«Пожалуй, я знаю, что не так в этом столе! — догадался Егор. — В чем секрет». — Во всем, что видел Егор: в этой неприметной скатерти, расставленной посуде, салатах, тарелках и кружках, виделась и чувствовалась женская рука. Женская аккуратность и нежность, с которой все это делалось и создавалось. Как скучал Егор по женским рукам, что гладили его волосы, обвивались вокруг его шеи, скользили по лицу, вискам, глазам… Воспоминания о жене незаметно выбили на глаза слякоть, но громкий и веселый Кривицкий, активно управляющий застольем, не позволил воспоминаньям Егора овладеть им.
За красивым столом, в присутствии двух очаровательных женщин — Ольги Русалевой и Наташи Шнеур, Кривицкий даже не заметил отсутствие начмеда Шумейкина. Были здесь и другие офицеры медицинской роты, но они были особенно молчаливы, и вид у них был какой-то подавленый, от чего казалось, что хозяином стола был Кривицкий Геннадий Васильевич, а они — стеснительные его гости. Генка достал из-под бушлата бутылку, и разлил ее по кружкам. Егор с ужасом заглянул в свою.
— Милые женщины, — поднявшись, сказал Кривицкий, — Оль, Наташка, мы — саперная рота, поздравляем Вас с наступающим Новым годом! Желаем счастья в Новом году, здоровья и любви! С Новым годом!
Зазвенели эмалированная посуда, и в глазах Егора полетели в разные стороны искры феерверка, салюты и конфети…
По истечении двух часов, когда оба, и Егор и Генка собрались уходить, Генка вдруг вспомнил о начмеде:
— О! А где… начмед, а? Его-то мы не поздравили!
— Гена не надо! — взмолилась Русалева. — Не трогай его! Не порть праздника!
— Генка, перестань! — тихим голосом сказала Шнеур. — Ради нас…
— Погоди, Егорка, — не слышал их Кривицкий, — задержись-ка… Кажется, я кое-что забыл.
Егор остался, а через четверть часа, откуда-то снаружи, послышались звуки бьющейся посуды, металлический звон и бой стекла, удары и громкие крики Кривицкого. Ворвавшись в дверь противоположного крыла «госпиталя на колесах», Егор увидел нечто невообразимое. Посередине палатки лежала перевернутая армейская кровать, тлеющая перевернутая печка с несколькими коленьями печной трубы; матрацы и подушки, завернутые в синие одеяла. В углу, рядом с перевернутой печью стоял низенький стол с бутылкой медицинского спирта, две бутылочки с физраствором, и какая-то закуска. Из-под кровати, без признаков жизни торчали ноги майора Шумейкина, обутые в ботинки с высоким берцем. Шумейкин был в нокауте.
Перед глазами возник печальный образ майора Шумейкина.
— Генка, дурак, ты чего натворил?!
— Доктора потерял! Не видишь его? Только что здесь был! — дурачился нетрезвый Кривицкий.
— Да вон, его ноги торчат…
— Точно! Эй, майор! — крикнул Генка.
— У-у-у… — промычал майор. Признаться по правде, Шумейкин очень отдаленно походил на офицера, скорее был врачом. Хотя врачом, он тоже казался сомнительным. Слабовольный, слабохарактерный, и к тому же пьяница. Случалось так, что он выпивал в аптеке весь спирт, запивая его солоноватым физраствором, назначавшийся совершенно для иных целей. Не офицер; так, пьянь подзаборная… Но, как говорилось: в семье не без урода…
Егор схватил разгоряченного Кривицкого и насильно вытолкнул его из палатки начмеда. На выходе — извинился. В расположение своей роты оба шли мотаясь. Генка был пьян, шел, не сопротивляясь, выкрикивая в морозную пустоту скверные ругательства, сетуя на несправедливость.
— Не… Егор, ну ты посмотри какой урод, а!
— Ген, успокойся!
— Не, ну ты что, со мной не согласен, что ли? Урод же?!
— Почему он вдруг — урод? — спросил Егор.
— Я у него как-то спирт попросил… — сказал Кривицкий. — Он не дал! Я ему сейчас говорю: спирт дашь? А он мне опять говорит: не дам!
— А разве он должен давать тебе спирт? Может, у него нет спирта? — защищал Егор Шумейкина. — Он тебе что, обещал?
— Нет, не обещал! А спирта — нет, потому что он выжрал его весь, сука! — выругался Кривицкий.
— Ну и все! Забудь! Спирта нет… Шумейкин ничего не обещал… Что к нему лезть? И вообще, тебе какая разница, что он там делает со спиртом? — Егор перешел на шепот. — Ген, в конце концов, Шумейкин все-таки майор, не боишься?
— Боишься! Ты что… смеешься надо мной?! Значит, когда ты в Дагестане майору нос расшибил, это было нормально?! А я Шумейкину, нет…
— Ген, ну, во-первых, тогда случайно получилось, не сдержался. А во-вторых, он моего солдата при мне избивать стал… Что мне было делать?
— Вот… вот видишь! И мне ничего не оставалось! Спирта же он не дал…
— Ладно, Ген, пойдем! Скоро Новый год, в конце концов… Солдат поздравим…
Роту застали в нарядном новогоднем состоянии. Солдаты готовили свой и офицерский столы, на которых стояли: блюда с вареным картофелем, жареными окороками, винегрет «А-ля Кубрикофф», соленые зелёные помидоры, сыр, колбаса, салат из тёртой варёной свёклы и чеснока, приправленной майонезом, газированная вода и посуда. Водка и пиво охлаждались в баке с холодной водой. За столом сидели Кубриков, Стеклов и еще несколько контрактников.
— Вы где были? — спросил Кубриков.
— В санчасть ходили, женщин с праздником поздравили… начмеда навестили, — признался Кривицкий.
— Молодцы! Мы их тут ждем, а они…
— Ну ладно… давайте выпьем!?
Через полчаса Генка подсел к погрустневшему и опьяневшему Егору.
— Егор, я схожу в медроту, еще разок, а? — спросил Генка Егора.
До полуночи оставалось еще четыре часа.
— Гена, не надо тебе больше в медроту, слышишь? — попросил Егор.
— Угу… ладно…
— Я серьезно! Не трогай ты этого… Шумейкина.
— Егорка, ну ты посуди! Спирт ведь сожрал… весь… скотина! Я как не спрошу — спирта нет! А он… всегда пьяный! Видишь, как все загадочно!
— Так потому и нет, что весь выпил. Тебе-то он зачем? Тебе чего… мало, что ли?
— Егор, да он же для медицинских целей ведь… спирт-то! Для солдат! Потертости смазывать… укусы… ну, так?
— Ген, можно подумать, ты просил для болячек! Не смеши! Не ходи больше туда, хорошо!
— Да, хорошо, не пойду! — пообещал Генка.
— Спасибо… — сказал Егор, думая, что тема с Шумейкиным была на этом закрыта и забыта.
Все находились за праздничным столом, когда подошел дежурный по роте:
— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться к старшему прапорщику Кривицкому? — спросил дежурный.
— Валяй, — расслабленно сказал Егор.
— Товарищ старший прапорщик, к вам… — боец вдруг перешел на шепот, — принесли носилки…
Егор навострил ухо.
— Иду, — сказал Кривицкий, налил себе и выпил, не закусывая.
— Я не понял?! — нерасслышав, произнес Егор.
— Ладно. Егор только спокойно… Заноси! — махнув рукой, приказал Кривицкий.
Носилки занесли два солдата, лежачим больным, оказался Шумейкин.
— Шкаберда… Лапин… я не понял? — возмутился Егор.
— Егор, все нормально! Это я их отправил! — признался Гена.
Егор вопросительно посмотрел на Гену:
— Какого хрена его сюда притащили! Мы о чем говорили! — Егор перевел взгляд на Шумейкина. Лицо майора Шумейкина было как переспелый помидор, имело припухлости, но в целом было вполне сносным, возможно от того, что всегда было пьяным.
— Егор, не ругайся, все нормально. Я пригласил его в гости… извиниться надо бы… Новый год все-таки! А принесли… Так он, сказал, что ему трудно ходить… — Кривицкий был убедителен.
Егор даже засомневался. С одной стороны, верилось с трудом, что Кривицкий, действительно, одумался и раскаялся, но с другой стороны — и в правду, Новый год…
— Ладно! — радостно сказал Егор. — Новый год, так Новый год! Сажай за стол.
Начмеда, посадив за стол рядом с Кривицким. Генка, сложив руки на столе, пристально, скорее, с удовлетворением художника, любовался своей работой. Не глядя на бутылку водки, вытянул руку в сторону, прихватив ее, и все так же, не отрываясь от Шумейкинской физиономии, разлил содержимое по кружкам; подняв свою, произнес тост.
— Ну, за «лося»! — сказал Генка. — Чтоб жилося, пилося и еб. ося!
— За «лося»… — повторили многие, хором.
В следующую минуту все выпили. Выпил и Шумейкин. Но едва он успел оторвать кружку от губ, как получил сильнейший удар в лицо и рухнул с табурета на пол.
— Гена, твою мать! — выкрикнул Бис. — Что ты делаешь?!
Кривицкий ударил в тот момент, когда кружку была у Шумейкина во рту. У Шумейкина была рассечена бровь.
— Не… ну посмотри на него — урод какой! — злобно прыснул Кривицкий, — в санчасти спирта не дал… Нету у него! А у нас — пьет… и не отказывается, урод!
Егор закрыл лицо руками. Шумейкин тихо стонал под скамьей. Егор на секунду расстроился, а следом подумал:
«А что… ведь Кривицкий, все же прав?» — В момент закрутившееся дело новогодней ночи, превратилось в восторженную и счастливую карусель-свалку, которую уже ничто не могло остановить. В эту новогоднюю ночь, как в сказке о Золушку, пригодились все: «карета» скорой помощи, в виде носилок и двоих бойцов, санинструктор подполковника Че, беседка, холодный гараж, ставшей на время полевым операционным госпиталем и многое другое…
