Что будет со мной после стопки настоящего энергетического коктейля, я не могла даже представить. Но из-за повышенной активности шейда я остро чувствовала необходимость восстановить силы. Так что выбирать не приходилось.
Медленно, делая паузы между каждым крошечным глотком, чтобы не свалиться от тахикардии, я выпила все до капли. Стало одновременно лучше и хуже. Усталость прошла, мышцы налились энергией, и мысли, казалось, стали как никогда ясными. И наконец пришло осознание, куда завела меня череда абсолютно идиотских решений, принятых за последние неполные сутки: в незнакомый бар, полный бандитов, где я осталась совершенно одна с кое-как перевязанной рукой, выдранным ид-чипом и разрушенной шиссовой жизнью.
Лучше не придумаешь.
И выхода из этой ситуации я не видела ровным счетом никакого.
Наверное, тень этих мыслей отразилась на моем лице, потому что Ракель, в очередной раз проходя мимо, ободряюще похлопала меня по здоровому предплечью.
– Да не кисни, подруга, – белозубо улыбнулась она, забирая пустую стопку. – Хавьер не Анхель, он о своих феммах заботится.
– Я не его фемма.
– Как скажешь…
Ракель пожала плечами, но по ее виду было понятно, что мои слова нисколько ее не убедили.
Я упрямо стиснула зубы. Если это единственная моя альтернатива, может, стоит задуматься о том, чтобы сдаться литианам?
Не в силах больше выносить странные взгляды барменши и гнетущую обстановку бандитского бара, где каждая деталь казалась напоминанием о том, что возвращение к прежней цивилизованной жизни для меня теперь невозможно, я отлепила непослушное тело от стойки и поплелась в уборную.
Отыскалась она достаточно быстро и, на мое счастье, была пуста. Четыре раковины, четыре кабинки, длинное зеркало вдоль стены, черно-белая плитка. Никакого граффити, сломанной сантехники или использованных шприцов по углам – похоже, в «Логове», несмотря на более чем сомнительную публику, придерживались строгих порядков.
Остановившись у ближайшей раковины, я включила на полную мощность холодную воду и несколько раз плеснула на лицо, смывая грязь и пот. Подняла голову, встретившись взглядом с отражением. Из зеркала на меня смотрела бледная фемма – темные тени под глазами, бескровные полные губы, спутанные волосы, собранные в нечто, что некогда было высоким хвостом. Под кожей слабо светились золотистым огнем напитанные стимом вены. Правое запястье, перемотанное платком и скрепленное эластичными кусочками изоляционной ленты, нещадно зудело – похоже, шейд пытался запустить регенерацию.
Жалкое зрелище.
Я устало прикрыла глаза. Бодрящий эффект энергетического коктейля таял – то ли с непривычки, то ли оттого, что измотанному организму не хватило даже двойной порции.
Склонившись над раковиной, я замерла, вслушиваясь в мерный шум воды. В голове была пустота – перегруженный мозг отключился, отказавшись обрабатывать информацию и искать выход из той шиссовой задницы, в которой я оказалась. И я так стояла, стояла и стояла…
Пока тихий скрип двери неожиданно не вывел меня из забытья.
Кессель.
Я узнала его за долю мгновения – прежде чем повернулась, прежде чем открыла глаза, – и близость шейдера отозвалась в теле волной сладкой дрожи. Кожа покрылась мурашками – от остаточного страха, понимания и странного предвкушения. Шейд внутри ликовал, будто зная… скоро… скоро… еще чуть-чуть.
Щелчок замка и пришедшее следом осознание.
Кессель в фемм-уборной. Кессель запер дверь. Кессель… Кессель…
Кессель вел себя так, будто он шиссов хозяин жизни – хозяин семнадцатого района, хозяин «Логова», хозяин всех боевиков «Механического солнца»… Мой хозяин.
Нет. Никто не давал Кесселю права распоряжаться моей судьбой, моим телом, моей свободой. Да, я опрометчиво доверилась ему, позволила втянуть в шиссовы разборки между… кем-то с кем-то, но… нет. Я принадлежала – хотела принадлежать – только самой себе. Больше никому.
Потребовались почти все оставшиеся силы, чтобы заставить тело оторваться от раковины, выпрямиться и скрестить руки на груди.
– Что ты тут делаешь?
Шейдер усмехнулся и облизнул губы – медленно, вызывающе.
– То, о чем ты, цивилизованная трусливая мелочь, так и не решишься попросить.
– А тебя, значит, непременно нужно попросить? – зло сощурилась я. – Да без проблем. Катись отсюда! Это фемм-уборная, если ты вдруг не заметил…
Возмущение вышло жалким и неубедительным. Как я ни пыталась, побороть внутреннюю слабость не получалось. Ноги еле держали, голова отяжелела, мысли путались, не давая сосредоточиться. И шейд – шиссова вторая сущность, не сдерживаемая блокиратором и напитанная энергетическим коктейлем, – всеми силами рвался перехватить контроль над измученным телом и сделать то, чего ему так хотелось. Позволить манну утолить наш общий голод.
Вот так.
Кессель шагнул вперед. Жесткие пальцы по-хозяйски взяли меня за подбородок, вынуждая запрокинуть голову, заглянуть в потемневшие глаза манна. Какой же он был большой – высокий, мощный, сильный – настоящая боевая машина, способная на равных схватиться с литианином в полном экзокостюме…
И эта боевая машина, машина для убийства, наклонилась, чтобы поцеловать меня.
Снова.
Нагло, властно… развратно. Горячие губы уверенно разомкнули мои, язык проник внутрь – и каждая клеточка тела сладко отозвалась на это дерзкое проникновение. Каждая клеточка тела хотела еще… больше… наполненности.
Сердце пропустило удар. Сквозь гормональный туман в голове я едва понимала, что делаю. Разум отказывался осознавать, что это я, Солана Диаз, с голодной страстью отвечала на поцелуй манна, дразня, обещая… обещая…
О, шейд внутри очень хотел дать это дуалу. Опуститься на колени, скользнуть рукой по рельефной груди, крепкому прессу, ниже, ниже…
Пальцы сжались с такой силой, что ногти до крови впились в ладони. Боль отрезвила. Упершись кулаками в грудь манна, я оттолкнула его от себя.
– Не хочу.
Шаг, и я снова оказалась зажата в объятиях Кесселя.
– Хочешь.
Насмешливый шепот, прозвучавший у самого уха, казалось, проникал в потаенные уголки сознания. И как я ни пыталась отгородиться, как ни старалась усмирить разгоревшийся пожар, нельзя был не признать очевидное. Кессель был прав – я хотела. Внутри набирало силу странное чувство пробудившегося животного голода, плотского голода. Хотелось… манна – сильного, решительного – такого, как Кессель с его крепкими мышцами и твердым рельефным прессом, который я явственно ощутила под пальцами, когда попыталась оттолкнуть шейдера от себя. И с… тем, что так отчетливо выпирало даже через плотные темные джинсы боевика.
Размер был под стать самому Кесселю.
Стоило лишь представить, как тело откликнулось отчаянной жаждой и ощущением пустоты там, внутри.
Пустоты болезненной, неправильной. Пустоты, которой не должно было быть, потому что вот же он, дуальный шейд, совсем рядом, и нужно лишь перестать сопротивляться… подчиниться инстинктам…
Нет. Все это было неправильно.
– Бесишь! – в бессильной ярости – на Кесселя, на предательские реакции моего собственного тела и на саму себя – выпалила я. – Я тебе жизнь спасла, а ты… ты то пытаешься изнасиловать меня, то втягиваешь по уши в шиссовы неприятности. И вот, снова! Ты уже получил, что хотел. Нашел свой шиссов дротик. Так что теперь – ну, пожалуйста – отвали!
– Глупая, – мягко рассмеялся шейдер.
И вдруг коснулся моего лица. Не грубо, а… как-то почти нежно. Подушечкой пальца очертил контуры скул, скользнул по припухшим от поцелуя губам.
Я рвано выдохнула. Эта странная нежность, которой я никак не ожидала от вольного шейдера, агрессивного по своей природе, сбивала с толку. Желание потянуться за его рукой, потереться щекой о ладонь, напрашиваясь на ласку, пронзило тело.
Я резко отшатнулась, разрывая контакт, и, не рассчитав силы, чувствительно приложилась поясницей о край раковины. Охнула, приглушенно зашипев от боли.