Острые разногласия между ОКВ и ОКХ, вновь вспыхнувшие в период организации верховной ставки, возникли из-за разных точек зрения относительно Гитлера и его стратегии. Здесь еще раз следует подчеркнуть, что, вопреки широко распространенному во время войны мнению, существовавшему как в Германии, так и среди союзников, было бы неправильно и несправедливо полагать, что в этот конфликт оказались вовлечены все офицеры ОКВ и сухопутных войск. Как показано выше, раскол произошел именно в ОКВ, и, по крайней мере, начальники двух его отделов, адмирал Канарис и генерал Томас, вместе с большинством своих офицеров выступили на стороне армии. И наоборот, несколько преемников Гальдера на посту начальника штаба сухопутных войск явно были полны решимости, во всяком случае какое-то время, не дать себя обойти в ревностном служении Гитлеру и преданности его руководству. В 1942-м и 1944 годах генералы Зейцлер и Гудериан призывали Генеральный штаб армии представить доказательство их веры в национал-социалистическую доктрину, чего даже Йодль никогда не допускал в отношении своего штаба.
В этой связи генерал-полковник фон Рейхенау, которого во многом недооценили, представлял собой выдающийся пример человека, сохранившего интеллектуальную независимость. Никто не сомневался, что поначалу он был полностью готов примириться с национал-социализмом, и в период кризиса в январе – феврале 1938 года Гитлер оказал мощное давление, чтобы Рейхенау назначили преемником генерал-полковника фон Фрича. Однако даже Кейтель с Йодлем выступали против этого, считая, что такое решение окажется неприемлемым для большинства старших офицеров[47]. Еще накануне Польской кампании Рейхенау выражал серьезные сомнения по поводу гитлеровской военной политики, а осенью 1939 года наконец открыто выступил против идеи развязывания войны путем наступательных действий на западе[48]. Два года спустя ситуация оказалась полностью противоположной, и в декабре 1941 года Гитлер отверг его назначение на место Браухича, заявив, что «этот человек для меня слишком политизирован, а без кота мышам раздолье»[49].
В течение этих месяцев ОКМ и ОКЛ не претендовали на право решающего голоса в стратегических вопросах, во всяком случае в том, что касалось Западного фронта. 1 февраля 1940 года, а затем, в более подробной форме, 6 февраля[50]начальник штаба люфтваффе внес предложение оккупировать Голландию и Норвегию, создать на их территории базы для ведения воздушной войны против Англии, считая это единственным способом решительно положить конец войне, заручиться нейтралитетом Бельгии на время военных действий и занять оборону на линии Зигфрида для защиты от Франции. Это предложение не рассматривалось серьезно ни тогда, ни позднее. Вопросы, касавшиеся подготовки и руководства операциями, как правило, были полностью армейским делом, но главнокомандующие ОКМ и ОКЛ, во всяком случае, знали из своего предвоенного опыта, как не поддаться влиянию и давлению Гитлера или как сделать все по-своему, если возникнут разногласия. Гитлер с большим уважением относился к Герингу и Редеру, а это значило, что Йодль, который, естественно, не имел опыта в морских и воздушных делах, вел себя с ними очень осмотрительно. В отличие от сухопутных войск ОКМ и ОКЛ благодаря своей специфике и личным качествам своих главнокомандующих могли в значительной степени сохранять самостоятельность. Что касается флота, то, за исключением отдельных случаев, так продолжалось всю войну. Для ОКЛ трудности начались позднее, когда постоянные потери личного состава и неэффективное руководство Геринга потребовали личного вмешательства Гитлера.
До последнего этапа войны переписка между ОКМ и ОКЛ с одной стороны и Гитлером или ОКВ – с другой велась со всеми знаками уважения к их главнокомандующим, это касалось и формы посланий, и самой процедуры. Лишь изредка главнокомандующие должны были делать устные доклады по вопросам, касающимся их видов вооруженных сил, и они ухитрялись по-прежнему сохранять независимость, держась в стороне от военных чинов из окружения Гитлера, обязательно толпившихся вокруг армейских командиров, как только те появлялись в рейхсканцелярии. Редер оставил записи своих бесед с Гитлером, на которых присутствовали обычно один-два человека из его штаба, а то и никто. Когда входил Геринг, все двери закрывались, и на обычные короткие совещания-инструктажи он мог приходить и уходить когда вздумается. В очень редких случаях его мнение как-то явно и определенно влияло на стратегические решения, но есть множество свидетельств тому, что неофициальные отношения этой великой пары Третьего рейха привели к ряду катастрофических последствий. Если нужно было, Геринг шел в обход Йодля и посылал своего начальника штаба прямо к Гитлеру. Порядок, выбранный главнокомандующими ОКМ и ОКЛ, наносил вред еще и тем, что зачастую даже Йодль оставался в неведении относительно принятых Гитлером решений[51].
Но по отношению к сухопутным войскам даже форма приказов, используемая Гитлером и командой его генералов, казалось, намеренно была такой, чтобы демонстрировать полное пренебрежение к прерогативам их главнокомандующего; тот факт, что армия являлась решающим фактором в общей стратегии, не может быть единственным объяснением такого отношения.
Главнокомандующий и начальник Генерального штаба армии, как правило, появлялись у Гитлера лично, только когда их специально вызывали, и за те месяцы, когда формировалась ставка, такие случаи можно пересчитать по пальцам. До декабря 1939 года армейского представителя не было даже на совещаниях по метеоусловиям, на которых Гитлер принимал решения о начале или отсрочке наступления[52]. Такая скрытность в отношениях с армией появилась со времен занятой Гальдером позиции во время Польской кампании; едва ли стоит ей удивляться, учитывая полную противоположность методов Гитлера «цоссенскому складу ума»[53]. Браухич на всех своих прежних высоких постах демонстрировал выдающиеся способности и пользовался большим уважением, но общение с Гитлером, видимо, действовало на него физически, зачастую он выглядел просто парализованным. Гальдер был полностью единодушен со своим главнокомандующим, но явно менее чувствителен к окружающему и чувствовал себя уверенно, потому что в любом споре он был на голову выше всех советников Гитлера и благодаря совершенному владению предметом и неизменной ясности мысли всегда мог отмести любые возражения. Но когда, как упоминалось выше, Кейтелю поручили представить Гитлеру первый боевой приказ сухопутным войскам о начале наступления на западе, стало ясно, что, для того чтобы защитить интересы армии, пассивного сопротивления недостаточно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
