– Встретите Васильева, скажите, что он может вернуться, – разрешила биологичка. – Если захочет, конечно.
Но встретить Андрюху девчонки не могли. Сразу из класса Васильев понесся вниз, на второй этаж, к хорошо знакомой двери кабинета номер четырнадцать. В нем кипело столько ярости, что ее с лихвой хватило бы на две атомные и одну химическую войны. Но пока ему нужно было разобраться с главным виновником всех своих проблем, с человеком, который разрушил все, что у него было.
Он до того разошелся, что не сразу заметил явные изменения – с двери исчезла так сильно его раздражающая табличка. Андрюха постоял в коридоре, накапливая злость, и, наконец, забарабанил в тонкое перекрытие. Дверь отозвалась глухим стоном.
– Ушла небось, – раздраженно прошептал Андрюха, на всякий случай дергая ручку. Ручка неожиданно подалась вниз и вперед. Васильев, теряя равновесие, ввалился внутрь. От неловкости он был готов провалиться сквозь землю, но расшаркиваться и извиняться оказалось не перед кем.
В кабинете никого не было. Стол был все так же пуст, на стенах так ничего и не появилось. Только валялась на подоконнике всеми забытая игрушка.
– Ладно, – с мрачной решимостью согласился Васильев. – Вы думаете, я ничего не сделаю? – пробормотал он, тяжелым взглядом оглядывая неприветливый кабинет. – А вот утритесь!
Он вылетел в коридор, в раздевалке быстро подхватил свою куртку и мимо зазевавшейся нянечки, которой строго-настрого было запрещено выпускать учеников из школы посреди урока, бросился на улицу.
У него было два дела. Во-первых, ему нужно было доказать, что в деле с дракой он участия не принимал. А во-вторых, показать Рязанкиной, что и без нее он замечательно проживет.
Для исполнения первой части плана он отправился к Быковскому.
– Бык, ты дома? – сразу перешел он к делу, как только в телефонной трубке раздался голос Павла. – Открывай дверь, гости идут.
– Я не могу, – глухо отозвался Быковский.
– А меня это не колебёт! – рявкнул в трубку Васильев. – Шоу кончилось! Открывай и все!
Павел еще пытался что-то возражать, но слушать это Андрюха не стал. В конце концов, его не волнуют проблемы Быковского. Хочет Павел от всех прятаться, пускай прячется. Но он его на улицу вытащит!
Васильев с яростью вдавил кнопки домофона. Запела, запиликала, просыпаясь, связь.
– Да, – раздался на том конце холодный голос.
– Открывай! – рявкнул Андрюха так громко, что во дворе залаяла испуганная собачка.
– Что тебе надо? – Казалось, еще чуть-чуть, и голос одноклассника совсем растворится в проводах.
– Поговорить надо! Вылезай! – шарахнул кулаком по косяку Васильев.
– Я не могу. – Голос был все такой же равнодушный.
– Не можешь – научим, не хочешь – заставим! Открывай, а то я тут вообще дверь сломаю.
– Меня на замок закрыли, я тебя все равно впустить не смогу.
Долгую секунду Андрюха смотрел на домофон, словно в подтверждение только что сказанных слов оттуда должен был выскочить Павел и все это повторить еще раз.
– В каком смысле закрыли? – переспросил он.
– Мать, уходя, теперь запирает дверь, чтобы я никуда не ушел.
Это заявление было настолько абсурдным, что Васильев несколько раз моргнул, прежде чем смог говорить дальше.
– Зачем?
– Затем! – буркнул Павел, и голос его стал еще глуше. – Она боится, что я в Махачкалу уеду.
– А ты собираешься? – глупо хихикнул Андрюха. Он так и видел, как Быковский, нагруженный баулами и чемоданами, мчится по железнодорожному вокзалу, а следом за ним бежит его мама и требует, чтобы он немедленно повязал шарфик, вытер носик и надел калоши.
– Да какое тут собираешься, если я неделю из квартиры выйти не могу! – в сердцах выдохнул он.
– Черт! – растерялся Васильев. – Мне поговорить с тобой надо!
– Звони по телефону.
– Нет, мне надо, чтобы ты вышел!
Повисла пауза.
Андрюха задрал голову.
– Покажи, где у тебя балкон!
Противно свистнул, отключаясь, домофон. Запоздало Васильев пожалел, что не спросил, куда выходят окна, во двор или на улицу. Но не успел он об этом подумать, как вздохнула балконная дверь на четвертом этаже, нехотя отлепляясь от косяка. В узкой щели появилось бледное лицо Быковского.
Васильев машинально прикинул высоту.
По решетке первого этажа, там козырек, потом балкон. И все. Дальше некуда.
– Ну, чего? – В тонком свитере Павлу было холодно.
– Давай я тебя оттуда вытащу? – расстроенно предложил Васильев.
– Зачем? – дернул плечом Павел. – Мать успокоится, сама меня выпустит. У нее это бывает.
– Мне надо, чтобы ты вышел! – снова стал заводиться Васильев, только теперь уже от новой волны безысходности. – Ты должен к ним пойти и сказать, что я не виноват!
– Ты мне это уже говорил, – с равнодушием кассового аппарата произнес Быковский. – Ты знаешь, это уже, по большому счету, неважно.
– Это тебе там неважно, – Андрюха ткнул пальцем в балкон, – а у нас, здесь, – он топнул ногой, – очень даже важно. У нас из-за тебя война! Ашки буянят. Ну, хочешь, я тебе с твоей Махачкалой помогу?
– Как? Отправишь меня посылкой?
– Бандеролью!
– Да ладно, – поморщился Павел. – Не сегодня завтра все успокоится, и мы уже на месте во всем разберемся. Подожди пару дней.
– Я не могу ждать! – выпалил Васильев. – Я не собираюсь ждать. Я сейчас вызову Службу спасения, и они тебе сломают дверь!
– Ты чего, офонарел? Кто мне ее потом ставить будет? Все, иди отсюда. В школе потом поговорим.
– Не будет никакого потом! Ты чего, тупой? – заорал на весь двор Андрюха. – Пока они еще там, надо идти и все им объяснять! Ты знаешь, кто привел Алекса?
– Да какая разница! – тоже стал заводиться Быковский, выходя на балкон окончательно. – Это дело вообще никого не касается, только меня и его! А если Сидоров проговорится, то будет последней сволочью.
– Это ты будешь последней сволочью, если отсидишься за мамочкиной юбкой.
– Да отстаньте вы от меня все! – перегнулся через перила Павел. – Все!
– Уйди с балкона! – раздался за спиной Васильева тяжелый одышливый голос. – Я вот поднимусь, устрою тебе!
К Андрею шла невысокая тучная женщина с сумками в руках. Сквозь толстые линзы очков она недовольно поглядывала наверх.
– И ты отсюда убирайся! – остановилась она около Васильева. – Не придет он в школу. Пока не разберутся с этой хулиганкой, я его в школу не пущу.
– Так ведь ее нет, она уехала, – растерялся Андрюха такому напору.
– Тем более! – сбить с боевого настроя мать Павла было невозможно. – Пускай все придут в себя и успокоятся. Драка, человека чуть не убили, а у них виноватых нет. Пока не узнают, кто бил, мой сын будет сидеть под замком.
Васильев вскинул удивленные глаза. Для него все это происшествие казалось настолько очевидным, что возмущение матери Быковского было просто смешно.
– Только попробуй! – выскочил обратно на балкон Павел. – Я же выйду! Я тебя из-под земли достану!
– Быстро ушел отсюда! – погрозила ему кулаком мать. – Я тебе выйду! Отец еще не слышал о твоих фокусах!
– А вы знаете, – снова посмотрел на нее Васильев. – По последним сведениям, во всем виноват я.
– Ой, некогда мне тут с тобой… – она пошла к двери.
– Оба девятых класса считают, что мне нужно было, чтобы Павла побили.
Быковская остановилась под козырьком, перекладывая сумки из рук в руки.
– Позвольте? – принял вес сумок на свою руку Васильев. – Мне уже устроили бойкот с суровым осуждением случившегося. Так что если у вас есть такое желание, вы можете присоединиться к большинству.
– Ох, надоели вы мне, – горестно вздохнула Быковская, доставая из сумки ключи и прикладывая их к домофону.
Заветная дверь запищала.
– Что у вас там в классе постоянно происходит? – Быковская направилась к почтовым ящикам, Васильев тащил за ней тяжеленные сумки. – Это я еще с директором не говорила. Ваш классный руководитель совершенно не выполняет своих обязанностей. Класс распустил.
– Ну что вы! – с готовностью поддакнул Андрюха, сразу переходя на тон своей мамы. – Ему достался сложный класс. А возраст…
– Ой, да что ты понимаешь? – Быковская достала газеты и, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, пошла по ступенькам к лифту. – Я как эту Гараеву увидела, сразу все поняла. Разве ж у этих людей есть что-нибудь ценное? Только о себе, только о себе.
Лифт послушно принял обоих пассажиров и загудел, взбираясь наверх.
– Когда она к нам после той проклятой вечеринки заявилась, я чуть сердца не лишилась, – Быковская говорила с такой яростью, словно переживала все заново. – И как она посмела сюда прийти? Бесстыжая, хоть бы глаза прятала. Так нет, в упор смотрит своими угольями, ни стыда, ни совести!
Андрюха согласно кивал, предпочитая помалкивать.
– И ведь как все вышло? – доверительно склонилась она к нему. – Стоило ей приехать, как драка и произошла. Скажешь, не подозрительно? И после всего он к ней ехать собирается. Я как разговор их услышала, чуть сердца не лишилась. И ладно бы русская была, так ведь нет – чучмечка неотмытая.
