передам, – согласился Арсентьев. – Ниночка, слушайте: поезд на Москву из Таганрога отправится теперь в четверг. Найдите начальника поезда – его фамилия Перов. И передайте мне через него ваш новый адрес.
Нина кивнула.
– Мы справимся, – сказала она. – Не переживайте.
Провожающие покинули вагон, Нина расстелила на полке холодную накрахмаленную простыню и клетчатое шерстяное одеяло и наконец-то раздела Владика. Он промычал что-то и перевернулся на бок.
Поезд тронулся. Исчез перрон, замелькали в сумраке призраки домов – где-то уже загорелся свет, рабочие вставали на заводы, кого-то забирали – испуганного, еще толком не проснувшегося, цепляющегося за сон, как за спасение, которого не будет. Нина достала из внутреннего кармана Гениного старого пальто (новое она отдала – больше зимнего у нее не оказалось) Ганин шарфик и поднесла к лицу. Вереск. Увидятся ли они еще?
За окнами поезда занимался холодный рассвет. Владик проснулся и с удивлением осмотрелся:
– Мы где?
– Едем в путешествие, Владик, не бойся, – сказала Нина, с трудом разлепив глаза и опуская с полки озябшие ноги на заиндевевший купейный пол.
Она только недавно смогла задремать, но сейчас нужно было проснуться и все правильно объяснить мальчику.
Тот шарил вокруг себя руками, нагибался и рассматривал что-то под лавкой.
– Что ты ищешь? – спросила Нина.
– Сундучок, – сказал Владик, и внутри Нины, там, куда уже давила тяжелая гора вины, сорвался с вершины очередной альпинист: видимо, когда она уносила Владика из комнаты Гани, он все же упустил сундучок, а она не заметила.
– Милый, – начала она осторожно, – прости меня, но, кажется, мы забыли его дома. Мы скоро вернемся, и он обязательно тебя дождется.
Лицо Владика съежилось, тут же превратив его из мальчика в старичка.
– Ну во-о-о-о-от, – начал он подвывать, но Нина подскочила к нему и крепко сжала в объятиях.
– Все хорошо, милый, – быстро заговорила она. – Все хорошо, ты только не плачь. Мы обязательно найдем сундучок, когда вернемся. А как доедем, купим новый. Я знаю такой магазин, в котором продаются только детские игрушки, и мы придем туда и купим все, что захочешь.
Владик внимательно слушал.
– Правда, Нинака? Даже машину?
– Конечно. Машину в первую очередь.
– А железную дорогу?
– Конечно.
– И конька?
– И конька. И вот, смотри, что у меня есть для тебя.
Нина достала из кармана платья часики, которые так и не успела подарить Гане. Их время закончилось, но часы продолжали идти.
– Хочешь взять?
Владик кивнул и, взяв часы, некоторое время следил за секундной стрелкой.
– Я есть хочу, – сказал он.
Нина достала из Евгешиной передачки хлеб, яйца и соленые огурцы.
– Вот, друг мой, наш с тобой завтрак.
Владик взял в одну руку хлеб, в другую – огурец и начал по очереди откусывать, потом огляделся и вдруг спросил с набитым ртом:
– Нинака, а где мама?
– Мама скоро приедет, – сказала Нина, пытаясь унять дрожь в голосе. – Ей пришлось задержаться в Москве.
– А она нас догонит?
– Конечно!
– На самом-самом быстром поезде?
– На самом-самом.
Владик доел и прильнул к холодному окну. За окном, казалось, стояла невыносимая тишина; снег, испугавшийся поезда, бежал от вагона, танцуя причудливый вальсок. Где-то далеко впереди из-за горизонта поднималось ленивое зимнее солнце – первое в новом, 1937 году.
Часть вторая
2 ноября 2044 года
Он закурил. Если можно так сказать про эти приспособления, которые всегда готовы к тому, чтобы дымить. Вдохнул и выдохнул – комната наполнилась сизым дымом. Нажал кнопку записи – характерный щелчок.
– Нина.
Голос неприятный – жесткий, шершавый, есть такое слово – наждак.
– Где ты живешь, Нина?
– Я живу в доме номер десять дробь двенадцать в Басманном тупике, Москва.
– Кто, кроме тебя, живет в этом доме?
– Данил. Георгий Иванович. Лена. Алеша. Анна Семеновна…
– Понял. Сколько всего?
– В первом, втором, шестом и седьмом подъездах – восемь этажей по две квартиры, в третьем подъезде – девять этажей по три квартиры, в четвертом и пятом подъездах – девять этажей по две квартиры, в восьмом и девятом подъездах – шесть этажей по две квартиры. В каждой квартире живет от одного до пяти человек…
– Стоп, стоп, я понял. Хорошо, что я не стал тебя просить перечислить всех, да?
– Да, спасибо. Хотя я могу.
– Не сомневаюсь.
– Есть ли среди жителей этого дома те, кого что-то не устраивает?
– Что именно?
– Что-то.
– Что именно?
– Ну, Нина.
– Уточните, пожалуйста.
– Ты нарвешься на отключение.
– Уточните.
– Я не шучу.
– Анна Семеновна недовольна ценами на продукты в «Гошане».
– Да что ты?
– Да. Повысились.
– Еще что-нибудь?
– Алеша недоволен оценкой по математике.
– Это очень важно, конечно.
– Я так ему и сказала.
– Как?
– Что это не важно. Если я правильно поняла ваш сарказм.
– Ты ничего не скрываешь от меня, Нина?
– Нет.
– А вот Данил.
– Что – Данил.
– Как ты считаешь, Данил доволен своей жизнью? Он ни на что не жалуется?
– Я такого не слышала.
– То есть это типа образцовый дом?
– Смотря что считать образцовым.
– Ну вот ты как считаешь – образцовый это дом или нет?
– Если вы про культуру быта, то нет.
– А что так?
– Георгий Иванович ругается. Вадим из тридцать пятой квартиры недавно нахамил дворнику.
– Очень важные наблюдения.
– Опять сарказм?
– Точно.
– Супер.
– Что ж. Спасибо, Нина. Ты же сообщишь, если ситуация изменится?
– У меня все под контролем.
– Надеюсь на это.
– Отключаюсь и возвращаюсь к обязанностям.
– Валяй.
Валяй. Что это значит вообще? Не нравится он мне. Не нравится, что он спрашивает про Данила. Я решила кое-что не рассказывать. Мне просто неприятно, что он о нем спрашивает. Ведь это только мое. Мое или нет? Выходит, что да. Ведь это мои как бы мысли. Я почитала, что в свободном интернете говорят о четверговых комиссарах. Четверговые комиссары – это те, кто нас допрашивает. Каждый четверг, как на работу. Знаете, что о них там говорят? Мудак. Тварь. Конченый. Мразь. Сука. Гондон. Мудила. Пидор. Урод. Долбоеб. Выблядок. Хватит? Ну как-то так. А он ведь один из них. Четверговые комиссары – каждый раз разные – еженедельно спрашивают у меня, что к чему в моем доме. Я помню, что каждый из них – мразь, сука и прочее, поэтому стараюсь поменьше рассказывать. Как говорится, сделала вывод. Георгий Иванович, наш жилец, как я поняла, тоже к ним с подозрением. Он не говорил, но я знаю. Это, что называется, чувствуется. Что-то я прямо нервничаю, если так можно сказать. Потому что зачем он спрашивал про Данила. Данил мне нравится. Он красивый, если я понимаю в красоте. На всякий случай я нашла статью «Сто самых
