— Мажорный поезд, однако, — говорит Курт. — Такие вагоны, наверно, в «Невском экспрессе» — который доходит за три часа, а билеты охерительно дорогие. Почему тогда наши билеты — почти как в обычной сидячке?
— Вагонов, по ходу, не хватает, — говорит Клык. — Я в таких не ездил ни разу. Сколько в Питере был на выездах — всегда задроченный старый вагон, сиденья дубовые, спинки ни хера не откидываются. Но это все ерунда — никто не спит, один хер. А те, кто и хочет — не могут: мы не даем!
Наши места — одно за одним, на одиночных сиденьях.
— Ну и как мы будем бухать? — спрашивает Клык.
— А мы тебя официантом поставим, — говорю я. — Будешь ходить по проходу и всем наливать. Как ты насчет этого?
— Положительно. Только если я — виночерпий, то никому ничего не останется, можете не рассчитывать.
— Знаете что? — говорит Курт. — Надо в тамбур загрузиться — будем курить заодно…
— А как быть тем, кто не курит? — спрашивает Валя.
— Кайфовать от пассивного курения. — Клык ухмыляется. — Максимум кайфа — от пассивного куренья, и максимум вреда тоже.
Я сажусь на последнее кресло, передо мной — Валя, Леха, Курт, Алина и Клык.
Через проход — седой бородатый мужик, похожий на Санта-Клауса, с ним крашенная блондинка под сорок. Перед ними — две мужеподобных девушки в кепках-бейсболках, перед обеими на столике по бутылке пива «Старопрамен».
Света в тамбуре нет. Его освещают мелькающие за окнами фонари. Я лью водку в пластиковые стаканы. Курт подсвечивает мне зажигалкой.
— Ну, за первую гастроль, — говорю я. — Чтобы все у нас было супер.
Мы чокаемся.
Дверь из вагона открывается. Выходят бородатый мужик с подругой.
— Ой, сколько вас тут много… — Мужик улыбается. — А чего вы, ребята, здесь пьете? Мы в вагоне пьем, а сюда только курить выходим… — Он щелкает зажигалкой, прикуривает себе и подруге. Красноватое пламя освещает лица.
— Нам здесь, по ходу, удобнее, — отвечает Клык.
— Ну, вы смотрите, как вам удобно… Это не наезд, вы не подумайте. Наоборот, я говорю, как лучше, комфортнее. А что в этих поездах всегда пьют, — это факт. Русскому человеку путешествие из Москвы в Петербург всегда трудно давалось… Надо его чем-то скрасить…
— Не плачь, Мишутка, алкоголизм — не шутка, — негромко напевает Алина.
— Шутка, — говорит мужик. — В том-то и дело, что шутка. Такого понятия нет вообще — «алкоголизм». Это врачи придумали, чтобы к ним больше народу ходило — кодироваться там и так далее. Заговор, короче. «Дело врачей».
Леха дремлет, сидя на корточках. Алина давно ушла спать. Я и Валя, прижавшись носами к стеклу, наблюдаем пейзаж: какой-то поселок, в нем несколько пятиэтажек и много одноэтажных деревянных домов.
Курт и Клык спорят.
— Говно твой «Сектор газа», — говорит Курт. — Это не панк, а профанация. Не, даже не профанация… Спекуляция это, вот что. Дебильные тексты. Для идиотов. А панка там… Одна форма. Только и всего… Потому что это — сильная форма… Она для всех. Все понимают. И у кого две извилины, и интел… интеллектуалы…
— Зато «Сектор» — это весело, прикольно. Я, блядь, ненавижу русский рок. Там одни понты… Выебон, короче… Все серьезно — просто пиздец… Кинчевы, Шевчуки, говнюки…
— Я от них не особо… в восторге. Но там вообще идея… Что-то говорят… А «Сектор» твой… Один тупизм.
— Ни хера не тупизм. Это прикольно, а не тупизм… Нормальная музыка.
— Ну, если нормальная, то хорошо. Не хочу говорить… про это.
— Ну и молчи, я не заставляю… Ладно, типа, по домам? Мне еще линзы снять…
Дергаю дверь туалета — открыто. Я и Валя заходим, хватаясь за раковину, чтоб не упасть. Оба — упитые в сопли.
Я закрываю дверь изнутри. Мы целуемся. Я опускаю стекло — залетает морозный воздух. Мимо пролетает переезд с красной моргающей красной лампой. У шлагбаума стоит фургон.
Я сую руку Вале под юбку. Она говорит:
— Подожди… Надо выбрать… место, короче. Что, стоя, да?
— Давай стоя. Не на унитаз же садиться.
— Окно закрой… Холодно.
* * *
За окном — пасмурно и светло. Поезд катится мимо серых заборов, заводских корпусов с разбитыми стеклами, груд металлолома. На заборе выведено красной краской: «метизы 485-24-19». Наша тусовка вся еще спит, кроме Лехи — он читает книгу, обернутую газетой. Бородатый мужик спит, голова на плече подруги. Мужеподобные девушки спят, прижавшись друг к другу. У меня — жесткий бодун. Осталась, правда, бутылка портвейна — похмелиться, когда приедем.
Перрон. Два мента смотрят на нас, но не ничего не говорят.
— Пошли завтракать в «Кошкин дом», — предлагает Алина. — Здесь рядом — нормально и недорого. Нас, правда, не пустили, когда мы прошлым летом здесь были.
— Из-за чего не пустили? — спрашиваю я.
— Из-за внешнего вида. Грязные джинсы с булавками. Но это фигня. Мы взяли пива, чипсов, сели на травке — еще и лучше… Правда, сейчас так не сделаешь, погода не та…
Сидим у стола, едим блины. Клык спрашивает:
— Кто-нибудь хочет составить компанию?
Он достает из кармана «чекушку» водки, вертит в руках.
— Когда ты успел затариться? — спрашиваю я. — Спрячь ее, а то выгонят на фиг.
— Кто нас выгонит? Э, ты что? Вы — панки, а я фанатовец! Мы всех на хуй пошлем!
— Ладно, потише. Хочешь — бухай, но не ори.
— Ну и буду бухать! А что здесь такого? Выезд есть выезд, Питер есть Питер. Трезвым здесь быть западло.
На желтом облезлом заборе — большая афиша концерта Добрынина.
— Интересно, кто на такое говно еще ходит? — говорю я.
— Дофига кто, — отвечает Валя. — Те, кому пятьдесят или около того. Они другой музыки никогда не слышали — кроме Добрынина и Магомаева…
— Не, на Муслима ты не гони, — говорит Курт. — Он в шестидесятые годы такие твисты бомбил. Не зря Летов говорит, что слушает эстраду шестидесятых…
— Давайте ему глаза выколем, — предлагает Алина.
— А есть чем? — спрашивает Курт.
— Ручкой обычной хотя бы.
Выходим на Невский.
— Кто-нибудь знает, как идти? — спрашиваю я.
— А какой адрес? — отзывается Алина. — Я здесь была много раз, центр более-менее знаю.
— Московский проспект, 10–12. Метро Сенная площадь.
— Короче, нам до Набережной Фонтанки, потом налево. Можно, конечно, и на метро, но зачем? Времени ведь еще дофига, да?
— Времени еще доху-у-у-я-а! — орет Клык.
Он вытаскивает из кармана «чекушку», допивает, ставит бутылку на тротуар.
Подходим к набережной Фонтанки. Впереди Клык грузит Леху:
— Не, Питер — заебись. Классный город — мне нравится, охуеть. Взял бы и переехал. Только мне тогда что, за «Зенит» фанатеть? Не, за «Зенит» фанатеть я не буду. А еще мне нравится, что ментов здесь мало — меньше намного, чем у нас. И черножопых тоже. В Москве иду по району — одни только эти, а в Питере — не особо. Может, здесь, типа, климат хуевый, холодно им…
Клык останавливается.
— Надо, короче, поссать в Неву.
— Это не Нева, — говорит Леха. — Это — Фонтанка.
— Что Нева, что Фонтанка — один хуй, — говорит Клык, расстегивает джинсы и просовывает член в решетку набережной.
Я и Валя проходим мимо, остальные все уже впереди.
— Заберут идиота в милицию, — говорит Валя.
— Не заберут. К сожалению. — Я усмехаюсь. — Он прав — здесь ментов действительно мало.
Леха ведет Клыка, держа за руку — его развезло. Влад тащит Лехины тарелки. Клык останавливается, достает сигареты, сует одну в рот, ищет зажигалку, находит, щелкает. Он водит зажигалкой перед носом, пытаясь зажечь сигарету.
— Ну у тебя и друг, — говорит Валя. — Знала бы — не поехала бы…
— Он не друг, а просто приятель. И ехать он сам напросился, я не звал его. Если бы знал — точно не взял бы.
— Александр, подойди, пожалуйста! — кричит Леха. — Тут пиплы пообщаться хотят.
Я оборачиваюсь. Два крепких паренька лет по двадцать разговаривают с Клыком и Лехой. Я иду к ним.
— …Приезжаете, бля, из своей Москвы и засераете наш город, — говорит один из парней. — Ну-ка покажите документы. Мы в милиции работаем — счас заберем вас…
— А вы сами не покажете документы? — спрашиваю я.
— А ты что, тоже с ними?
— Да, мы все вместе.
— Ладно, забирайте его и валите. Но еще раз увидим — будут проблемы.
Рядом с клубом — овощной рынок. Черноволосые смуглые парни таскают по лужам ящики с яблоками и бананами. На грязном снегу валяются капустные листья и раздавленные помидоры. У входа в клуб несколько человек пьют пиво. Курт, Алина и Влад стоят чуть в стороне.
— Что, закрыто? — спрашиваю я.
Курт кивает.
— Ну, наверно, пора похмелиться, — говорю я и достаю из рюкзака портвейн.
Курт срывает пробку ключом. Валя пьет первой, потом Алина, после нее — я. Внутри резко теплеет, бодун отступает.
