спокойствие было прекрасно. Хотелось окунуться в него, напиться им и стать такой же. Ей всегда хотелось быть как отец: уверенной в себе, непогрешимой, ничего не бояться, ничего не стыдиться, не допускать ошибок… Когда она была маленькая, он так часто хвалил ее: за каждый шаг, за каждое слово. Восторгался ее детскими поделками, корявыми рисунками, непонятными танцами. Восхищался каждой ее улыбкой, каждым действием и, кажется, вообще самим фактом ее существования. Он был в курсе всех ее дел, поименно знал всех ее учителей и тренеров, помнил все про ее друзей, мог часами слушать ее рассказы. Он не пропустил ни одного ее утренника, ни одного выступления. Собственноручно варил отвары, когда она болела, и сам же отпаивал ее ими. Он отвел ее на ипподром в этом мире, а потом выезжал с ней на конные прогулки в Нави. Показал, как держать в руках меч. Учил ее контролировать свои силы и использовать их. Обеспечил ей первоклассное образование. Ни разу не нахмурился, когда она делала ошибки. Он вообще был к ней куда менее строг, нежели мама. Но Злата росла. И чем взрослее она становилась, тем реже слышала от него заветные слова. Наверное, это было нормально. Но порой ей так не хватало его восторженного взгляда… Она хотела быть лучшей. Чтобы у отца было больше поводов гордиться ею. Ей хотелось стать достойной его.
А потом она позволила себе расслабиться — всего один раз — и сполна поплатилась за это. Чтобы заслужить уважение нужно сделать очень много. Чтобы потерять его раз и навсегда достаточно одной ошибки. И никто не спросит тебя: нарочно ли ты это сделала, хотела ли ты этого, почему так произошло... Впрочем, она сумела обратить эту ошибку себе на пользу. Сделать выводы. И предпринять все необходимые меры, чтобы такого больше не повторилось. Жаль, нельзя было рассказать об этом отцу.
Кощей отложил щетку, положил матери на плечи ладони и взглянул в зеркало. Злата знала, он нашел там ее взгляд, а она его. Она отступила от двери в тень.
Нестерпимо захотелось дотронуться до кого-нибудь. Ощутить под пальцами тепло человеческого тела.
Черт...
Злата точно знала, что это желание уже не отпустит, пока она не удовлетворит его. Вспомнился Клим на лавочке. «Я умею быть покладистым».
Нет... Нет. Слишком напомнил того, другого…
А вот Яков…
Она зашла к себе в комнату, закрыла дверь, мановением руки зажгла свечи.
Яков…
«Не надо...» — шепнул тихий голос внутри.
«Почему? — удивилась Злата. — Смотри, какой милый. И совсем ничейный. Отчего бы не прибрать к рукам? Я ж не навсегда».
«Не трогай его...»
Злата поморщилась. С этой разговаривать бесполезно. Вот ее-то как раз ничему жизнь не учит. Порой так и хотелось избавиться от нее насовсем, и каждый раз приходилось напоминать себе, почему делать этого нельзя.
«Пожалуйста...»
«А я ему понравилась».
«Я знаю. И именно поэтому — пожалуйста...»
«Боги... Умолкни».
Злата сделала глоток чая, поставила кружку на стол, упала в кресло. Свечи вокруг горели ровно. Она перебрала в памяти все, что запомнила о встречах с Яковом. Их столкновение в коридоре, его молчание, неуверенное «эээ» в ответ на ее форменное издевательство. И то, как он смотрел на собачку в ее руках. Ласково так, будто на живую…
В груди заворочалось смутное неприятное чувство. Злата насторожилась. Неужто зависть? И чему она завидует? Бездушной игрушке? Или тому, сколько внимания этой игрушке перепало от ее создателя? Если она захочет, все его внимание будет ее. Да, с ним придется повозиться и нет никакой гарантии, что конечный результат будет того стоить, и все же.
А эта опять не может угомониться. Ну что такого она хочет сделать? Яков же не какая-то там девица, которую она собирается обесчестить. Получат взаимное удовольствие и разбегутся. И никто не в накладе. А если он не захочет, разумеется, она не станет заставлять. Но он захочет.
А она стряхнет с себя это сонное оцепенение, и мир вокруг снова станет ярче и теплее.
«Замолчи».
Глава 5
В дверь постучали. Яков с величайшим сожалением оторвался от учебника, протяжно выдохнул и покорно пошел открывать, в который раз безуспешно пытаясь придумать способ вежливо попросить очередного посетителя забыть дорогу в его комнату. Но за порогом неожиданно обнаружилась та, кого он больше всего хотел и меньше всего ожидал увидеть.
— Привет, — улыбнулась Злата так, словно приходить к нему для нее было самым обыкновенным делом на свете.
Яков отмер, настороженно кивнул в ответ, а потом не удержался, выглянул в коридор и огляделся. Но больше там никого не было.
— Ты ко мне? — на всякий случай поинтересовался он.
Мало ли с кем она шла. И куда. Перепутала двери. Или здания. Бывает.
— К тебе, к тебе, — подтвердила Злата и, не дожидаясь, когда он отойдет, сделала шаг внутрь и закрыла за собой дверь. И оказалась очень и очень близко. Так, что он мог рассмотреть каждый волосок в ее медных кудрях. Должно быть, не легко было расчесывать такую гриву. У Глаши, его младшей сестры, которой только-только минула восьмая зима, волосы тоже были густые-прегустые, и по вечерам матушка долго водила по ним щеткой, приговаривая что-нибудь, чтобы росли быстрее. Дотронуться бы...
Злата не спешила отодвинуться, и Яков отошел сам, не желая искушать себя. В его мире даже видеть распущенные волосы девушки мог лишь муж. И от того, что здесь не возбранялось для женщин ходить простоволосыми, он все равно не перестал считать это чем-то запретным. Чтобы свыкнуться с новыми правилами, ему тоже нужно было время.
— А это что такое? — поинтересовалась Злата, которая, хвала богам, кажется не заметила его реакции на нее, и Яков обернулся.
Она смотрела на намечающийся склад на его подоконнике. Чайник, плойка, электробритва, и еще какие-то вещи, названия которых он не запомнил. Все поломанное. Местные обитатели прознали, что теперь в общежитии имеется инженер, и понесли к нему свое добро в надежде на его спасение. Яков пытался объяснить, что не уверен в своих силах, но это никого не остановило. Впрочем, один чайник он уже починил. Правда, там скорее просто повезло.
— Сломанное... Попросили помочь…
— Понятно, — кивнула Злата, потеряла интерес к хламу на подоконнике и повернулась к нему. — А я тебе мазь принесла. Для твоей спины. Отец делал. Отлично помогает. Проверено на собственном опыте.
Яков снова растерялся. Неужели она запомнила, что Клим
