мягкий и глубокий, Дмитрий проваливался почти по колено, но продолжил идти.
— Лис! — звал он снова и снова, чувствуя, как в горле начинает першить от ледяного воздуха. — Лиса!
Вдалеке послышался шорох, и, присмотревшись, Стриженов заметил нечеткие рыжие всполохи, мелькающие среди редких деревьев.
— Лиса.
Он сделал несколько шагов навстречу неясным очертаниям, потом пошел быстрее, побежал. Снег мешал, ноги тонули в сугробах, местами он проваливался по пояс, падал на колени, снова поднимался, пытался бежать, щурясь, вглядывался вдаль. Между деревьями мелькало едва различимое рыжее пятно. Оно отдалялось.
Дмитрий побежал быстрее. Стужа сковала горло и связки, кричать он больше не мог. Дышать становилось все труднее. При каждом вдохе казалось, будто легкие под завязку наполняются снегом, раскаляются докрасна и с усилием растапливают снег. Но все это не имело значения. Главное — успеть. Догнать ее. Вот под ногами замелькали спутанные лисьи следы. Еще чуть-чуть — и он доберется до цели. Еще чуть-чуть…
Звук выстрела заглушил гул ветра. Выключил звуки. Стало пугающе тихо. По рукам и ногам Стриженова волной пробежала дрожь. Он резко обернулся, но не увидел стрелка. Вокруг лежало белое поле, исколотое редкими деревьями. За спиной у Дмитрия над полем нависала массивная горная гряда. Стреляли оттуда. Холодея от ужаса, Стриженов поискал глазами Лису, но увидел лишь белый-белый снег, который там, вдалеке за деревьями, плавился и алел от горячей пульсирующей крови.
Стриженов вздрогнул. Проснулся. Сердце колотилось, футболка намокла от пота. Дмитрий резко встал и выглянул в окно, за окном дул сильный ветер, было пасмурно. Над городом низко висели тяжелые серые тучи, полные снега, готовые вот-вот лопнуть и засыпать город по самые крыши и башенные шпили. Часы показывали без четверти семь.
— Лиса, — позвал Стриженов, то ли не вынырнув из объятий страшного сна, то ли наяву надеясь, что она ответит.
В комнате было тихо, и даже в голове у Стриженова не звучал больше ее голос. Дмитрий подождал несколько секунд, резко тряхнул головой и отправился умываться. Он не хотел думать о ночном кошмаре, гадать, что тот означает и какие у него, Стриженова, шансы найти Алису живой. Не важно, каковы шансы, он не собирался прекращать поиски.
Пять минут спустя, когда Стриженов остервенело орудовал зубной щеткой, у него запиликал телефон. Дмитрий выглянул из ванной, зло покосился на гаджет, лежавший на кровати. А тот, не испугавшись сурового взгляда, продолжил истошно звонить.
— Давно нужно сменить мелодию, — самому себе сообщил Стриженов, выплюнул пасту и резко ответил: — Да!
— Дмитрий Константинович, это Дима Соломятников, — раздался в трубке растерянный и грустный голос Алисиного сына, — вы узнали что-то о маме? Прошло уже столько дней, и это, наверное, значит, что ее, она…
Парень запнулся, и в трубке повисла долгая тяжелая пауза.
Стриженов тоже молчал. Он не знал, что сказать парню восемнадцати лет, потерявшему мать. Он себе-то не знал, что сказать, чтобы успокоиться. В голове вертелись дежурные фразы: «Все будет хорошо», «Все наладится, образуется, сложится», «Она найдется». Все эти фразы никуда не годились. Они могли только навредить. Потому что никто не знает, как все будет на самом деле. И даже если Лиса найдется, и все действительно образуется и сложится, какое право имел Стриженов обнадеживать мальчишку. И он сказал то единственное, что было правдой и на что он имел право:
— Дима, я ее ищу. Ищу. — И, не дожидаясь реакции парня, Стриженов нажал отбой.
Через четверть часа он спустился к завтраку. Было рано, и остальные постояльцы отеля, вероятно, еще спали. Но Эдда уже ждала Стриженова в столовой, возле накрытого стола. На ней было длинное национальное платье. Волосы заплетены в тугую косу, а в руках все тот же неизменный планшет с яблочным логотипом.
— Вы видели дорожную карту? — Она протянула Стриженову планшет. — Огромный участок трассы в районе Вика перекрыт из-за обледенения, кроме того, закрыты F208 и 210.
— Что это значит? — Дмитрий непонимающе смотрел на онлайн-карту острова, разлинованную красными и зелеными линиями.
— Вы не сможете сегодня далеко уехать от Рейкьявика, — пояснила Эдда. — На острове свирепствуют метели и бури, а дороги сплошь покрыты ледяной коркой. Из-за непогоды перекрыт участок трассы 1, через который вам нужно проехать, и обе объездные дороги. Мне жаль, но вам придется остаться. — Хозяйка отеля смотрела на Стриженова участливо и печально.
— Мне нужно попасть на перевал, — упрямо покачал головой Стриженов, — нужно отыскать Лису.
— Димитрий, вы не знаете, жива ваша подруга или нет и где ее искать. — Эдда взяла журналиста за локоть. — В бурю вы даже не доберетесь до перевала Эхси. Я уже не говорю о поисках в снегу. Оставайтесь в городе. Не рискуйте собой ради призрачной надежды.
— Безумие какое-то! — разозлился Дмитрий. Он снова взглянул на карту и резко отстранился от Эдды. — Это не остров, а снежная ловушка без выхода. Какой-то немыслимый капкан. У вас же есть внутренние авиалинии? Я могу полететь в район Эхси, так?
Эдда кивнула:
— Можете, но там тоже метели и бури. В такую погоду вам не удастся организовать поиски. А здесь вы, быть может, найдете хотя бы ответы. — Пожилая дама грустно улыбнулась: — Вы вчера сказали, что у вас назначены в городе встречи.
— У меня больше нет времени на поиски ответов! Мне нужно выбраться из Рейкьявика. Нужно на перевал. Вы поймите, она может быть жива! — почти кричал Стриженов.
— Поверьте, я хорошо вас понимаю. — Эдда грустно улыбнулась. — Мой муж, мой покойный муж, был торговцем. Он развозил товары первой необходимости по фермам Исландии. Еще десять-пятнадцать лет назад ферм на острове было гораздо больше, и торговля шла хорошо, но погода постоянно вносила свои коррективы. Мой Август то и дело терялся в снегах, а я ждала его, рассматривая карты, слушая прогнозы погоды и гадая, где в этот раз застала его буря. Знаете, Димитрий, Август делал пометки на картах, отмечал небольшие проселочные дороги, фермы, даже заброшенные, любые постройки, где можно переждать непогоду в случае чего. Он знал, как выжить в снегу, но я все равно каждый раз боялась, что буря отнимет у меня мужа, — она вытерла покрасневшие глаза, — но она оказалась ни при чем. Его забрала болезнь. Рак поджелудочной.
— Мне очень жаль. — Дмитрий отвел глаза. Ему было стыдно перед пожилой дамой за свою эмоциональность, за то, что пробудил в ней болезненные воспоминания. Не глядя на Эдду, он налил кофе, взял круассан, стал торопливо завтракать, стоя перед большим деревянным столом.
Эдда тоже смотрела в сторону, в окно, где за стеклом метались крупные снежные хлопья. Казалось, она размышляет о чем-то
