Доната снова села.
— Кажется, я сейчас не отказалась бы от глотка.
— О, наливаю тебе с удовольствием.
Он, словно фокусник, извлек из своего письменного стола второй стакан, наполнил его до краев и пододвинул к ней по столу.
— Спасибо. А сигаретка найдется?
— В любой момент! — Он протянул ей пачку и поднес горящую зажигалку. — Можешь его зачислить, можешь и не зачислять. Это дело только твое. Но тебе же не к лицу портить ему карьеру. Скажу проще: наводить справки у Хелльмесбергера можно только в том случае, если ты решила парня принять; но тогда ведь и звонок-то ни к чему.
Она глотнула коньяку и вдохнула дым сигареты.
— Логика у тебя прямо несокрушимая, Артур, — промолвила она, как будто с насмешкой, которая, однако, и самой ей показалась наигранной.
— Я не прошу тебя объяснять мне, почему ты не хочешь его принимать. Наверное, все равно я твоих доводов не понял бы. Существуют чисто женские эмоции, которые недоступны нашему мужскому восприятию.
— Тут нет ничего общего с эмоциями, — попыталась защищаться Доната. «А с чем же еще? — мысленно спросила она себя. — Почему мне так не по душе перспектива ежедневно встречаться с этим парнем? Какое это может иметь для меня значение?»
— С моей точки зрения, — продолжал Штольце, — он отлично подготовлен для работы в нашей фирме. А кроме того, у него хорошие манеры, недурная внешность, так что на него определенно будут заглядываться жены наших клиентов.
— Тут ты, конечно, прав!
— Если ты отклоняешь его кандидатуру, можешь ничего не объяснять, Доната. Скажи просто: «Я не хочу!», — и вопрос исчерпан. Можешь даже больше с ним не разговаривать, я возьму это на себя.
— И что ты ему скажешь?
— Ну, может быть… что он тебе несимпатичен.
— Это не так, — возразила она.
— Но дело ведь не в этом, Доната. Любое объяснение будет звучать фальшиво. Главное, что парня у нас не будет.
— А чего это ты улыбаешься? — встревоженно спросила она.
— В сущности, мне бы надо огорчаться, что ты не хочешь принимать на работу подходящего человека, хотя он нам крайне необходим. Но я не хочу… как бы это выразить… впадать в уныние и разочарование; от этого ведь толку нет… Поэтому я предпочитаю смотреть на все это как на происшествие комическое.
— Чего же тут смешного?
— Ну, Доната, где же твое чувство юмора? Держу пари, не позже, чем через три недели, если мы снова заведем разговор об этом событии, ты и сама будешь смеяться.
— Да, — согласилась Доната, гася сигарету, — почему бы и не посмеяться? — Она встала с кресла. — Ну так зачисли его, Бог с ним. Но только при условии, что он согласится на трехмесячный испытательный срок.
Штольце тоже встал, поводя при этом безымянным пальцем по усикам.
— Это уж совсем ни к чему, Доната. — Он проводил ее до двери.
— Мне все же кажется, что смысл в этом есть. Но ты парнем заинтересовался, а на твое мнение я ведь всегда могла положиться.
«Я должна выстоять, — думала она за своей чертежной доской, — и я в состоянии это сделать. Однажды он привел меня в замешательство, пусть так. Но ведь это не значит, что он будет выбивать меня из колеи постоянно. Если я стану видеть его ежедневно, то привыкну. Он станет для меня всего лишь исполнителем моих поручений, как Гюнтер Винклейн или Артур Штольце. Я не позволю ему оказывать на меня влияние ни в каком смысле. Он ведь не более чем дерзкий дебютант, а по возрасту едва ли старше моего племянника».
На следующее утро накрапывал дождь, но такой мелкий, что на стройках, вероятно, можно было работать. Однако выезжать на стройплощадки было бы неприятно, да пришлось бы еще и шастать по грязи на размокшем участке. «Пошлю-ка я Мюллера», — подумала Доната, не желая, однако, признаваться себе в том, что испытывает чувство злорадства.
Перед выездом из дома она очень тщательно оделась, выбрав легкое зелено-серое шерстяное платье, которое облегало ее стройную фигуру и подчеркивало тон ее зеленых глаз. Стоя перед большим зеркалом в своей гардеробной, она рассматривала себя с удовлетворением.
Потом осознала, что никогда еще не появлялась в офисе в этом очень обаятельном женском наряде. И что это на нее нашло? Какую цель она этим преследовала? Просто идиотизм какой-то! Не хватало еще нахлобучить на свои коротко остриженные волосы один из тех самых париков.
Энергичным движением она расстегнула молнию на спине, стряхнула с себя платье прямо на пол и, перешагнув через него, надела один из костюмов строгого покроя и закрытую блузку, а потом стерла помаду с губ и макияж с глаз.
На работу Доната прибыла чуть позже других, что случалось исключительно редко: дома она заставила себя еще и не торопясь позавтракать.
Когда она вошла, сотрудники стояли за своими чертежными досками. Штольце был, наверное, в своем кабинете, а, может быть, и нет, это не имело значения. Но Тобиаса Мюллера на месте не было.
— Где господин Мюллер? — сразу же спросила она.
— Новенький зачислен только с начала следующего месяца, — ответила Розмари Сфорци.
— Но ведь это же еще четырнадцать дней! Если уж он мне потребуется, то именно сейчас.
— У меня есть номер его телефона. Позвонить? Доната колебалась. Она боялась себя скомпрометировать. Вместо нее ответил Гюнтер Винклейн:
— А что, хорошая мысль. Вызовите паренька сюда. А то через четырнадцать-то дней мы и без него все перелопатим. — Он взглянул на Донату. — И о чем только думает Артур?
— Артур не так хорошо знает наши потребности, как мы сами. — Доната подошла к гардеробу, сняла куртку и скользнула в свежий халат.
Она провела за работой еще совсем немного времени, когда ей позвонила госпожа Сфорци.
— Я его нашла, — доложила она и, хмыкнув, добавила: — Похоже, он еще валялся в постели.
Доната не поняла, почему это последнее сообщение ее рассердило: ведь он еще не вступил в должность, так что имел полное право поспать подольше.
— Он придет?
— О да, немедленно. Он был в совершенном восторге, как будто на него свалилось нежданное счастье. — Сфорци опять хмыкнула.
Доната не находила в этом ничего смешного.
— Спасибо, госпожа Сфорци, — сдержанно сказала она. — Тогда, значит, все в порядке.
— Известить вас, когда он появится?
— Да, ведь иначе он вряд ли узнает, с чего начинать работу.
Лишь положив трубку, Доната почувствовала, что разговаривала с Розмари не слишком приветливо; сердилась она на нее и за глупое хихиканье.
Всего через полчаса Тобиас Мюллер был уже в офисе. Оделся он не столь элегантно, как накануне, но все же выглядел ослепительно в своих серых фланелевых брюках, в синем с высоким облегающим шею воротником пуловере, под которым обозначались широкие плечи. Он явно не посчитал возможным тратить время на бритье, так что подбородок и щеки отливали каштановой порослью. Доната встретила его в приемной.
