишься?
Тайлер кивнул:
— Да, прямо сейчас.
Ронни положила свою чашку в раковину и после секундного колебания сказала:
— Завтра воскресенье. Не обязательно вставать рано. Хочешь ко мне?
На их языке это значило только одно.
Тайлер не знал, способен ли он в его нынешнем душевном состоянии на секс и ласку — даже при том, что он безумно стосковался по телу жены… Однако грех не попробовать.
— Отлично. Спим вместе и до полудня!
Ронни послала ему воздушный поцелуй и пошла к лестнице.
А Тайлер продолжал сидеть за кухонным столом. Потягивал колу и задумчиво смотрел на высоченные черные окна, прилежно провожая взглядом бегущие по ним струйки дождя…
Он наблюдал за двуножками, которые суетились внизу. Некоторые из них двинулись вверх по тропе и прошли мимо него. Он знал, что собаки чуют его. И с удовольствием ощущал на расстоянии их страх. Правда, их страх был неинтересный, какой-то хилый и тусклый — словно пасмурный день. В сравнении с ним страх, шедший из сознания двуножек, был как солнечный день — яркий, насыщенный, многокрасочный. Но даже этого блеклого страха было достаточно, чтобы собаки уперлись намертво и не стали его преследовать.
Когда последний из двуножек забрался в свой твердошкур, все твердошкуры открыли свои огненные глаза и убежали прочь.
Обычно он днем спал, а ночью бродил. Однако ночи, когда лил дождь, он имел привычку пересиживать в каком-нибудь сухом убежище. Этой ночью было иначе: он не ощущал ни дождя, ни холода — только невнятное возбуждение и зуд что-нибудь совершить.
С легкостью, без помощи рук спустившись по склону такой крутизны, что двуножки поднимались бы по нему на четвереньках, он двинул в сторону речки. Зашел на мелководье, напился. Ледяная вода приятно холодила натруженные ступни. Река, вздутая дождем, шумно бурлила.
Вдалеке на склоне его внимание привлек огонь. Берегом реки он пошел в его сторону. Оказалось, что огонь горит в деревянной пещере над берегом реки. Он знал, что двуножки строят себе большие пещеры из дерева. Но эта пещера была совсем-совсем маленькой.
Он чувствовал, что в деревянной пещерке кто-то есть.
Когда он подошел совсем близко, из пещерки донесся внятный громкий визг. Он озадаченно поводил ушами. В его лапах вот так визжали многие умирающие зверьки, но этот визжал на одной ноте и так долго, что никакого дыхания не хватит. Вдобавок он не воспринимал даже малейших волн страха, сопровождающих умирание. Слышал он только мысли двуножки в пещере. Спокойные-преспокойные. Очевидно, именно этот двуножка каким-то образом производил однотонный визг.
Голода он не испытывал. И даже однотонный визг из пещеры его никак не будоражил. Но в его мозгу еще носились предыдущие картины: суетящиеся многоножки и как он хотел их поубивать, а потом передумал. В сознании вдруг ни с того ни с сего всплыли сцены Великого Пламени; вспомнилось, что и как пригнало его в эти края. Ощутив внезапный прилив ярости, он вперил хмурый взгляд в деревянную пещерку. Двуножка, который производил непрерывный писк, был там, в надежной ловушке.
Глава тринадцатая
Не в силах пассивно ждать результата усилий дружественных политиков и полиции, Карен Робертс весь вечер обзванивала знакомых, прося совета и помощи. Живее всех на ее горе отозвался Стив Кинер, энергичный и инициативный старший партнер фирмы, в которой работал Митч. Он с ходу пообещал лично разыскать мужа Карен и Джека. И действительно уже через двадцать минут Стив Кинер выходил из своего роскошного прибрежного особняка неподалеку от Мэдисон-парка, чтобы поднимать других служащих фирмы на поиски пропавших коллег.
Мак покосился на наручные часы: да, скоро уже полночь. Он провел рукой по своим темным волосам, мокрым от упрямого дождя, то моросящего, то припускающего до ливня. Поблизости от него Карильо сидел в автомобиле и что-то записывал в свой блокнот. Дальше стоял ПРТС «Седьмого канала» — с тарелкой на крыше. Телебригада убирала оборудование и готовилась к отъезду. Крис Уокер сидела на кресле пассажира, курила, выпуская дым в открытую дверь, и делала какие-то заметки.
Мак чувствовал себя единственным бездельником. Курево он ненавидел. Но сейчас красивая женщина с белым цилиндриком сигареты в руке показалась ему зверски сексуальной. Он смотрел на нее, пока она не подняла голову. Их глаза встретились. Крис чуть заметно кивнула ему, словно бы извиняясь: мол, если я на вас и наехала не по делу, то единственно из журналистского усердия, а вас лично я обижать не собиралась. Что на самом деле значил этот кивок — одному Богу известно. Но Мак решил трактовать его именно как извинение.
Крис не раз тайком поглядывала на детектива. Ей вообще нравились высокие мужчины, благо она и сама была изрядного роста. У этого Мака умные-преумные глаза, мужественное лицо. И копна черных волос — приглаженных и в то же время живописно слегка взъерошенных…
При этом она не забывала обдумывать то, что узнала за последний час.
Прорисовывался очень любопытный репортаж. По крайней мере в перспективе. Три пропавших человека: два адвоката и лесник. Сдрейфившие собаки-ищейки. Потерянная дверная дистанционка и пятно крови на тропе. Что за всем этим — непонятно. Однако такой наворот странностей не может закончиться пшиком. Не должен!
Карильо подошел к Маку:
— По-моему, пора сваливать отсюда.
— Все члены поисково-спасательной бригады вернулись? — спросил Мак.
— Так точно.
Мак пронаблюдал, как отъезжает машина телевизионщиков, потом перевел взгляд на Билла Александера, который разговаривал с двумя другими помощниками шерифа и старшим поисково-спасательной бригады.
— Карильо, а что ты думаешь о пропавшем лесном инспекторе?
Карильо тоже посмотрел в сторону Билла Александера, насмешливо хмыкнул и сказал:
— Ну, этому «герою» большой веры нет. Даже когда просто рассказывает о том, как он нашел очередную пустую машину, впечатление — вот-вот обмочится от страха. И кровь, которую он якобы видел, оказалась сказкой. Но адвокаты исчезли — и это факт. Будем над этим работать. А если и лесной инспектор пропал — значит, поработать придется всерьез.
За деревьями мелькнул свет фар. Затем на поляну выехал новенький «рейнджровер». Машина остановилась, и из нее вышли четверо мужчин. Они сразу угадали, где начальство, и направились к Маку и Карильо. Главным у них был, похоже, спортивного вида поджарый мужчина под шестьдесят.
Карильо встретил их не очень дружелюбно, с подозрением.
— Чем можем служить? — спросил он угрюмо.
— Здесь пропали Митч Робертс и Джек Ремсбекер? — ответил вопросом на вопрос поджарый мужчина.
— Ваши друзья? — догадался Мак.
— Друзья и коллеги. Позвольте представиться — Стив Кинер.
Мак и Карильо пожали протянутую руку.
— А это другие добровольцы из нашей фирмы: Алан Эриксон, Адам Олинк, Джон Котран.
Маку и Карильо пришлось пожать руки и остальным.
— Мы детективы из снохомишского окружного управления, — сказал Мак. — Осмотр места происшествия завершен, и мы прекращаем работу до утра. Предварительные поиски закончились ничем, и мы отозвали спасательную бригаду. Ночью тут опасно. Дождь, крутые склоны, обрывы. Возвращайтесь с рассветом. Вы нам пригодитесь. Подъезжайте к семи или к половине восьмого.
Кинер покачал головой:
— Спасибо, но нам ждать до утра не по сердцу. Начнем поиски прямо сейчас. Если Митч и Джек попали в передрягу и ранены, то могут не дожить до рассвета.
Карильо, не стесняясь, закатил глаза. Им только новых пропавших адвокатов не хватало!
— Послушайте, мы понимаем ваши чувства, — сказал он. — Однако не можем позволить вам такой безответственный поступок. Ночью в горах слишком опасно!
Тут вмешался второй из группы юристов — Адам Олинк, на вид совсем молодой, словно только что со студенческой скамьи:
— Послушайте, детектив, эти люди — наши друзья и коллеги. И мы обещали их семьям найти их. Юридически вы не имеете права помешать нам. Что вы спасовали перед темнотой — на вашей совести, а мы, уж извините, свое дело до конца доведем!
