Еле-еле, далеко не с первой попытки Любава забралась в седло. И верная Гулена сама довезла свою полумертвую хозяйку домой. Дома девица заползла в свой домик, свалилась на лавку и затихла. Больше ни на что она была не способна. Голова не болела, когда Любава лежала, не кружилась, но никакими словами нельзя описать, насколько девушке было плохо.
Потом хлопнула входная дверь, в избу вбежал Сольмир.
— Любава, ты живая? — прошептал он, опускаясь на колени перед скамьей с лежащей девицей.
Любава открыла глаза.
— Наши все говорят, что тебя кузнец Житобуд убил на болоте. Я чуть с ума не сошел.
— Это был кузнец? Тогда понятно.
— Тебе нужно помочь. Ты вся в крови.
— Ох, нет. Знаю я ваше лечение. Гусиные перья в рану… и лапки чьи-то сушеные…
— Любава, представь, перед тобой раненый в голову человек, — приказным тоном заявил Сольмир, — что будешь делать?
— Промою рану и наложу повязку с мазью, — быстро ответила лекарка, даже не задумавшись.
— Где у тебя хранятся тряпицы и травы для промывания? — тем же жестким тоном спросил Сольмир.
Любава ответила.
— Понимаешь, — пробормотала она, когда ученик бережно промывал ей рану, — главное — не рана. Там только сучок скользнул по коже, ничего особенного. Главное, что мне очень плохо. Я встать не могу, еще и кобыла растрясла.
— Ты мстить будешь? — тихо спросил Сольмир.
Любава напряглась. Даже забыла, как ей плохо. Ведьма мстить обязана. На то она и ведьма. И даже не ведьма, любой человек должен отомстить обидчику в ее случае. Отказавшись мстить, новгородка признается в том, что она христианка. Христиане как раз и отличались от всех остальных тем, что не вступали в добрачные связи и не мстили. Ни за что, никому и никогда.
Ага, но почему тогда он спросил?
— Скажи, чтобы все четверо носили при себе чеснок, пророщенный через конский череп, — прошептала Любава. — Именно чеснок. Базилик меня не остановит. Понял? Так всем и передай.
Сольмир ничего не ответил и только погладил ее волосы на неповрежденной части головы.
Дверь хлопнула еще раз. На пороге возник Всеслав. Он ничего спрашивать не стал, только молча прислонился к косяку.
— Всеслав, помоги, — не оборачиваясь сказал Сольмир. — Ее нужно приподнять, чтобы я голову замотал. Сама Любава приподняться не может.
— Не может? — почти как эхо повторил Всеслав.
— Тебя бы дубиной по башке треснули, ты бы тоже не смог, — тихо сказала Любава.
Всеслав подошел и чуть приподнял ей голову и плечи над лавкой. Так и держал, пока Сольмир заматывал голову новгородке. Потом ей завязали косынку и опустили на скамью.
— Тебе бы заснуть, — сев рядом с ней на пол нерешительно сказал Сольмир.
— Я не могу. Хочется кричать, плакать, еле сдерживаюсь. И очень, очень плохо. Хотя почти ничего не болит.
— Точно нужно заснуть. Любава, у меня дома есть сонное зелье. Очень хорошее. Выпьешь, если я принесу?
Любава дернулась.
— Ни за что. Завари мне лучше шишки хмеля с листьями пустырника.
— Любушка, да это другое зелье. Простой сонный напиток. Согласись. Я же несколько лет с охраной караванов ходил. Многое видел. Поверь мне, тебе поможет.
— Сольмир, — вмешался Всеслав, — возьми моего коня, он у ворот, и скачи скорее к себе за зельем. Не видишь, что она сама не своя?
Сольмир легко поднялся с пола и быстро вышел.
— Интересно, а какое это было зелье у Сольмира, которое тебя так напугало? — задумчиво произнес Всеслав, садясь рядом с ней на лавку.
Любава не ответила, а в избу вошел Харальд.
— Что произошло? Коротко.
— Я собирала клюкву на болоте. Пришло четверо. Один из них подобрался сзади и ударил меня по голове.
— Любава, если бы кузнец Житобуд ударил тебя сзади по голове, ты бы в живых не осталась, — резко сказал Харальд.
Всеслав рядом с ней замер.
— Я заметила его, когда он подходил. Он подошел против солнца. Я видела его тень, видела, как он поднимает дубинку. И уклонилась в последний момент.
— Ты видела и не убежала?! — выкрикнул рядом с ней Всеслав.
Любава застонала от резкого звука. Потом пристально вгляделась в серые глаза молчащего Харальда. Из ее глаз наконец потекли слезы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Сольмир ускакал за сонным напитком, — тихо сказал Всеслав.
Но Любава не хотела засыпать. Ей надо было нормально отчитаться своему Старшому.
— Всеслав, выйди, — решилась она. — Мне нужно сказать Харальду последние слова. На случай, если я не проснусь.
— Что, такие напиточки у Сольмира? — с легким ехидством произнес Всеслав, скрывая свое потрясение.
— Харальд, — тихо произнесла Любава, когда он вышел, — там, у болота есть дерево, две сросшиеся осины. В дупле какой-то ворот, что ли. Муромцы его поворачивают. Наверное, в трясине натягиваются канаты. Потом поверх опоры кладутся плетеные мостки. А после трясины обычная стежка. Можно идти прямо по воде.
— Вот ведь умельцы, — удивился Харальд.
Всеслав стоял в сенях, когда вернулся Сольмир.
— Ты чего здесь? — спросил сказитель.
— Любава последнюю волю Харальду сообщает. Боится, что не проснется после твоего зелья. Она его что, пробовала?
— Не его, — ответил Сольмир, не подумав. — К тому же она тогда пить отказалась. Ничего плохого я ей не дам. Вот трусиха-то.
Когда они вошли в избу, Любава испуганно глядела в глаза Харальду, думая вовсе не о зелье, а о том, что варяг как раз не христианин. И как бы он не решился начать мстить.
— Разве я когда-нибудь действовал необдуманно? — ответил на ее невысказанную тревогу Харальд. — Успокойся и засыпай. Я привез с собой Ростилу. Тебе нужна женская помощь.
После чего Любава мысленно перекрестила кувшинчик, протянутый ей Сольмиром, и выпила сонное зелье. Уже засыпая, она увидела рядом с собой испуганную Ростилу.
И проснувшись она увидела ее же. Пушистые волосы невесты Харальда были заплетены в косу, перекинутую через плечо, раскосые глаза закрыты, яркий солнечный лучик, стелясь по светлому полу, высвечивал расшитые черевички.
— Ты выспалась, — сказала Ростила, как-то ощутив взгляд своей подопечной, и открыла глаза. — Хорошо. Я тебе зуб мертвеца под подушку положила.
Любава чувствовала себя настолько хорошо, что спокойно отнеслась к мысли о мертвецком зубе, вместе с которым она проспала всю ночь. Она попробовала пошевелиться. Не тут-то было.
— Я тебе еще веник к голове привязала, — радостно добавила Ростила, — чтобы уж наверняка помогло.
— А водичкой с уголька бадняка брызгала? — слабым голосом произнесла Любава, стараясь избавиться от уборочно-лекарственного средства.
— А то! Вон горшочек на столе стоит.
Любава осторожно села, опираясь на крепкую руку Ростилы.
Да. Сильная слабость. Но сидеть вполне можно. Голова не кружится, и почти ничего не болит. Ну и зелье у Сольмира. Нужно поблагодарить, если он придет.
Молодой сказитель пришел довольно быстро. Увидел тепло закутанную Любаву, сидящую на солнышке рядом с домом, и радостно ей улыбнулся.
— Отличное у тебя зелье, — улыбнулась та ему в ответ. — Я уже почти выздоровела.
Сольмир сел рядом с девушкой на скамью и прислонился спиной к прогретой стене дома.
— Скажи, Любава… — начал он и замолчал.
Любава молча ждала продолжения, глядя на него своими ясными синими глазами.
— Ты случайно собирала клюкву на тех болотах, или нет?
Она вздрогнула. И лицо сказителя закаменело. Тогда Любава сказала правду.
— Нет, не случайно.
Они помолчали. Потом Сольмир взял ее за руку.
— Тебе любопытно было узнать дорогу в святилище? — спросил он, тщательно подбирая слова. — Но почему ты мне не сказала? Я же мог тебя проводить, показать дорогу в Велесову берлогу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Любава откинулась назад, прислонилась к стене дома и закрыла глаза. Сольмир подставлялся сам. Она хитростью выведает у него, где находится главная святыня его земли, а затем князь Ярослав отдаст приказ об уничтожении капища.
Ей не жаль капища, естественно, но даже тошнит от предстоящего обмана.
