Я возмущенно смотрю на этих двух предательниц и тоже встаю.
— Давай я погуляю, мам. Я…
«Работаю и мало вижу Соню» — хочу закончить я, но мать украдкой бьет меня по заднице ладошкой.
— Успокойся! Вечером погуляете, — шикает она и уводит радостную Соню.
Ну вообще… я сажусь обратно, покосившись на Элиаса. Этот стервец сидит с абсолютно спокойным лицом, и только искорки веселья в его глазах выдают, о чём он думает. Моя мама слишком уж очевидна.
Они шуршат одеждой, гремит самокат, который мама достает из шкафа, пока мы с Элиасом сидим, сохраняя гробовое молчание, и спустя пару минут я слышу Сонино «Пока!» и хлопок двери.
Супер.
Элиас в ту же секунду разворачивается ко мне на стуле. Я приподнимаю вопросительно бровь, встретив его ироничный взгляд.
— Так что у тебя там случилось, Никольская? — интересуется он, разглядывая мое лицо. Наверняка у меня еще красные после слез глаза.
Я отвожу взгляд, рассматривая отсчитывающие секунды часы. Боже, как же хочется решить все одним махом, просто поплакавшись кому-то. Например, вот этому человеку, который жгет меня взглядом. Но у всего есть своя цена. Это только в детстве мы могли совершенно безвозмездно и наивно помогать просто так друг другу…
Тем более, Элиас слишком далек от подобных проблем. Он просто даже не поймет.
Я качаю головой, снова поворачиваюсь к нему, чтобы сказать «все окей» и вздрагиваю. Он сидит, подавшись вперед и поставив локти на колени и смотрит на меня так, будто готов прямо сейчас вытянуть и вытряхнуть из меня всё.
— Говори, Анастасия, — медленно произносит он, а я как-то тушуюсь от его тона, — я все равно от тебя не отвалю.
Чертов Бергман. Он все такой же настырный.
Эпизод 30. Настя
Я снова окидываю его быстрым взглядом, и, все-таки, решаюсь заговорить. Да черт со всем этим. Будь, что будет. Откажет — и ладно. А вдруг поможет? По старой дружбе. Вряд ли, конечно…
— У тебя есть хороший адвокат, Элиас?
— У меня есть хороший адвокат, Настя. Для чего тебе? — хмыкает мужчина.
— Можно я не буду говорить?
— Нельзя.
— Мой бывший муж собирается отсудить у меня ребенка, — медленно произношу я, и горло сдавливает невидимая рука, когда я снова осознаю масштаб своей проблемы.
Элиас косится в сторону холодильника, рядом с которым сидела Соня. Сейчас там одиноко сидит только огромный медведь. Кажется, ей удалось почти отковырять ему глаз. Он странно выпирает и я ставлю мысленно пометку, что надо бы его отрезать, пока дочь не решила его случайно сожрать.
А бывший друг молчит. Я только вижу, как он задумчиво поджимает краешек губ и внезапно тянется в карман за смартфоном.
— Этот адвокат не станет заниматься семейными делами, — спокойно говорит Элиас при этом и я обреченно вздыхаю. А казалось — спасение так близко… — но у меня есть знакомые, которые могут знать нужного человека… погоди секунду, — заканчивает он неожиданно, подарив мне новый лучик надежды, и прикладывает телефон к уху, — привет еще раз. Вы там че, до сих пор спите?
Динамик изрыгает громкие ругательства, и Элиас, поморщившись, убавляет звук. Я сижу, ни жива ни мертва, со страхом ожидая, что он мне скажет. И о том, что мне придется у него еще раз попросить…
— Ты все сказал? Я по делу. Кто твою Лену с бывшим мужем разводил? Дай номерок.
Я приподнимаю брови. Вот так внезапно! Он звонит брату?
Ленин развод — это была целая эпопея с разделом кредитов и совместно нажитого в виде микроволновки, пылесоса и телевизора, затягиванием процесса развода по состоянию здоровья ответчика и прочей дребедени. А еще ее бывший написал заявление в полицию, что та выкинула его вещи на помойку.
Кажется, там не обошлось без силовых методов решения вопроса, после чего ее бывший козлик явился в суд, отозвал встречный иск и даже согласился развестись.
— А… — произносит внезапно Элиас, — ясно. Окей. Скинь номер мне тогда.
И сбрасывает вызов, потыкав в экран. Задумчиво смотрит на телефон минуты две, тот вибрирует, и Элиас поднимает на меня взгляд.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— У тебя же есть Ватсапп на этом номере?
— Есть.
— Лови, — он снова проводит пальцем по экрану, и телефон в заднем кармане коротко вибрирует. Я достаю его, снимаю блокировку и смотрю на новое сообщение в Ватсаппе. Просто молча сверлю его взглядом, не открывая. Кажется, у меня начинает дергаться глаз, от того, что один из вопросов решился так быстро, и мне внезапно пора переходить к самому неприятному, — Никольская, это все?
— Ммм… — дрогнувшим голосом произношу я, и внутренности сжимает страх, — есть еще кое-что… просьба одна.
— Какая?
Его голос просто сочится любезностью. Такой добрый папочка, готовый руками море развести. Я с подозрением смотрю на него. Действительно — сидит с такой лучезарной ухмылкой.
Элиас ловит мой взгляд, придвигается ближе, что мы упираемся коленками, и елейно произносит:
— Давай я попробую угадать, Настя… адвокат берет достаточно дорого за свои услуги. Тебе денег дать, да?
Чертов Бергман!
Я чувствую себя как пятилетка перед взрослым, которая наивно считает, что мама не знает, что она тырит из вазочки конфеты. У меня что, на лбу написано «денег нет, но я держусь»?
— Слушай, если собираешься поиздеваться надо мной, то… — начинаю я, но он перебивает:
— Я не собирался издеваться над тобой, Анастасия.
— Тогда одолжи мне… хоть с процентами.
Элиас приподнимает бровь.
— С процентами? Под сколько процентов годовых?
Боже… я нервно приглаживаю волосы, чтобы хоть куда-то деть руки, и не вертеть в них смартфон.
— Не знаю… — пожимаю я плечами, — под сколько обычно дают?
— Давай начнем с тридцати девяти, — в серых глазах мужчины просто светится ирония, — можешь немного поторговаться.
— Тридцать девять?! Но…
«Если адвокат берет тысяч сто — наверняка около того, не меньше, то мне только собой и останется расплачиваться» — мелькает дурацкая мысль, а я мотаю головой. Элиас с протяжным и обреченным вздохом закатывает глаза. Кажется, в его вздохе звучит что-то матерное.
— Никольская, у тебя с юмором все плохо. Удивительно, вроде в школе ты была веселее, — произносит он, переводя взгляд за окно, — одолжу я тебе просто так. Вернешь, как сможешь.
— Ты серьезно? — меня подмывает расплакаться от облегчения, но я держусь. Может быть, тут есть какой-то подвох? Или Элиас не так уж и изменился за это время, и в душе у него живет по-прежнему добряк?
— Ага, серьезно. Хотя я вообще женщинам в долг не даю, — он окидывает меня взглядом с легкой усмешкой, — это странно. Если бы у нас были более близкие отношения, то тебе бы даже не пришлось думать, как вернуть долг.
— У нас нет близких отношений, Элиас.
— Я в курсе. Подумай над этим.
— Чего?!
Он смеется и поднимается со стула.
— Мы оба свободны, Настя. И я могу очень легко решить все твои проблемы, — произносит Элиас, глядя на меня. И хотя он произносит весьма расчетливые и циничные предложения, я не могу разглядеть ни капли издевки в его взгляде и позе. И это меня несколько смущает. Он говорит абсолютно спокойно, будто бы эти вещи — что-то обычное и само собой разумеющееся, — строго говоря, у тебя вообще бы не возникло подобных проблем.
Поразительно. Я медленно приподнимаю брови. Он на полном серьезе предлагает мне отношения и все-все-все решить по щелчку пальцев? Вот так просто без подвоха?
— Элиас, напомню, что у меня есть ребенок от первого брака, а ты — абсолютно свободный мужчина. Мало того, что это в каком-то роде мезальянс, так еще ты не совсем понимаешь, какие могут возникнуть проблемы с Соней, когда…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
—Только это тебя останавливает? Или ты все еще помнишь меня, как толстяка Элиаса, которого ты мысленно поместила во френдзону? — хмыкает он, перебивая меня, а у меня вырывается смешок.
