– Ладно, ладно… – Я поглаживаю ее по плечу, глядя в другую сторону, – боюсь, что она снова примется плакать, а нам на сегодня уже хватит. – Да, я тебя понимаю, Гадор. Понимаю, но не одобряю.
– Но ты всегда говорила, что меня понимаешь!
– Да, да, конечно… Успокойся.
– Я спокойна. – Она вдруг вытирает глаза новым платком и старается распрямить спину. – Это были мои последние слезы. Я больше не стану плакать. По крайней мере до родов. А потом тоже ни одной слезинки. С этого момента меня больше никто не заставит плакать, абсолютно никто. А тем более мужчина.
– Ты только так говоришь.
– Единственное, что меня волнует, так это будущее моих детей.
– Сделать бы из этого Виктора чучело, – говорит Бренди, зевая.
Глава 14
Моя бабушка уже в возрасте, но физически она очень крепкая, должно быть, ее консерванты в отличном состоянии, хотя иногда у меня возникает ощущение, что она немного теряет чувство реальности или реальность представляется ей в странном свете. Она демонстрирует здравый взгляд на жизнь, когда выбирает номера для лотереи или сверяет их с теми, которые выиграли. Остальное время она пребывает в воспоминаниях и собственных мелких заботах, перемещаясь от кухни в нашем доме до «Корте Инглес»[9] и обратно. Ее короткие, тщательно причесанные, с проседью волосы кажутся произведением мастера инкрустации, у нее поджарое тело и нервные, угловатые движения; лицо мягкое и дружелюбное, как будто она все понимает или же, наоборот, абсолютно ничего не понимает. Мне бы хотелось признаться ей, что я богата, что в настоящий момент я владею настоящими сокровищами, кладом, который позволит оказаться нам двоим очень далеко отсюда, в каком-нибудь месте, где я смогла бы купить ей красивые платья пастельных тонов, которые будут элегантными, легкими и удобными, такими, как ей нравятся, а еще кровать два на два метра с москитной сеткой, которая придаст романтический колорит ее комнате. Мне бы хотелось ей сообщить, что настало время посмотреть мир и что я могу помочь ей это сделать. Она никогда не покидала этот город, с тех пор как приехала сюда в возрасте семнадцати лет с юга страны. Мне бы хотелось отправиться с ней в путешествие и слушать ее комментарии по поводу пейзажей, людей и разных мест, когда она будет их сравнивать с нашими. Страны, народы, храмы, руины, реки, базары… С чего бы начать? Малабо, Ямайка, Стамбул, Карачи?
Названия бурлят в моей голове, известные и чувственные, как обещание возможной любви. У меня есть деньги, бабушка. Ладно, не деньги, но кое-что дороже денег, которые в конце концов просто бумага, чья стоимость варьируется в зависимости от чьих-то капризов и колебаний каких-то индексов. Как говорят, золото – это не все, существуют еще и бриллианты. Подумай, бабушка: Огненная Земля, Москва, Фиджи, Острова Зеленого Мыса, Самарканд. Представь, бабушка: больше чем полкило бриллиантов и полная свобода, дорога, по которой можно идти до бесконечности.
Потому что мир велик, а жизнь просто игра.
Если бы я предложила ей такой план, бабушка поначалу пришла бы в восторг, но боюсь, после подумала бы, что слишком стара, чтобы столько передвигаться, и не захотела бы ехать со мной. Она бы предпочла, чтобы я однажды повезла ее по магазинам, здесь, поблизости. Я уверена. А потом она бы мне сказала «прощай» с балкона на этаже тети Мари и наблюдала бы, как я скроюсь из виду.
– Останови, останови скорее! – торопит меня Бренди, буквально вырывает у меня пульт дистанционного управления видеомагнитофона и сама быстро останавливает пленку. – Привет, бабушка.
Внутри аппарата, на маленькой пленке домашнего видео мой свояк Виктор пытается удовлетворить огромную матрону, настолько же горячую, насколько и уродливую. Тем не менее, похоже, сеньору не заботит собственное уродство, кажется даже, что она о нем не догадывается. Или, возможно, она поняла, что красота – лишь отправная точка уродства, и с тех пор стала любить себя, довольствуясь тем, что имеет.
Мы выяснили из разговоров, которые слышны на пленках, что Виктор сотрудник сети бесплатных сексуальных услуг, свободных контактов без всяких обязательств, угрызений совести и религиозных ограничений; эта деятельность не только снимает эмоциональное напряжение и стресс, но и предоставляет возможность взбираться на самые разные женские тела, которые можно вообразить. В действительности у него была не единственная любовница, как подумала Гадор, увидев несколько эпизодов с одной и той же партнершей, заснятых с разницей в пару лет. Как стало ясно, он обслуживал значительную часть женского населения, достигшего совершеннолетия, трудясь и в нашем городе, и в некоторых пригородах. И, что еще хуже, возможно, у Виктора нет собственной видеокамеры, и он пользуется аппаратурой своих партнерш, которые любезно делают ему копии, хотя он пока не может позволить себе купить видеомагнитофон.
Полагаю, мой бывший свояк – персонаж, о котором можно было бы сделать телевизионную программу и порассуждать в семь тридцать утра о сексе.
Наблюдая за его действиями в домашнем порнофильме, я вспоминаю мужскую особь мухи дрозофилы в разгар ритуала спаривания.
– Привет, девочки, – говорит бабушка, оставляет сумку на буфете и направляется в сторону кухни, потому что не слишком любит смотреть телевизор.
Я ее целую, и она исчезает за дверью. Я ее очень люблю.
Я снова сажусь перед телевизором и говорю Бренди, что, по-моему, у Виктора комплекс Эдипа: он пытается утолить свою жажду, имея многочисленные сексуальные контакты с женщинами почти всегда старше его.
– Комплекс Эдипа? – Бренди с ужасом округляет глаза; в дверях появляется наша собака Ачилипу, она подходит к Бренди, прижимается носом к ее коленям и нюхает. – Ты имеешь в виду того греческого парня, верно? Который убил своего отца, женился на матери, а потом вырвал себе глаза? Хочешь сказать, что Виктор следует его примеру? Разве можно предположить, что кто-то пожелает себе такой судьбы? – Она сурово качает головой, гладит животное одной рукой, а другой крутит прядь волос, немного ее послюнив. – Я считаю, что дело совсем не в этом, просто он таким уродился. Он, черт возьми, без этого не может. Когда он ходил в школу, у него было зеркальце, прикрепленное к ботинку, он ставил ногу поближе к девчонке, чтобы видеть ее трусы. Мне рассказала Гадор, он ей говорил. Парень, который в одиннадцать лет придумывает такой трюк… Я бы сказала, это уже определенный признак. Ясно, что из него мог получиться насильник-маньяк. Нужно благодарить Небо, что он нашел выход для того, что копится у него внутри.
– Чего именно? – спрашивает Бели, недавно пришедшая с улицы с грудой пакетов, которые она сваливает на стол в углу.
