Пиэл взял лист бумаги.
— Вот список ваших публикаций. Вы являетесь сотрудником Музея уже девять лет, а статей я насчитал одиннадцать — приблизительно одна статья в год.
— Главное не количество, а качество.
— Я работаю в другой сфере, нежели вы, — я энтомолог, так что простите, о качестве судить не могу. У вас, несомненно, хорошие работы. Никто еще не поставил под сомнение их качество, и каждому известно: неудача китайской экспедиции — лишь досадная случайность. Однако же — всего одиннадцать статей?.. Некоторые наши смотрители публикуют по одиннадцать в год.
— Любому под силу накропать статейку только ради публикации. Я же предпочитаю дождаться, пока у меня действительно будет что сказать.
— Ну-ну, Айэн, вы же знаете — это неправда. Да, я согласен, подход «хоть умри, но опубликуйся» порой имеет место. Однако мы — Музей естественной истории, и практически все труды, публикуемые нашими сотрудниками, — мирового уровня. Впрочем, я уклонился от темы. За последний год вы не опубликовали ничего, и я пригласил вас сюда, поскольку предполагаю, что вы работаете над чем-то важным.
Президент приподнял брови — дескать, задан вопрос.
Корвус переменил положение ног. Он чувствовал, как от попытки улыбнуться у него напряглись мышцы вокруг рта. Унижение было почти непереносимо.
— Да, я действительно работаю над важным проектом.
— Могу ли я узнать, над каким именно?
— В настоящий момент ситуация с ним достаточно сложная, но через неделю-другую я смогу представить проект вам и специальной комиссии — разумеется, конфиденциально. Первичные результаты моей работы скажут сами за себя.
Пиэл пристально посмотрел на Корвуса, улыбнулся.
— Отлично, Айэн. Дело в том, что вы, на мой взгляд, прекрасный сотрудник Музея и, разумеется, немаловажное значение имеет ваше прославленное имя, у нас в памяти оно неразрывно связанно с вашим выдающимся отцом. Я задаю вам вопросы о публикациях лишь постольку, поскольку желаю дать совет. Заметьте, если кафедра не присваивает смотрителю Музея постоянной штатной должности, мы воспринимаем эту неудачу весьма болезненно, скорее, как свой личный промах. — Пиэл поднялся, широко улыбаясь. — Желаю вам удачи.
Выйдя из кабинета президента, Корвус пошел по длинному коридору пятого этажа. Безмолвная ярость переполняла доктора, и он едва мог вздохнуть. Тем не менее Корвус сохранял на лице улыбку, кивал направо и налево, бормотал приветствия коллегам, покидавшим Музей в конце рабочего дня, — стадо возвращается на благоустроенные загоны в безликих американских предместьях Коннектикута, Нью-Джерси и Лонг-Айленда.
17
Обстановка беленой комнаты, помещавшейся позади ризницы монастыря Христа в Пустыне, ограничивалась всего четырьмя предметами: неудобным деревянным табуретом, грубо сколоченным столом, распятием и ноутбуком «Эппл», который вместе с принтером работал на универсальном аккумуляторе с солнечной батареей. За компьютером сидел дрожащий от нетерпения Уайман Форд. Он только что загрузил две криптоаналитические программы и готовился применить их к шифру из блокнота, полностью, до последней цифры введенному в ноутбук. Форд уже понял: перед ним не простой код, поскольку обычные приемы расшифровки не действовали. Тут было и в самом деле нечто особенное.
Уайман поднял палец и аккуратно нажал на клавишу. Одно движение — и вот первая программа уже запущена.
Это была не дешифрующая программа как таковая — скорее, структурный анализатор, который по системе расположения цифр определял тип кода: подстановочный или перестановочный, с перешифровкой или без, номенклатурный или многоалфавитный. Форд уже выяснил, что данный шифр не является шифром с открытым ключом, основанным на перемножении больших простых чисел. Однако дальше этого Уайману продвинуться не удавалось.
Через каких-то пять минут компьютер дал звуковой сигнал — первая программа завершила анализ. Появившийся на экране результат потряс Форда:
ТИП ШИФРА НЕ ОПРЕДЕЛЕН
Он просмотрел результаты структурного анализа, числовые частотные таблицы, вероятностные распределения. Цифры располагаются не беспорядочно — программа выделила все возможные структуры и случаи отклонения от произвольной комбинации. Значит, в цифрах заключена информация. Но какая именно и каким образом она закодирована?
Форд не был удручен — скорее наоборот. Он испытывал внутренний трепет. Чем мудренее шифр, тем более любопытные сведения в нем скрыты. Уайман запустил следующую программу — частотный анализатор отдельных цифр, числовых пар и триплетов — и одновременно загрузил частотные таблицы наиболее распространенных языков. Но и здесь его постигла неудача: не обнаружилось ни одного соответствия между имеющимися цифрами и буквами как английского, так и прочих языков.
Форд посмотрел на время. Час третий монастырского дня на исходе. Он просидел за компьютером пять часов подряд.
Проклятье.
Форд перевел взгляд на экран. Каждое число в шифре состоит из восьми цифр, а восемь цифр образуют байт; следовательно, это машинный код. А ведь его нацарапали карандашом в грязном блокноте, и, скорее всего, посреди пустыни, где поблизости нет никаких компьютеров. Кроме того, Форд уже пробовал перевести цифры кода, сгруппированные по восемь, в двоичный и шестнадцатиричный коды, а также в ASCII[14] и применить к полученным результатам дешифрующие программы, однако снова потерпел неудачу.
Дело принимало неожиданный оборот.
Форд прервался, взял блокнот, открыл и пролистал его. Старая записная книжка. Кожаная обложка истерта и кое-где порвана, между захватанными страничками набился песок. Блокнот слегка пах дымом от костра. Крупные цифры были выведены остро отточенным карандашом, твердо и четко, аккуратными рядами и столбцами, которые представляли собой подобие решетки. Почерк ровный — должно быть, все записи сделаны за один раз. И на ни одной из шестидесяти страниц нет помарок или исправлений. Цифры, несомненно, откуда-то переписаны.
Форд закрыл блокнот. Сзади обложка испачкана, пятно до сих пор немного липкое. Кровь, догадался потрясенный Уайман. Он вздрогнул и быстро положил блокнот. Увидев кровь, вдруг вспомнил, что это все не игрушки, что недавно убили человека и блокнот, вероятно, содержит указания относительно того, как найти сокровища.
«Куда же я ввязываюсь?» — думал Форд.
Вдруг он почувствовал: сзади кто-то есть. Обернулся — оказалось, вошел настоятель монастыря. Аббат стоял, заведя руки за спину, слегка улыбался и пристально смотрел на Форда живыми черными глазами.
