Вызов внезапно сбрасывается, а я отнимаю смартфон от уха и смотрю на записанный номер телефона.
С каких пор я стал таким навязчивым? Я ведь сам хочу избавиться от Дарьи, а сейчас собираюсь названивать Никольской, как сталкер, потому что номер она так и не дала?
Оторвемся, блин, друг с другом. Может, плюнуть на все это, если я действительно хочу просто оторваться? Для такого есть объекты доступнее… или я хочу чего-то другого?
И, задолбавшись думать над этим, я просто нажимаю кнопку вызова и смотрю, как смартфон соединяет меня с Настей.
Малахова Анастасия. Ей абсолютно не идет эта фамилия.
Эпизод 27. Настя
Элиас Бергман пятнадцать лет назад — добродушный толстяк, умный парень, хороший друг и отвратительно честный человек. Элиас Бергман сейчас — мачо, кобель, наглый тип и обаятельный врун.
Теперь я просто уверена, что это какой-то другой Элиас! Просто по невероятному совпадению у него тоже была школьная подруга Никольская.
— Возле второго подъезда остановите, пожалуйста, — произношу я таксисту, и убираю пальцем с лица прядь волос, которая щекочет губы. Тут же проносится воспоминание, как Элиас говорил всякие глупости, находясь в сантиметре от моего лица. Боже, какой самоуверенный он стал. Застрелиться.
С другой стороны, он человек из другого мира. Недоступного для меня — мира ухоженных умных девочек, дорогих машин и ресторанов, мира, где главными насущными вопросами выступают «как и где провести сегодня вечер», а не «как растянуть зарплату на тридцать дней». Вероятнее всего, что он имено со мной такой. Просто пользуется своим статусом. Обидно, досадно… но мир справедлив. Когда-то я была девочкой из хорошей семьи, дружила с крутыми ребятами школы и стала зазнайкой. А родители Элиаса тогда нуждались…
Такова жизнь. Сегодня ты на коне, а завтра под конем.
Я, хихикнув, и поймав изумленный взгляд водителя, выхожу из такси, шагнув прямо в глубокую лужу. Кроссовок весело булькает и нога тут же становится мокрой по щиколотку.
— Блин! — вырывается у меня, — вы остановить подальше не могли?!
— Сами сказали — у подъезда, — доносится из такси, — я у подъезда.
Идиот. Реально ведь в луже затормозил!
Я в отместку с силой хлопаю дверью, и тут же с шорохом опускается окно.
— Я те щас по лицу хлопну, коза! Принцесса, мать ее…
Такси внезапно резко газует, и мне в лицо летят брызги грязной воды. Я ошарашено захлебываюсь, отплевываюсь от песка во рту, стряхиваю пальцами воду с лица и смотрю вслед желтой машине. Нет, вот тварь!!!
Куртка и джинсы покрываются темными коричневыми разводами, пока вода из лужи впитывается в ткань, расплываясь мерзкими пятнами. Мне хочется поднять голову и тоскливо завыть. День может быть еще хуже? Меня проклял кто-то? Так и знала, что нефиг было вчера с Элиасом шляться и ловить десятки взглядов от девушек. Ставлю все, что это именно их зависть. Эй, девочки, мне это сокровище кобелиное даром не нужно! Уберите вашу порчу, блин!
— Настюш, солнышко, что с тобой?
Ааааргх!
Я медленно поворачиваюсь с лицом «ща убью». Позади сочувствующе улыбаясь стоит Родион.
Да, день может быть еще хуже. Определенно.
— Чего тебе?
— Ты упала?
— Родион, конкретнее давай, — чего надо? — спокойно произношу я, понимая, что когда он такой заботливый — ему что-то нужно от меня, или начался новый виток идиотизма под названием «вернуть удобную жену, вдруг оттаяла», — меня такси обрызгало.
— Дочь хочу увидеть, Настя, — усмехается неприятно он, — выведи ее погулять.
Чума просто.
— Родион, Соня не собачка. Поднимись и пообщайся с ней.
Он морщится. Я знаю, почему — бывший муженек в курсе, что дома моя мама. Он ее опасается, и ведет себя смело только под градусом, как вчера.
— Погода вроде неплохая, — находит он отмазку, — тебе чё, не могу понять, жалко? Я отец и хочу выбирать сам, как и где общаться с дочерью.
— Слушай, отец, — фыркаю я, не удержавшись, — если уж вспоминаешь о родительских правах — вспомни и об обязанностях. Можешь начать платить алименты. Мне проще станет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он цыкает, закатив глаза.
— Нефиг было от меня уходить, Настя. Было бы проще.
О, Боже. Я разворачиваюсь и иду к подъезду, решив закончить этот разговор. Не хочу нового витка ругани, не хочу объяснять, что легче мне б не было с мужем, который шляется по бабам и лежит пузом кверху на диване.
— Слыш, Настя, — доносится мне в спину ехидный голос, — не хочешь по-хорошему, тогда будем по-плохому. Я нанял адвоката и буду судиться с тобой за ребенка.
У меня глаза лезут на лоб и я едва не спотыкаюсь об одну из ступенек.
— Чего-о? — вырывается у меня, и я поворачиваю в сторону Родиона голову. Он стоит, засунув руки в карманы и самодовольно улыбается, — ты нормальный вообще? Ни один суд не отберет у меня ребенка. Она маленькая, и я ее мать. Ты придурок?
— Не-е, Насть. Будем воспитывать Соню пополам. Полгода я, полгода ты, — он скалит неровные зубы, — я все продумал. Ты еще приползешь ко мне на коленях.
И он уходит, оставив меня пораженно ловить воздух ртом, пока я пытаюсь что-нибудь выдавить из себя.
Мне кажется, что его слова породили в моей груди горячего и ядовитого дикобраза. Потому что мерзкий и колючий страх растекается по моим венам, а сердце готово выпрыгнуть, чтобы сбежать от этого ужасного чувства.
Я набираю код на домофоне трясущимися пальцами, и цифры перед глазами расплываются. Залетаю в подъезд, иду к лифту и на автомате нажимаю в нем кнопку этажа.
Нет, это бред какой-то. Он же не может так поступить? Наверное, он хотел меня запугать. У него это удалось, потому что меня просто трясет. У меня нет денег на адвокатов! Какого черта вообще происходит?! Я не могу отдать Соню ему ни на день, потому что она просто к нему не привыкла!!! Ему плевать на ребенка!!!
Телефон в кармане начинает звонить и я достаю его, едва не выронив на пол. На экране незнакомый номер.
Почему-то от этого меня трясет еще больше, будто бы мне уже звонят из суда, чтобы сказать безэмоционально «собирайте ребенка, он едет к отцу на полгода».
Я принимаю вызов, чувствуя, будто сердце падает куда-то вниз.
— Да?…
— Ммм, слушай, Никольская, — врывается в уши приятный голос кобеля Элиаса, и я резко выдыхаю. Меня отпускает, и внезапно слезы льются рекой из глаз. — я хотел…
— В задницу иди, Элиас, — всхлипываю я, даже не заботясь, что он там подумает о моих рыданиях в трубку, и сбрасываю вызов.
Пусть тешит свое самолюбие и думает, что я плачу из-за него. Откуда он вообще мой номер взял?!
Эпизод 28. Элиас
Я недоуменно смотрю на смартфон.
Все заготовленные фразы выветриваются из головы подчистую. Меня обычно раздражают женские слезы. Особенно, когда они льются по какому-то абсолютно идиотскому поводу, вроде “эта стерва пришла в таких же туфлях, как у меня, прикинь?”. Наверное, я уже разучился думать о том, что женщины могут плакать по другим причинам, но что-то мне подсказывает, что у Никольской иного масштаба проблемы, чем похожие туфли у заклятой подружки.
«Элиас» — спокойно замечает мозг, — «тебя в задницу послали. Зачем тебе думать о ее проблемах?».
Сижу и барабаню растерянно пальцами по рулю. Те самые четверо парней гоповатого вида по-прежнему молча сверлят мою машину взглядом. Они живые вообще? Или голограмма? О чем я думаю?
Черт, а если у нее там что-то случилось?
«Остановись» — устало советует мне разум, но я уже снова набираю номер брата.
— Да мать твою, Элиас, — рычит Эрик после двадцатого гудка, — че тебе еще, а?!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Дай мне Лену, пожалуйста.
— Ты совсем опух? — интересуется он, я слышу отдаленный мат, и потом голос его жены в трубке. Звучит он вроде приветливо, но за этой приветливостью проскальзывает «да ты задрал», — да-а, Элиас?…
— Дай мне, пожалуйста, адрес Анастасии.
— Пфф, — вырывается у Лены, — ты издеваешься?
