— Я пойду наверх, — решительно сказала вдова Авот'я.
— Святая наивность, — сказала Зази. Она подошла к бильярду поближе.
Биток находился на f2, белый шар — на g3, красный — на h4. Габриель собирался загнать все шары в угол. Он помелил кий и сказал:
— Все-таки эта вдова ужасно приставучая.
— У нее мощный флирт с легавменом, который подходил к тебе в кафе.
— Ладно, неважно. Сейчас главное — не мешай играть. Не хулигань. Спокойствие, только спокойствие.
В атмосфере всеобщего восхищения он поднял кий, готовясь ударить по битку, да так, чтобы биток описал своей траекторией дугу параболы. Но шар свернул в сторону, вместо того чтобы попасть куда надо. Кий оставил на сукне дорожку, за которую держателю заведения обычно выплачивали определенную сумму по прейскуранту. Туристы, тщетно пытавшиеся сделать то же самое на соседних столах, выразили свое восхищение. Пора было идти ужинать.
Собрав с присутствующих деньги, чтобы покрыть расходы и уплатить честно по прейскуранту, Габриель подозвал всех своих, включая и тех, кто играл в пинг-понг, и повел их наверх, чтобы перекусить. Пивная на первом этаже показалась ему вполне подходящей для той цели, и он рухнул на скамеечку у столика, не заметив сидевших рядом друг напротив друга Авот'ю и Хватьзазада. Они игриво помахали ему рукой. Габриель с трудом узнал в щеголе, гримасничающем рядом с вдовухой, того самого полицейского. Прислушиваясь исключительно к биению своего доброго сердца, Габриель пригласил их присоединиться к его табору, что они и сделали. Туристы захлебывались от восторга при виде такого обилия местного колорита. Официанты, одетые в набедренные повязки, начали подавать вместе со слезящимися кружками пива мерзкую солянку, усеянную серо-зелеными сосисками, прогорклым салом, дубленой ветчиной, проросшей картошкой, предоставляя посетителям чреватую последствиями возможность оценить туристическим небом тончайший зацвет французской кухни.
Зази, отведав этого угощения, прямо заявила, что по вкусу оно сильно напоминает говно. Легавмен, взращенный мамой консьержкой в крепких традициях тушеной говядины под соусом, вдовуха, знавшая толк в настоящей жареной картошке, и даже Габриель, даже он, хоть он и привык в своем кабаре к странной пище, тут же трусливо заткнули ребенку рот. Именно благодаря такой безнаказанности хозяевам дешевых и плохих ресторанов удается испортить вкус гражданам как в области внутренней, так и внешней политики и извратить на потребу иностранцам бесценное наследие, полученное французскими кулинарами от галлов, которым, как известно, мы обязаны мужской одеждой типа «штаны», бочарным делом и нефигуративным искусством.
— Вы не дали мне сказать, — вмешалась Зази, — что это (жест) отвратительно.
— Кто же спорит, — ответил Габриель. — Я не собираюсь заставлять тебя это есть. Я проявляю понимание, не правда ли, мадам?
— Временами, — ответила вдова, — временами...
— Дело не в этом, — сказал Хватьзазад, — просто невежливо было бы говорить об этом вслух.
— Шел бы он со своей вежливостью! — вмешалась Зази.
— Послушайте, — сказал Габриель легавмену. — Я бы вас попросил предоставить мне возможность воспитывать ребенка самому, причем так, как я считаю нужным, коль скоро я несу за это ответственность. Правда, Зази?
— Вроде бы, — ответила Зази, — как бы то ни было, я эту дрянь жрать не буду.
— Чего изволите? — осведомился почуявший что-то недоброе официант с печатью порока на лице.
— Хочу другое, — ответила Зази.
— Наша солянка по-эльзасски вам не нравится, мадемуазель? — спросил печатнопорочный официант.
— Нет, — громко и властно ответил Габриель, — ей это не нравится.
Официант оценивающе смерил взглядом параметры Габриеля, затем, принюхавшись, учуял в личности Хватьзазада полицейского. Такое количество козырей в тонкой детской руке заставило его заткнуться. Он уже готов был ползти на брюхе, когда вдруг в разговор вмешался еще более глупый, чем он, управляющий, который тут же предстал перед присутствующими во всей своей красе.
— Чиво, чиво? — прощебетал он. — Опять иносранцы позволяют себе говорить о кухне! Ну и наглый же турист в этом году пошел! Может, эти засранцы еще скажут, что в жратве разбираются?
И он обратился непосредственно к некоторым из них (жест):
— Послушайте, неужели ж вы думаете, что мы одержали столько блистательных побед в стольких войнах для того, чтобы вы плевали в наше мороженое? Неужели вы считаете, что мы здесь в поте лица селекционируем дешевое красное и спирт для спиртовок только для того, чтобы вы пришли и все охаяли, восхваляя вашу дрянную кокаколу и киянти? Вот бездельники! Когда вы еще были людоедами и высасывали мозг из косточек поверженных врагов, наши предки крестоносцы уже готовили бифштексы с жареной картошкой, причем еще до того, как Парментье доказал, что эту картошку вообще можно есть, не говоря уже о кровяной колбасе с зеленой фасолью, которую вы никогда не умели готовить. Что, не нравится? Нет? Можно подумать, что вы в этом хоть что-то понимаете?
Он набрал в легкие воздуха и продолжил в следующих вполне вежливых выражениях:
— Может быть, вам цена не по душе? Так у нас еще по-божески. Вам, жмотам, этого не понять. Как бы наш хозяин умудрялся не платить налоги, если бы не ваши доллары, с которыми вы и так не знаете, что делать?!
— Кончай дурака валять, — сказал Габриель. Управляющий взревел от возмущения.
— Он что, еще считает, что умеет говорить по-французски? — заорал он.
Управляющий повернулся к печатнопорочному официанту и поделился впечатлениями:
— Нет, ты слышишь? Этот кусок дерьма позволил себе обратиться ко мне на моем родном наречии. Меня чуть не вырвало от отвращения!
— А по-французски он неплохо говорит, — ответил печатнопорочный в страхе огрести.
— Предатель, — раздраженно и сурово отозвался управляющий. Голос его дрожал.
— Чего ты ждешь? — сказала Зази. — Набей ему морду!
— Тсс, — отозвался Габриель.
— Лучше отвинтите ему яйца, — предложила вдова, — чтобы он впредь так не делал.
— Я не хочу при этом присутствовать, — сказал Хватьзазад и позеленел. — Пока вы будете этим заниматься, я, пожалуй, выйду, мне как раз надо звякнуть в префектуру.
Порочнопечатный официант дал управляющему локтем под дых, чтобы обратить его внимание на слова клиента. Ситуация резко изменилась.
— Итак, я, собственно, хотел спросить, — начал управляющий, — что вам угодно, мадемуазель?
— То, что вы мне подали, — повторила Зази, — это просто говно.
— Вышла ошибка, — сказал управляющий с милой улыбкой, — вышла ошибка, это предназначалось для соседнего столика, для туристов то есть.
— Они с нами, — сказал Габриель.
— Не беспокойтесь, — сказал управляющий и сообщнически подмигнул Габриелю. — Эту солянку я как-нибудь пристрою. Что вы бы хотели взамен?
— Другую солянку.
— Другую солянку?
— Да, — подтвердила Зази, — другую солянку.
— Дело в том, что другая будет не лучше. Я вас сразу предупреждаю, чтобы вы потом не жаловались.
— В общем, вы хотите сказать, что, кроме солянки, у вас ничего нет?
— К вашим услугам, — ответил управляющий. — Ах, если бы не эти налоги!.. (Вздох.)
— Ням, ням, ням, — сказал какой-то турист, доскребая солянку.
Он показал жестом, что хотел бы еще.
— Вот видите! — торжествующе воскликнул управляющий.
И тарелка, которую только что порочнопечатный официант забрал у Зази, появилась перед страдающим обжорством туристом.
— Поскольку в вашем лице мы видим настоящих ценителей хорошей кухни, позвольте посоветовать вам говяжью тушенку, — сказал управляющий. — Банку я открою при вас.
— Наконец-то. Доходит, как до жирафа, — сказала Зази.
Управляющий униженно попятился к кухне. Габриель, добрая душа, чтобы как-то его утешить, спросил:
— А гранатовый сироп у вас как, ничего?
XIII
Вот уже три секунды Мадо Ножка-Крошка смотрела на звонивший телефон и лишь с наступлением четвертой решила наконец послушать, что происходит там, на другом конце провода. Снятая с насеста трубка тут же раскудахталась голосом Габриеля. Он заявил, что ему нужно сказать пару слов своей супруге.
— Давай поживее! — добавил он.
— Не могу, — сказала Мадо Ножка-Крошка, — я тут совсем одна. Мсье Турандота нет.
— Болтай, болтай, — вмешался Зеленуда, — вот все, на что ты годен.
— Дура ты! — сказал голос Габриеля. — Если в зале пусто — закрой дверь, если кто-то есть — выстави. Понятно, балда?
— Да, мсье Габриель.
Она повесила трубку. Но все было не так просто. Действительно в кафе был клиент. Впрочем, она прекрасно могла оставить его одного — ведь это был Шарль, а Шарль конечно же не из тех, кто полезет в кассу, чтобы извлечь оттуда горсть мелочи. Шарль человек порядочный. Хотя бы потому, что за минуту до этого он сделал ей предложение.
