— Ничего подобного.
— Значит, и говорить не о чем, — заключил капитан. — Если когда-то миссис Мэрроудэн настолько не повезло, что ее обвинили в убийстве, а затем оправдали…
— Обычно оправдательный приговор не считают таким уж невезением, — вставил Эванс.
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я, — вспылил капитан Хейдок. — Несчастная женщина прошла через столько испытаний, так что совсем ни к чему ворошить ее прошлое. Согласен?
Эванс молчал.
— Уймись, Эванс. Ты ведь сам только что сказал, что она невиновна.
— Ничего подобного. Я сказал: ее оправдали.
— Да какая разница?
— Иногда очень даже большая.
Капитан Хейдок, принявшийся было выбивать свою трубку о край стула, оставил это занятие и, выпрямив спину, пытливо посмотрел на своего неугомонного друга.
— О-го-го, — протянул он. — Так вот к чему ты клонишь… Ты считаешь, она все-таки сделала это?
— Не берусь утверждать. Я.., не знаю. Энтони долгое время принимал мышьяк. Лекарство ему давала жена. И однажды, по ошибке, он принял слишком большую дозу.
Но вот чья это была ошибка — его или ее, — не мог сказать никто, и присяжные совершенно правильно истолковали сомнение в пользу жены. Все было безупречно, и никаких юридических упущений я тут не вижу. И тем не менее, хотел бы я знать…
Капитан Хейдок снова занялся своей трубкой.
— Оставь, — добродушно проворчал он, — не нашего это ума дело.
— Как сказать…
— Но послушай же…
— Нет, это ты послушай меня. Сегодня вечером, в лаборатории помнишь? Этот Мэрроудэн со своими тестами…
— Ну да. Он заговорил о тесте Марша на мышьяк.
Сказал, что уж ты-то должен об этом знать, что это, мол, по твоей части, — и захихикал. Вряд ли бы он так веселился, если бы мог представить…
Эванс перебил его:
— Иными словами, он не говорил бы так, если б знал. Они женаты уже.., шесть лет, ты так, кажется, говорил? Готов поклясться, бедняга и понятия не имеет, что его жена — та самая миссис Энтони.
— Уж от меня-то он точно этого не узнает, — холодно заметил капитан Хейдок.
Эванс пропустил эту реплику мимо ушей и продолжал:
— Так вот, после теста Марша Мэрроудэн нагрел вещество в пробирке, а выпавший металлический осадок растворил в воде. Потом снова осадил, добавив азотнокислое серебро. Это был тест на хлораты. Такой наглядный простенький опыт. Но я случайно заглянул в ту книгу, что лежала открытой на столе, и знаешь, что там было написано? «Под действием H2SO4 хлораты расщепляются с выделением Cl4О2 При нагревании следует мощный взрыв, с учетом чего смесь следует держать охлажденной и использовать только в небольших количествах».
Хейдок непонимающе уставился на своего друга:
— Ну и что?
— А то. В моей профессии тоже есть свои тесты — на убийство, к примеру. Все то же самое: соединяете факты, взвешиваете их, очищаете — если удастся — от предвзятости и неточности свидетельских показаний. Но есть и еще один тест на убийство… Абсолютно точный. Убийца редко довольствуется одним преступление м. Дайте ему время, дайте окончательно увериться в том, что ему не грозит наказание, — и он совершит следующее.
Вот смотри. У тебя есть обвиняемый. Убил он свою жену или она умерла естественной смертью? Возможно, факты свидетельствуют в пользу последнего. Но загляни в его прошлое! И если выяснится, что у него уже было несколько жен и все они умерли — скажем так — при не совсем обычных обстоятельствах, ты уже знаешь наверняка! То есть юридически, конечно, ничего не доказано. Я говорю только о личной уверенности. Но, зная истину, уже можно смело искать улики.
— Ну и?
— Я как раз подхожу к главному. Все довольно просто, если соответствующее прошлое, в которое можно заглянуть, есть. Ну а если убийца совершил свое первое преступление? В таком случае этот тест ничего не даст. Теперь представь, что убийцу оправдывают и он начинает новую жизнь — под другим именем и фамилией. Ты можешь быть уверен, что он не повторит свой.., мм.., удачный опыт?
— Что за гнусные намеки!
— Ты по-прежнему считаешь, что это не наше дело?
— Да, абсолютно. У тебя нет никаких оснований подозревать миссис Мэрроудэн. Она в высшей степени порядочная женщина.
Бывший инспектор промолчал. Потом медленно произнес:
— Я говорил тебе, что мы покопались в ее прошлом и не нашли ничего в этом смысле примечательного. Это не совсем так. Был эпизод с отчимом. В восемнадцать лет ей понравился какой-то молодой человек — а отчим запретил им встречаться. Однажды он отправился с падчерицей на прогулку к довольно опасному обрыву. И такое, можно сказать, роковое невезение: он слишком близко подошел к краю, который вдруг обвалился. Отчим разбился насмерть.
— Ты же не думаешь…
— Это был несчастный случай. Случайность! В истории с Энтони передозировка тоже была случайностью.
Его жену никогда бы и не заподозрили, не выяснись, что у нее был другой мужчина… Он, кстати, сбежал. Похоже, решение присяжных не слишком его успокоило. Говорю тебе, Хейдок; там, где появляется эта женщина, можно ждать еще одной.., случайности.
Старый капитан пожал плечами.
— С тех пор прошло уже девять лет. Почему же именно теперь должна произойти эта, как ты говоришь, «случайность»?
— Я не сказал «именно теперь». «Рано или поздно», вот я что хотел сказать. Как только появится мотив.
Капитан Хейдок снова пожал плечами.
— Совершенно не представляю, что и каким образом ты собираешься предотвращать.
— Я тоже, — уныло ответил Эванс.
— Я, например, просто выкину все это из головы, — заявил капитан Хейдок. — Чрезмерное любопытство никого еще до добра не доводило.
Подобная точка зрения никак не могла устроить полицейского инспектора, пусть и бывшего. Человек он был терпеливый, но решительный. Покинув своего друга, он не спеша прошелся до деревни, обдумывая по дороге, что бы такое предпринять и при этом не попасть впросак.
Заглянув на почту, чтобы купить марок, он натолкнулся там на предмет своих тревог, а именно на Джорджа Мэрроуджа. Бывший профессор химии был маленьким мечтательного вида человечком с очень деликатными манерами и невероятно рассеянным. Однако инспектора он сразу узнал и, приветливо с ним поздоровавшись, нагнулся за письмами, которые выронил при столкновении. Эванс тоже нагнулся и, будучи более ловким, завладел ими первый и с извинениями вернул профессору.
Передавая их, он машинально взглянул на верхний конверт и увидел адрес известной страховой фирмы. Это еще больше усилило тревогу мистера Эванса.
Реакция его была мгновенной, и простодушный профессор ни за что бы не сумел объяснить потом, «с какой стати он решил прогуляться с бывшим инспектором и — мало того — завел с ним разговор о страховании жизни.
Эванс без труда получил все нужные сведения. Профессор сам сообщил ему, что буквально на днях застраховал свою жизнь в пользу жены и спросил, что думает Эванс относительно данной страховой компании. Можно ли ей доверять.
— Понимаете, я сделал несколько неосторожных вложений, — объяснял он. — Это скверно отразилось на моем доходе. Так что, если со мной что-то случится, жена останется просто в ужасающем положении. Но эта страховка тогда ее выручит.
— А она не возражала? — небрежно осведомился Эванс. — Некоторые женщины, знаете, отказываются наотрез. Считают это дурным знаком, что ли…
— О, Маргарет очень практична, — беспечно улыбаясь, ответил Мэрроудэн. — Никаких нелепых суеверий. Собственно говоря, по-моему, она это и предложила. Ну, чтобы я не переживал так по поводу своих финансов.
Итак, Эванс узнал все, что хотел. Расставшись вскоре после этого со своим собеседником, он погрузился в мрачные размышления, у губ его обозначились жесткие складки. Он прекрасно помнил, что покойный мистер Энтони, за несколько недель до смерти, тоже застраховал свою жизнь в пользу жены.
Чутье никогда не подводило инспектора, и он был совершенно уверен, что опасения его, увы, не напрасны.
Но что же теперь делать? Ему совсем не улыбалось арестовать убийцу с дымящейся на руках кровью — нет, он хотел как раз предотвратить преступление: задача совершенно иного рода и неизмеримо более сложная.
Весь день мысли об этом не давали ему покоя. После обеда «Лига Подснежника»[12] устраивала благотворительный базар в имении местного сквайра, и Эванс отправился туда в надежде рассеяться. Однако ни грошовая лотерея, ни метание кокосовых орехов, ни угадывание веса свиньи так и не смогли отвлечь его от мрачных предчувствий. Он даже готов был выложить полкроны гадалке Заре и, слушая вполуха ее россказни, тихонько улыбался, вспоминая, с каким рвением он когда-то изгонял всевозможных предсказательниц из их шатров и каморок.
Монотонный голос гадалки усыпляюще журчал, почти не задевая его сознания, но вдруг обрывок одной фразы заставил его прислушаться:
