— Ты чего так быстро? — удивился появлению коллеги Аверьянов.
— Всё в порядке.
— Что значит, в порядке? — откинувшись в кресло, переспросил Аверьянов. — Ты так отвечаешь, будто машину починил, а не провёл беседу с графьями.
— Графья уже в камере, — с нескрываемой гордостью доложил Хлебников. — Мы тут с ними беседовать будем.
— Как в камере?
— Вот так.
— Ты с ума сошёл!
— Может, я никогда на него не забирался, — отшучивался оперативник.
— Объясни толком.
— Что объяснять, объяснять нечего, — Хлебников сел на край стола перед следователем и начал рассказ. — Приехал я к этому Скворцову-Писареву. Он, гад, со мной и разговаривать не хочет. Адвоката стал ждать. Видите ли, у них свой адвокат. Без него он никуда, боится происков властей против него, защитника монархии. Наговорил мне всего. Я не выдержал, сгрёб его в охапку и в камеру. Пусть посидит, борец за монархию, парашу понюхает.
— Ты точно дурак, — от волнения Аверьянов встал из-за стола и начал прохаживаться по кабинету. — Это же пахнет скандалом, ты в своём уме? Забрал человека из дома и в камеру. Юра, это же не бомж какой-нибудь. Это уважаемый человек, при деньгах и связях.
— Камера, она не только для бомжей.
— Ты как его закрыл?
— По мелкому хулиганству.
— Как по мелкому? — ещё более удивлялся поступку товарища Аверьянов. — Ты его из дома забрал и закрыл по мелкому. Протокол подделал? Он же сразу в прокуратуру побежит, жалобу строчить.
— Пусть строчит, через трое суток.
— Почему через трое?
— Я его уже осудил у мирового судьи, — потирая руки от удовольствия, сообщил Хлебников.
— Не понял, — рухнул в кресло растерянный Аверьянов. — Он, что в суде не противоречил тебе?
— Да ну, выл как сирена, — засмеялся Хлебников. — Оправдывался, как мог. Взывал к справедливости, но кто его стоны слушать станет?
— Ты хочешь сказать, что, зная твои незаконные выходки, судья был на твоей стороне. Не верю. Только недавно по тебе проверка закончилась. Тебе же выговор влепили. За такие же фокусы, но там был простой обыватель, а тут предводитель дворянства.
— Не обыватель, а жулик, — поправил оперативник.
— Какая разница.
— Большая.
— Подведёшь ты меня под монастырь.
— Знаешь, за одного битого двух небитых дают.
— Ну.
— Подковы гну.
— Не смешно.
— Я когда его за решётку в машине закинул, смотрю, в салоне веник. Водилы, когда смену сдают, в машине прибираются.
— При чём тут веник?
— А при том, что я решил его использовать.
— Веник?
— Я этим веником в окошко начал тыкать, этому графу в лицо. Раз ему по морде, два. Он сначала отмахивался, но я довёл его до полного бешенства. Когда мы подъехали к суду, Скворцов был уже просто орёл-стервятник. Бился об решётку, словно хищная птица о клетку. Тут нам подфартило: судья был на улице. Я выпустил этого мелкого хулигана из собачника, он, как коршун, набросился на меня с кулаками. Я еле отбился. Мы всеми его едва успокоили. Настоящий драгун.
Хлебников прервался, весело посмотрев на корчащегося от смеха Аверьянова.
— Чего ржёшь?
— Ты жучара.
— Я пострадавший, мне судья так и сказал. Он, как увидел этого пернатого хищника, сразу заорал, будем привлекать к уголовной ответственности. Я его еле уговорил, чтобы ограничились административным наказанием. Теперь этот скользкий тип в камере. У него там вся спесь дворянская спадёт. Из него верёвки вить будем. Он любые показания даст.
— В камере, говоришь? — сквозь смех пробурчал Аверьянов. — Это хорошо.
— Может, загрузим его на расстрел царской семьи? — шутя, предложил Хлебников.
— Ладно, — серьёзным тоном произнёс Аверьянов. — Закрыл предводителя, и хорошо. Пусть посидит денёк-другой, парашу понюхает. Потом поиграем в плохих и хороших мальчиков. Напряжёшь его, а я приду его спасать.
— Как скажете, господин следователь.
— Пока наш гость отдыхает, займёмся Журавлёвым.
— Ох, руки у меня на него чешутся!
— Я позвоню в редакцию, там у меня блат, узнаю, где он.
— Узнавай, я на парах. Вмиг слетаю за ним.
Аверьянов достал из верхнего ящика письменного стола телефон и стал набирать номер Марии Васильевны. Абонент был занят. Аверьянов упорно раз разом набирал нужный номер, пока ему не ответили.
— Алло, слушаю вас.
— Мария Васильевна?
— Да, слушаю вас.
— Это Александр беспокоит.
— Кто?
— Александр Аверьянов.
— Это вы, Сашенька?
— Да я, у меня к вам небольшая просьба.
— Чем смогу — помогу.
— Не могу найти Журавлёва, может, подскажете, как с ним связаться?
— Костик у нас на задании. Встречает одну иностранную делегацию.
— Где?
— Он поехал в аэропорт.
— Давно?
— Нет, минут пятнадцать назад.
— Спасибо за информацию.
— Рада, Сашенька, была помочь.
Аверьянов собирался было отключиться, но вспомнил о странном рисунке, обнаруженном в бумагах Волынских.
— Ещё, Мария Васильевна.
— Да?
— У меня тут один интересный рисунок есть, то ли эмблема, то ли герб, или ещё что-нибудь. Вы, журналисты, многое в этих вещах знаете, поможете разобраться.
— А что за рисунок?
— Да сразу не опишешь.
— Давай поступим следующим образом. Скинь рисунок мне по электронной почте. Я посмотрю, а потом обсудим. Если что узнаю, я тебе с Костиком передам.
— Хорошо, благодарю за помощь, и извиняюсь, что оторвал от работы.
— Я всегда рада тебе помочь.
— До свидания.
Аверьянов отложил телефон, и, посмотрев на Хлебникова, иронически заметил.
— Учись, следопыт. Я всё узнал. Журавлёв в аэропорту, встречает какую-то делегацию.
— Это точно?
— Точнее не бывает. Дуй туда и волоки этого писаку сюда. Сведём его с предводителем.
— Я пошёл.
— Только без веников и других фокусов, — крикнул вдогонку оперативнику Аверьянов.
Едва успел уехать Хлебников, как в кабинет к Аверьянову бесцеремонно ввалился Журавлёв.
— Привет комиссару Мегре.
— Откуда вы, сударь?
— Зачем такой официальный тон? Ты же сам просил меня приехать. Забыл? Потом Мария Васильевна звонила, сказала, что ищешь меня.
— Я ждал тебя с утра.
— Извини, старик, работа, послали делегацию встречать, еле вырвался. Мотаюсь как проклятый.
Журавлёв уселся на стул рядом с окном, предварительно открыв форточку, и закурил.
— У меня не курят, — строго предупредил Аверьянов.
— Извини, извини.
Журавлёв поднялся со стула, выбросил сигарету в форточку и стал махать руками, рассеивая табачный дым.
— Хватит паясничать.
— Я нагнетаю свежий воздух.
— Садись и рассказывай.
— Сесть я успею.
— Это не ново, — покачивая головой, заметил Аверьянов.
Журавлёв убрал улыбку и вернулся на свой стул.
— У меня есть что вам сообщить господин следователь.
— Я весь во внимании.
— Помнишь, я говорил, что кое-что накопал.
— Да.
— Так вот, — потирая ладони, с гордостью заявил Журавлёв. — Кажется, я нашёл убийцу малыша.
— Когда кажется, следует креститься.
— Не кипятись, я лично уверен, но проверить не помешает.
— Излагай.
— Я писал об одной секте.
— Что за секта?
— Одна из многих. Создал её некто Лепёхин. Объявил себя новым мессией. Стал разглагольствовать о конце света, о гибели всего человечества, и тому подобное. Об утверждении на земле правительства антихриста.
— Таких лжепророков у нас пруд пруди.
— Не перебивай.
— Продолжай.
— Этот Лепёхин собрал возле себя приверженцев, они должны молиться во спасение человечества.
— Тут всё ясно.
— Что?
— Я могу продолжить сам.
— Продолжи.
— По видению, ниспосланному на Лепёхина, чтобы спасти человечество, нужно принести жертву ребёнка. Этим ребёнком стал Вова Волынский.
— Ты экстрасенс! — выпалил Журавлёв.
— Нет, просто это уже бывало.
— Ты не веришь?
— Не очень.
— Я тебе докажу.
— Ты мне полчаса доказываешь, а толком ничего не рассказал.
— Недавно последователи Лепёхина ушли под землю, в катакомбы, чтобы там встретить конец света.
— И среди них воспитатели и убийцы Володи Волынского.
— Я же говорил, что ты экстрасенс!
— Да что ты говоришь.
— Правда, там скрывается лишь один из воспитателей Волынского, интересующий нас мужчина.
— Ты знаешь, Костик, что у меня в производстве находится уголовное дело. Поэтому допрошу я тебя официально, чтобы не оставалось никаких недомолвок.
— Зачем?
— Таков порядок.
Аверьянов пододвинул к себе компьютерную клавиатуру и начал вносить в протокол данные Журавлёва.
Журналисту предложение следователя не понравилось, но, понимая, что отговорить Аверьянова не удастся, он сопротивляться не стал.
