Когда я затеивал эту игру, я не понимал, до какой степени тяжко ждать вот так. В общем, предлагаю нам больше так не делать.
Он кое-как застегнул рубашку, надел жилет и достал из его кармашка часы.
– Или можем условиться о более сносном промежутке времени. Что скажете насчет тридцати секунд?
И, поскольку Садима по-прежнему ничего не говорила, он прибавил:
– Садима, через тридцать секунд я поцелую вас.
Он нажал на кнопку хронографа. В рассветной тишине зазвучало четкое «тик-так». Садима почувствовала, что сердце понеслось быстрее маленькой стрелки.
– Понимаете, тридцати секунд достаточно, чтобы скрыться, если не хочется, чтобы вас целовали. Или если есть более срочное дело.
Он подошел ближе. Сколько ни думала Садима, никакого более срочного дела у нее сейчас не было. Оставалось пятнадцать секунд.
– И это позволяет избежать слишком долгого ожидания, если, напротив, не терпится, чтобы вас поцеловали, – продолжил лорд Хендерсон.
Он наклонился. Садима закрыла глаза. Еще семь.
Четыре секунды. Три. Две.
Дверной молоток разорвал тишину. Садима вздрогнула. Она невольно отпрянула, защищаясь на случай, если на нее собирается прыгнуть какой-нибудь шкаф. Но тут же одернула себя, стыдясь порыва. К счастью, юноша, похоже, ничего не заметил. Он обернулся в сторону холла. Кто-то ждал на пороге.
И тут Садиму захватило новое опасение, куда более разумное и серьезное. За ней пришли. Без сомнения, за дверью стоит ее мать, с тревогой на лице, ее отец, подперев бока кулаками, миссис Уоткинс, с ее высокой прической, и три сестры, с любопытством вытянувшие шеи.
Наставить нос
Лорд Хендерсон спустился в большой холл. Садима шла за ним следом на расстоянии.
Дворецкий, одетый безукоризненно, несмотря на ранний час, уже открыл дверь. Завидев хозяина, он доложил:
– Султан Эпира и его дочь Зефира!
Внезапно весь холл заполнился людьми.
Первыми вошли четверо носильщиков, держащих кресло, на котором восседал мужчина в одеянии столь же красочном, сколь и богатом. За ним показался паланкин, скрывающий за занавесью заключенную в нем особу. Затем последовала вереница слуг с дорожными сундуками. Садима подбежала к ближайшему окну: перед замком стояло шесть экипажей.
Султан сошел со своего кресла и направился к лорду Хендерсону, сияя радушием опытного дельца.
Титул султана он получил в наследство, но сам больше интересовался коммерцией, нежели политикой. Торгуя с Англией, он нажил немалое состояние, позволившее ему целиком отдаться любимому делу: делать деньги из своих же денег.
Он был таким же прекрасным отцом, как и дельцом. Старшую дочь он выдал за шестьдесят лошадей плюс золото по ее весу. Вторую – за целую флотилию больших и быстроходных судов. Младшая – жемчужина, дарованная ему на склоне лет, – отличалась ошеломительной красотой. Когда до него дошел слух о некоем непомерно богатом юном лорде и его испытании, он сразу понял, что нашел достойного собеседника. Наконец-то нашелся благоразумный англичанин, готовый открыто вести торг, оценивая претенденток! Всю дорогу султан Эпира потирал руки, так что протянутая лорду Хендерсону ладонь была совершенно сухой и красной. Уже с порога он был приятно впечатлен выставленной напоказ роскошью замка. Он заключит главную сделку своей жизни. Брюхо его колыхалось от приятного предвкушения.
Он распорядился о чем-то на своем языке. Носильщики с паланкином вышли вперед. Султан приподнял занавесь, как приоткрыл бы перед покупателем шкатулку со своим самым драгоценным товаром. Тонкая рука с золотыми кольцами явилась изнутри и оперлась на отцовскую руку. Он торжественно извлек младшую дочь из коробки.
Гордость султана Эпира не была беспочвенной. Дочь оказалась юной женщиной тончайшей выделки. Она не удовольствовалась основами (тонкий стан, миловидная смуглость, приятные черты, живой взгляд, белые зубы, прямой нос, высокий лоб, чувственные губы, атласные волосы и т. д.). Прилежание ее отточило каждую мелочь до совершенства. Родинки на лице располагались в строгой гармонии. Тонкие волоски на затылке изящно завивались. Ногти были сплошь одинаковой выпуклости.
Садима, укрывшись вверху на лестнице, жадно ее разглядывала. Ей не понравилось, что новая гостья была сразу и такой красивой, и такой необычной. Она предпочла бы, чтобы нагрянула очередная блондинка вроде сестер Уоткинс.
Лорд Хендерсон поклонился. Вид у него был неряшливый, он так и не застегнул как следует рубашку.
– Благодарю вас за проявленный интерес, – сказал он. – К сожалению, я не могу вас принять. Прямо сейчас в моем замке находится другая девушка, намеренная пройти испытание.
Садима задержала дыхание. Нежные черты Зефиры стали тверже. Что до султана, тот понимающе улыбнулся. Для него ответ лорда Хендерсона был лишь классической прелюдией к любой сделке: когда хочешь продать покупателю ковер, тот всегда сперва возражает, что у него уже есть ковер и он всецело его устраивает.
– В девушках нет недостатка, это бесспорно, – возразил он, – Меня не удивляет, что одна из них уже привлекла ваше внимание. Однако было бы неразумно отвергать мою, даже не сравнив. Напротив, быть может, так вы утвердитесь в нынешних чувствах. Словом, вы ничего не теряете. Мы же не станем злоупотреблять вашим временем. Я слышал, речь идет лишь об одной ночи. Что вам стоит предоставить ее нам?
Поскольку лорд, казалось, собирался упорствовать, султан прибавил:
– Во всяком случае, вы же не прогоните нас тотчас же, после столь долгой дороги из самой Османской империи!
Это было неправдой. Султан жил в своем лондонском особняке. Однако лорд Хендерсон не мог отказать ему в простейшем гостеприимстве. И, возможно, рассудил, что избавится от султана быстрее, если соблюдет все формальности. Или же, подумала Садима, он поддался доводам старикашки, потому что они согласовывались с его собственными рассуждениями об эффективных способах поиска супруги.
И вот султан с дочерью и слугами заполонили замок. Вспомнив, что ей нужно будет уступить спальню, Садима побежала собирать свои скудные пожитки, раскиданные по комнате, со стыдом опасаясь, как бы дворецкий не опередил ее и не счел, будто она расположилась в замке, как у себя дома. Но никто не приходил требовать, чтобы она освободила спальню. Садима сидела, волнуемая вихрями разнообразных чувств и не смея выйти наружу из страха встретить кого-то из гостей. Наконец в дверь постучали. Дворецкий вкатил сундук.
– Мой господин думает, что это вам может потребоваться, – сказал он.
И вышел. Садима ждала совсем другого и сперва ничего не поняла. Она раскрыла сундук. В нем, как и в том, что дворецкий приносил сестрам Уоткинс, было множество прекрасных платьев и украшений. Наконец Садима сообразила, что ей придется сидеть за одним столом с лордом Хендерсоном и его гостями.
Она свернулась на кровати и постаралась привести свои чувства в порядок. Ей это не удалось. Перед глазами
