– А ты сегодня какой-то другой, – заметила Глория, и эта фраза застряла у него в голове.
Она прислонилась к сараю, наблюдая за тем, как он засеивает лужайку новой травой. Волонтер Брэд обещал приехать и помочь, но так и не появился. Солнце над головой висело огромной желтой каплей. Волны накатывали на берег, но шум прибоя звучал как-то приглушенно. Проснувшись, он обнаружил, что одно ухо у него заложило, наверное, просто потому, что он всю ночь проспал на этом боку. А может, он просто уже слишком стар для этой работы. Может, именно по этой причине смотрители маяка выходят на пенсию в пятьдесят лет.
– Стал на день старше и мудрее, – ответил он. – А ты почему не в школе? Если бы пошла, тоже немного поумнела бы.
– Сегодня День учителя.
– А здесь у нас день смотрителя маяка, – проворчал он, выворачивая ком земли лопатой. Кожа какая-то слишком эластичная, бесформенная, а под левым глазом снова задергалась мышца.
– Тогда покажи, что надо делать, и я помогу.
Тут он остановился, оперся о лопату и долго смотрел на нее. Если эта девчонка и дальше будет так быстро расти, из нее может получиться вполне приличный полузащитник.
– Хочешь стать смотрителем маяка?
– Нет, просто хочу поработать лопатой.
– Да лопата больше тебя.
– Тогда принеси другую из сарая.
Да. Этот сарай, где есть все, что надо… кроме тех случаев, когда как раз нужного-то там и нет. Он покосился на башню маяка, где «Бригада легковесов» наверняка проделывала с его маяком какие-то невообразимые гадости.
– Ладно, – сказал он и принес ей лопату поменьше, почти совочек.
Она лишь отмахнулась, когда он начал было ее инструктировать, встала рядом и принялась осторожно подцеплять и отбрасывать в сторону комочки земли. Саул предусмотрительно отскочил в сторону. Как-то раз один из слишком ретивых помощников угодил ему по голове рукояткой лопаты.
– Почему ты какой-то другой? – с присущей ей прямолинейностью спросила она.
– Я же сказал, ничего я не другой. – Ну разве что немного раздражительнее, чем обычно.
– Нет, другой, – сказала она, не обращая внимания на его тон.
– Ну разве что из-за занозы, – ответил он, решив не вдаваться в подробности.
– Заноза – это больно. Но ничего страшного. Можно вытащить.
– Да не от этой, – сказал он и снова принялся за работу. – Эта какая-то странная. Сам толком не понял, но с тех пор в уголке глаза мелькают какие-то точки.
– Тебе надо к врачу.
– Схожу.
– Моя мама врач.
– Да, знаю. – Насколько ему известно, ее мать была педиатром. А это не совсем то, что надо. Пусть даже и она давала советы здешним обитателям.
– Если бы я стала другой, то обратилась бы к ней. – Другой… Но в каком смысле другой?
– Оно и понятно. Ты с ней живешь.
– И что с того?
– Ты вообще зачем сюда пришла? Допрашивать меня?
– Думаешь, я не знаю, что такое допрашивать? Но вообще-то да, – сказала она и ушла.
Когда наступил вечер и Сьюзен с Генри уехали, Саул поднялся на самый верх башни и долго любовался контрастной полосой между берегом и морем, темными бронзовыми отблесками солнца на воде. Свет исходил из этой башни, просачивался через штормы и катастрофы, устраиваемые людьми, в спокойные времена и в кризисы. Свет, который изливался каскадом, временами неверный, прерывистый. Свет, который пульсировал и дрожал, но все же разгонял тьму.
Он стоял в фонарной комнате и в тот день, много месяцев назад, когда впервые увидел Генри. Генри тащился по песку к маяку и представлял собой в тот момент довольно жалкое зрелище – шел сгорбившись, его шатало из стороны в сторону, ноги увязали в песке. Щурясь, он всматривался в даль, сильный ветер почти сорвал с его плеч рубашку – она была явно великовата и теперь трепетала и пузырилась у него за спиной точно парус, словно пытаясь оторваться от этого тела, освободиться. Этот «парус» затенял тащившуюся следом Сьюзен, Саул поначалу даже ее не заметил. Песчаных куликов, похоже, мало волновало появление на берегу Генри: вместо того чтоб тотчас взлететь нервной стайкой, они продолжали ковыряться в песке, выискивать в нем пищу и поднимались в воздух лишь в самую последнюю секунду при приближении этого неуклюжего монстра. Генри походил в этот момент на робкого просителя, пилигрима, пришедшего поклониться святыням.
Они оставили здесь все свое оборудование – металлические ящики со странными круговыми шкалами и датчиками. Выглядело это почти как угроза. Как заявление прав на территорию. Как обещание непременно вернуться. Он не имел даже отдаленного представления о том, что видел. Да и не хотел. Не хотел знать, что здесь относится к спиритическим сеансам, а что – к науке. Частицы пребиотиков. Энергия духов. Зеркальные комнаты. Линзы этих прожекторов сами по себе были чудом, и он не видел смысла искать в них какой-то другой смысл или предназначение.
У Саула разболелось колено. Прихрамывая, он обходил комнату, набитую оборудованием «Бригады легковесов». Бродя в поисках чего-то, что он все равно не узнал бы, даже если бы нашел, смотритель размышлял о том, как человек может расклеиться от множества болячек и ему не повредило бы позаботиться о поддержании здоровья. Особенно с учетом того, что Чарли на семь лет его моложе. Но этими мыслями он лишь отгонял преследовавшие его приступы страха: с ним что-то явно не так, он все более неуверенно чувствует себя в своей шкуре, и это уже наверняка читается у него в глазах. На расстоянии вытянутой руки он уже словно прочитал приговор, стал называть эти нерегулярные проявления «заражением». Заражен паразитами — вот мысль, которая преследовала его порой в промежутках между сном и бодрствованием, сном и бодрствованием, легко и непринужденно лавировала между этими двумя состояниями.
Внутри словно все напрягалось, и к этому примешивалось ощущение, что нечто все более уверенно занимает свое место в его организме. И это вызывало смятение и страх.
К счастью, мать Глории, Труди Дженкинс, согласилась принять его примерно за час до наступления темноты. Жила она к западу от маяка, в уединенном бунгало, и Саул воспользовался своим пикапом. Подъехал, припарковался на грунтовике перед домом, где росли магнолии, дуб и несколько карликовых пальм. За углом был виден деревянный настил, широченный, почти как дом, тянущийся к морю. Вот уж действительно один из самых симпатичных уголков на этом побережье. Было бы желание, и Труди могла сдавать на лето комнату туристам.
Ходили слухи, будто Труди приехала и поселилась здесь после сделки со следствием, ее обвиняли в распространении наркотиков, и было это лет десять назад, если не больше. Но каково бы ни было ее прошлое, рука у этой женщины была твердая, и голова на плечах тоже имелась, и обратиться к ней было куда разумнее, нежели ехать за пятьдесят миль в городскую больницу или же обращаться к интерну, которого прислали в деревню из той же клиники попрактиковаться в своем ремесле на чудаках, решивших поселиться здесь, вдали от цивилизации.
– Вот, укололся о какой-то шип или осколок…
Еще одно незаменимое качество Труди: с ней можно было говорить об осколке. Он как-то попытался с Чарли, но по причинам, до конца для него неясным, чем больше он говорил, тем сильнее становилось ощущение, что он навязывает ему нечто такое, что тот, пожалуй, еще не готов взвалить на себя.
Мысль эта огорчила Саула, он умолк и не стал рассказывать Чарли о странных точках, которые порой плавали в уголках глаз.
– Так вы считаете, вас кто-то укусил?
– Да нет, на укус не похоже, скорее, словно что-то ударило. На мне были перчатки, но не стоило соваться в заросли и брать это в руки. Правда, это может и не иметь никакого отношения к моему самочувствию. – Но как знать? То странное ощущение, то неощущение, тот момент вновь и вновь всплывал в его памяти.
Она кивнула:
– Понимаю. И то, что вы обеспокоены, это нормально, тем более что появился тик. Давайте я осмотрю не только ладонь, но и всю руку, потом проверим все жизненно важные показатели, и, возможно, все ваши страхи отступят.
