Ох, ловить мне мою красавицу по всему рынку. Но что поделать — как-то слабо вписывается дракошка в картинку дочери торговца. Я, конечно, мало знаю, может, у них так можно, но… Я не видела ни одной торговки на рынке с драконом. Питер говорил, кажется, что это — дорогой питомец, а торгаши — народ прижимистый.
Торопливым шагом выходя из-за лотка горшочника, я изобразила на лице одновременно и радость, и тревогу.
— Господин Эрнст, — я зачастила так, чтоб можно было подумать, что только этого лепрекона и искала по всему рынку, — я вас нашла, неужто! Какая радость, какая радость!
Мой выход не обеспокоил господина Ласких, напротив — он только раздраженно поморщился, недовольный, что его жертву отвлекают.
— Да, дитя? — лепрекон развернулся ко мне, величаво шевельнув коротким пальчиком. — Зачем ты меня искала?
— Батюшка привез вам холстину. Простую, некрашеную, как вы и заказывали, — зачастила я, изображая на лице виноватость, — простите, что мы вас задержали, батюшка даже готов сделать для вас скидку, если вы на нас не сердитесь.
Вот тут-то лицо Роста и вытянулось так, будто он пытался изобразить лошадь, да не оскорбятся эти прекрасные животные столь неприятному сравнению.
Итак, спекулянт взял в рот мою наживку. Сейчас он её еще немного пожует, глотнет — и можно будет подсекать!
Лишь бы только лепрекон не спалился тем, что первый раз меня видит, в ближайшую пару минут!
Прошла всего лишь пара секунд, после того как я в выжидании уставилась на парящего у торгового лотка мистера Эрнста, а я в душе уже успела три раза окатиться холодным потом.
Блин, а если он сейчас выкатит глаза и поинтересуется, в своем ли я уме?
А если он поверит, что я и мой свежепридуманный папочка и вправду принесли ему ткань, и я, этакая ушлая торговка, что решила увести клиента из-под носа у конкурента?
— Вы привезли все сорок шесть разворотов, как я заказывал? — медленно и будто раздумывая, проговорил лепрекон, покручивая в пальцах черную трубку.
Какой сообразительный дядечка, быстро понял,что я ему тут организовываю. Видать, и вправду припек его этот жадный спекулянтишка.
— Вообще-то мы привезли пятьдесят шесть, про запас, — радостно продолжила заливать я, всячески изображая желание угодить. Вот, мол, смотрите, какие мы молодцы, из ботинок выпрыгиваем, лишь бы выручить, — батюшка остановился у въезда на рынок, не хочет ехать дальше. Спрос есть, но мы не продадим и разворота, мы ведь дали вам слово.
— Ну, что ж, — Эрнст невесело вздохнул, с сожалением кидая взгляд на разложенный перед ним на прилавке холст, — я бы предпочел что-то привычное мне по качеству, но цена несоразмерна. Идем, дитя, пожалуй, я куплю у вас все, что вы мне привезли.
— Господин, господин, а как же я? — возопил несчастный Ростимей, у которого на глазах золотой журавль дрыгнул лапкой и взмыл в небо. — У меня семьдесят восемь разворотов. Я оставлял их специально для вас.
— Ах, Ростик, Ростик, — Эрнст говорил скорбно и даже будто слегка виновато, — я бы и рад помочь семье моего друга деньгами, но увы, и мой горшок с золотом еще не так полон, как мне бы хотелось. И у меня есть трудности, и деньги требуют счета.
— Я отдам вам свой холст за две серебрянки за разворот, — я поскорбела лицом, будто напугавшись такой резки смены ставок, но внутри только сладко улыбнулась. Мальчик оказался слабачком.
— Ну, — лепрекон задумчиво пожевал губами и кивнул на меня, — это дитя и её батюшка предлагали мне разворот за три четверти серебрянки. А если еще и со скидкой…
— Обязательно будет скидка! — обнадеженно вклинилась я, зарабатывая лишний волчий взгляд Ростимея. В нем читалось: “Куда ты лезешь, соплюха, тут большие дяди обсуждают дела”.
Он, кажется, закусил удила и готов был на что угодно, лишь бы мне не досталось уже ни одной мелкой монетки из кошелька Эрнста. Даже если для этого требовалось разориться — он бы разорился.
— Тогда я отдам за половину серебрянки, — торжественно заявил спекулянт, скрещивая руки на груди, — и даже распоряжусь, чтобы ткань к вам доставили, господин Эрнст.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Внутри я покатывалась со смеху, довольная провернутым маневром и задумчивой физиономией лепрекона. Он все для себя решил — я видела по глазам, но ему было просто приятно для души проучить жадного мошенника-оппонента.
— Даже не знаю, — задумчиво протянул лепрекон, — ко мне ехали из самых Нижних Мутовок…
— Но ведь в Мутовках паршивые ткани, — если бы Рост умел колдовать, он бы сейчас взвился в небеса от праведного негодования.
— Так в тюрьмах большого качества и не надо, — возразил Эрнст, но глубоко задумался, будто бы сомневаясь.
Ой, артист…
Нет, бабуля всегда говорила, Оскар надо давать бабкам с рынка — вот эти тебе и ревматизм разыграют, и по-матерински тебя облобызают во все щеки, и все ради того, чтобы тебя ободрать как липку.
— Половина без полтины, — драматично простонал Рост, всем видом показывая, что его сейчас точно хватит удар от такой щедрости.
Насколько я успела понять мудреную денежную систему Завихграда — её мне объяснял Триш по дороге на рынок, — их монетное исчисление носило трехступенчатую иерархию. Медянки — как наши копейки, были младшими в рангах монет. За пару медяков можно было купить глоток воды, за десяток — леденец на палочке, за полтину — дешевый амулетик от сглаза. Как и у нас, сотня мелких монеток составляла одну крупную. Серебрянки — были монетами постарше и подороже, самыми дорогими были именно злотые. Три злотых — величина моего штрафа — были на самом деле недельной ставкой того же Триша или слуги его уровня. На три злотых можно было купить колечко с бриллиантиком, маленьким и не зачарованным, но все-таки!
И судя по всему, прижимистый лепрекон все-таки решил сэкономить все, что только возможно, да и Рост, кажется, уже продавал ткань дешевле, чем её купил, ну, или при минимальном наваре. Оно и понятно, оставит он себе все набарыженное добро, и куда он его потом денет? Раскупят его или нет?
— Ну что ж, дитя, твой ход? — милостиво кивнул мне лепрекон, предлагая умаслить его чуть сильнее. Я подняла к небу ладошки, показывая, что сдаюсь, и на такие безумства мы не способны.
— Ну что ж, тогда я все-таки выберу своих проверенных продавцов, — лепрекон развел руками, — напомни мне, дитя, где вы остановились?
Такой пинок обрадовавшемуся Росту — если что, он сейчас уже цену не задерет, ведь гипотетически я буду все еще на уме у лепрекона.
— У ворот площади, господин, — вздохнула я скорбно, развернулась и шагнула обратно — за поворот торгового ряда, к притаившемуся там Тришу. Лотки стояли плотно. Один к другому. Выглядеть меня Рост попросту не мог, разве что вышел бы из-за своего прилавка, а если его на рынке не любили — так и помогать ему никто не станет.
Бабуля говорила, что конкуренция конкуренцией, но рыночное братство совершенно не любит выскочек и мерзавцев, норовящих ходить по чужим головам.
Мы прошли пятнадцать шагов и остановились у неожиданно пустого прилавка. Здесь еще полчаса назад сидел и вырезал деревянные ветряки длинный коренастый мужичок. Ветряки разлетались со скоростью света — у его прилавка торчала целая толпа детишек с разинутыми ртами.
По всей видимости, у мужичка кончились заготовки — его приметную спину в ярко-малиновой рубахе я увидела впереди, он шагал к воротам.
Везет же некоторым! А я даже не начинала зарабатывать. Так только — мечтаю…
— Вы чрезвычайно ловко врете, госпожа ведьма, — насмешливо кашлянул над моим ухом господин Эрнст, когда я обернулась назад, чтобы выглянуть собственно его — лепрекона, закончившего свои дела и готового к тому, чтобы его окучила уже я.
— Спасибо за комплимент, — я зарделась как маковая роза, разворачиваясь к своему собеседнику, — вам понравилось?
— Понравилось ли мне, как мы с вами обули этого маленького засранца? — в темных глазах господина Эрнста заискрилось удовольствие. — Да, госпожа ведьма, премного благодарен вам за эту восхитительную возможность. Только будьте осторожны впредь — на этом рынке есть слабые ведьмы, и они ваш приметный браслетик увидят и поймут, кто перед ними. Роста не любят, но за обман кого другого — могут и побить.
