слушаете пьяными музыку, которую нельзя слушать трезвым? У меня так много к вам вопросов! Но чтобы задать их, нужно подойти ближе. Гораздо ближе, чем наблюдатель. Мне нужно стать соучастником.
Допустим, я делаю шаг.
Даниловы сны
Данил проснулся в половине восьмого. Потянулся и привычно покрутил хеликс в хрящике уха – тонкое титановое колечко, в котором все его данные: имя, фамилия, рабочее подразделение, граф доступов.
Снилась какая-то муть. За окном морозно, зима началась и длится: сыплются с неба лохматые снежинки, а под ногами – дрисня. Спорил во сне со своей первой наставницей Анаис, руководительницей отдела машинной психодиагностики, стервой остроносой и красивой. Как будто она бьет его по лбу лазерной указкой и кричит так, что позвоночник неприятно отстает от кожи: «Ты помнишь о том, кто я такая? Ты должен бороться. Ты заложник. Подними руку. Или выйди вон. Голову ты забыл дома. Теперь это очевидно». Учился Данил всегда плохо, кое-как вытянул школу, потом колледж, помогла Анаис – если вспомнить, она всегда помогала. В ее научно-исследовательский кружок для будущих сотрудников «Плутона» он пошел по настоянию тренера, а попасть туда, между прочим, почти нереально. Потому что после Изоляции только одна Анаис со своим кружком имела право на «визит гордости», то есть разрешение раз в год поехать с детьми за границу по обмену, чтобы все видели, как у них тут все зашибись: подростки программируют, побеждают в олимпиадах и смотрят нейросны. Идею нейроснов как раз подкинул в порядке бреда именно Данил, поэтому Анаис в него сразу вцепилась. Хотя он ничего конкретно в виду не имел, просто она часто ему снилась, и просыпался он с постыдным стояком, так что на очередном занятии, когда она спросила у класса, какие есть идеи, ну типа, чем бы дальше заняться лучшим умам в кружке гордости, Данил выпалил, что круто было бы управлять снами, или проецировать сны, или, наоборот, эти сны менять, чтобы утром не было обидно. Под обидой он имел в виду одно – свой стыд. Но Анаис идея моментально вставила, и уже через год они всем кружком засыпали и просыпались с тем, что сами себе напроецировали. Разумеется, технологию сразу заметило государство: в снах ведь можно было показывать то, что нужно, а не то, что хочется, – это как рекламная пауза по телику или двадцать пятый кадр, и Анаис назначили руководителем в отдел психодиагностики, а там она уже, вооружившись грантами, крепко взялась за разработку алгоритмических моделей – тех, что выбирали пару, одежду по фигуре или прическу по типу лица. Это все использовалось в магазинах, салонах красоты и, конечно, в продажах. А Анаис, куда бы ее не поставили, всегда говорила, цитируя Макиавелли: не можешь победить – возглавь. Про победу Данил до конца не понял, но подчинился как все.
В юности ему по-настоящему нравились лыжи, и борьба тоже нравилась, и футбол. Он даже серьезно занимался в лыжной секции, но тренер в итоге сдулся, заявил, что будущего у спорта в этой стране нет, и начал учить ребят шахматам. У Данила здорово получилось с первого раза, он легко просчитывал в уме комбинации, сам даже не ведал как. Обнаружив тайный Данилов дар, тренер за руку привел его к Анаис, та мельком глянула и сказала:
– Ну какое там? У него одни двойки. Я его кандидатуру чем объясню? У меня в листе ожидания сейчас двадцать восемь человек со всего города – победители городских олимпиад.
– Да он способный, – начал уговаривать тренер, – вы только попробуйте его!
– Давайте чтобы в последний раз это, – скривилась Анаис. – Я понимаю, что вы хотите помочь своим ребятам, но всем же не поможешь.
А Данил не слушал. Только стоял поодаль и пялился на ее задницу, обтянутую короткой юбкой, – училки в школе в таких нарядах не появлялись. Так бы и смотрел, если бы тренер его не одернул.
– Вот что, Данил, – сказал тренер, – Анаис Петровна даст тебе испытательный срок. Ты уж прояви себя, как в шахматах. Считай, что это соревнование. Победишь – получишь медаль.
А тот уже готов был на все, лишь бы почаще смотреть эту задницу, как телевизор. Так Данил впрыгнул в последний вагон, сам того не желая. И, несмотря на все двойки, тройки, колы и плохое поведение, Анаис ему симпатизировала: сначала включила его в золотой (бриллиантовый даже) список «гордости», а потом взяла в свой отдел стажером – после колледжа. Лыжную секцию Данил бросил: слишком много появилось других занятий, а еще поездки.
И что с того? Мать орала на него и говорила, что он будет дворником. Или официантом. Или таксистом! Будто это дно эволюции – таксистом быть. Хотя сейчас уже и нет такой профессии – все ездят на беспилотниках, и только олды еще чем-то рулят.
Но что взять с матери? Фанатично помешанная на государственной религии, то есть считающая Главного Кремлина богоизбранным, она заставляла Данила молиться перед сном во славу Родины, и тот, стоя на коленях перед иконкой с Кремлем (как это связывалось в голове у матери, он не понимал, но и не спрашивал, принимая как данность), шептал тексты запрещенной рэп-группы «Говны» и в глазах матери обретал прощение. Отец по воскресеньям таскал его исповедоваться в районную госцерковь, и он вынужден был говорить вслух то, что от него хотели услышать, потому что в противном случае могли отправить в областной лагерь для ослушников, а Данил хотел оставаться в городе с Анаис.
В семнадцать он проткнул ухо и навесил на него массивный крест – не дань вере, скорее насмешка, хотя он задумался тогда, в чем глобальная разница между истинным отсутствием вкуса или китчем ради смеха – и границы так и не нашел. Мать обрадовалась: любые символы веры на теле сына радовали ее, а отец разозлился.
– Ты заднеприводный, что ли? – спросил он, брезгливо щелкнув пальцами по подвеске.
– А ты? – дерзнул Данил, указывая на хеликс. – Мы все тут такие с рождения.
Отец ударил его по лицу и велел серьгу снять.
– Ты, щенок, мало понимаешь в том, чем важные вещи отличаются от блажи.
– Это хеликс – важная вещь? – не понял Данил. – В Париже ржали над нами. Сказали, что мы как быки племенные или голуби окольцованные.
– Ну не поедешь больше в Париж, значит, – пожал плечами отец. – И давай лучше уже за ум берись, а то болтаешься, как чмо. Водилой будешь.
Однако Данил стал специальным курьером – гордость семьи. В этом, правда, тоже заслуга Анаис: сначала она его взяла к себе работать, а потом еще кое-что случилось.
Данил выехал поздно. Волосы