1993 год
«Сирень проклятая, черемуха чумная…»
Сирень проклятая, черемуха чумная,Щепоть каштанная, рассада на окне,Шин шелест, лепет уст, гроза в начале маяОпять меня дурят, прицел сбивая мне,Надеясь превратить привычного к безлюдью,Бесцветью, холоду, отмене всех щедрот —В того же, прежнего, с распахнутою грудью,Хватающего ртом, зависящего от,Хотящего всего, на что хватает глаза,Идущего домой от девки поутру;Из неучастника, из рыцаря отказаПытаясь сотворить вступившего в игру.Вся эта шушера с утра до полшестого —Прикрытья, ширмочки, соцветья, сватовство —Пытает на разрыв меня, полуживого,И там не нужного, и здесь не своего.
1999 год
«…Меж тем июнь, и запах лип и гари…»
…Меж тем июнь, и запах лип и гариДоносится с бульвара на балконК стремительно сближающейся паре;Небесный свод расплавился белкомВокруг желтка палящего светила;Застольный гул; хватило первых фраз,А дальше всей квартиры не хватило.Ушли курить и курят третий час.
Предчувствие любви об эту поруТомит еще мучительней, покаПо взору, разговору, спору, вздоруВ соседе прозреваешь двойника.Так дачный дом полгода заколочен,Но ставни рвут — и Господи прости,Какая боль скрипучая! А впрочем,Все больно на пороге тридцати,Когда и запах лип, и черный битум,И летнего бульвара звукорядОкутаны туманцем ядовитым:Москва, жара, торфяники горят.
Меж тем и ночь. Пускай нам хватит такта(А остальным собравшимся — вина)Не замечать того простого факта,Что он женат и замужем она:Пусть даже нет. Спроси себя, легко лиСдирать с души такую кожуру,Попав из пустоты в такое полеЧужого притяжения? ЖаруСменяет холодок, и наша пара,Обнявшись и мечтательно куря,Глядит туда, где на углу бульвараЛиства сияет в свете фонаря.
Дадим им шанс? Дадим. Пускай на муку —Надежда до сих пор у нас в крови.Оставь меня, пусти, пусти мне руку,Пусти мне душу, душу не трави,—Я знаю все. И этаким всезнайкой,Цедя чаек, слежу из-за стола,Как наш герой прощается с хозяйкой(Жалеющей уже, что позвала) —И после затянувшейся беседыВыходит в ночь, в московские сады,С неясным ощущением победыИ ясным ощущением беды.
1996 год
«Тоталитарное лето! Полурасплавленный глаз…»
Тоталитарное лето! Полурасплавленный глазСливочно-желтого цвета, прямо уставленный в нас.Господи, как припекает этот любовный догляд,Как с высоты опекает наш малокровный разлад!Крайности без середины. Черные пятна теней.Скатерть из белой холстины и георгины на ней.Все на ножах, на контрастах. Время опасных измен —И дурновкусных, и страстных, пахнущих пудрой «Кармен».
О классицизм санаторный, ложноклассический сад,Правильный рай рукотворный лестниц, беседок, дриад,Гипсовый рог изобильный, пыльный, где монстр бахчевойЛьнет к виноградине стильной с голову величиной.Фото с приветом из Сочи (в горный пейзаж при ЛунеВдет мускулистый рабочий, здесь органичный вполне).Все симметрично и ярко. Красок и воздуха пир.Лето! Просторная арка в здании стиля вампир,В здании, где обитают только герои труда —Вскорости их похватают и уведут в никуда,Тем и закончится это гордое с миром родство,Краткое — так ведь и лето длится всего ничего.
Но и беспечность какая! Только под взглядом отца!В парках воздушного рая, в мраморных недрах дворца,В радостных пятнах пилоток, в пышном цветенье садов,В гулкой прохладе высоток пятидесятых годов,В парках, открытых эстрадах (лекции, танцы, кино),В фильме, которого на дух не переносишь давно.Белые юноши с горном, рослые девы с веслом!В схватке с любым непокорным жизнь побеждает числом.Патерналистское лето! Свежий, просторный Эдем!Строгая сладость запрета! Место под солнцем, под темВсех припекающим взглядом, что обливает чистюльЖарким своим шоколадом фабрики «Красный Июль»!
Неотменимого зноя неощутимая боль.Кто ты? Тебя я не знаю. Ты меня знаешь? Яволь.Хочешь — издам для примера, ежели ноту возьму,Радостный клич пионера: здравствуй, готов ко всему!Коитус лени и стали, ласковый мой мезозой!Тучи над городом встали, в воздухе пахнет грозой.Сменою беглому маю что-то клубится вдали.Все, узнаю, принимаю, истосковался. Пали.
1999 год
«О какая страшная, черная, грозовая….»
О какая страшная, черная, грозоваяРасползается, уподобленная блину,Надвигается, буро-желтую разевая,Поглотив закат, растянувшись во всю длину.
О как стихло все, как дрожит, как лицо корежит,И какой ледяной кирпич внутри живота!Вот теперь-то мы и увидим, кто чего может,И чего кто стоит, и кто из нас вшивота.
Наконец-то мы все узнаем, и мир поделен —Не на тех, кто лев или прав, не на нет и да,Но на тех, кто спасется в тени своих богаделен,И на тех, кто уже не денется никуда.
Шелестит порывами. Тень ползет по газонам.Гром куражится, как захватчик, входя в село.Пахнет пылью, бензином, кровью, дерьмом, озоном,Все равно — озоном, озоном сильней всего.
1999 год
«Жаль мне тех, чья молодость попала…»
Жаль мне тех, чья молодость попалаНа эпоху перемен.Место раскаленного металлаЗаступает полимер.
Дружба мне не кажется опорой.В мире все просторней, все тесней.Хуже нет во всем совпасть с эпохой:Можно сдохнуть вместе с ней.
В теплый желтый день брожу по паркуОктября двадцатого числа.То ли жизнь моя пошла насмарку,То ли просто молодость прошла.
Жаль, что я случился в этом местеНа исходе славных лет.Жаль, что мы теперь стареем вместе:Резонанс такой, что мочи нет.
Так пишу стихом нерасторопным,Горько-едким, как осенний дым,Слуцкого хореем пятистопным,На одну стопу хромым.
Жалко бесполезного запалаИ осеннего тепла.Жаль мне тех, чья Родина пропала.Жаль мне тех, чья молодость прошла.
1998 год
«Я не был в жизни счастлив ни минуты…»
Я не был в жизни счастлив ни минуты.Все было у меня не по-людски.Любой мой шаг опутывали путыСамосознанья, страха и тоски.
За все платить — моя прерогатива.Мой прототип — персидская княжна.А ежели судьба мне чем платила,То лучше бы она была должна.
Мне ничего не накопили строчки,В какой валюте их ни оцени…Но клейкие зеленые листочки?!Ах да, листочки. Разве что они.
На плутовстве меня ловили плуты,Жестокостью корили палачи.Я не был в жизни счастлив ни минуты!— А я? со мной? — А ты вообще молчи!
Гремя огнем, сверкая блеском стали,Меня давили — Господи, увидь!—И до сих пор давить не перестали,Хотя там больше нечего давить.
Не сняли скальпа, не отбили почки,Но душу превратили в решето…А клейкие зеленые листочки?!Ну да, листочки. Но зато, зато —
Я не был счастлив! в жизни! ни минуты!Я в полымя кидался из огня!На двадцать лет усталости и смутыНайдется ль час покоя у меня?
Во мне подозревали все пороки,Публично выставляли в неглиже,А жизни так учили, что урокиМогли не пригодиться мне уже.
Я вечно был звеном в чужой цепочке,В чужой упряжке — загнанным конем…Но клейкие зеленые листочки?!—О Господи! Гори они огнем!—
И ведь сгорят! Как только минет летоИ цезарь Август справит торжество,Их дым в аллеях вдохновит поэтаНа пару строк о бренности всего.
И если можно изменить планиду,Простить измену, обмануть врагаИль все терпеть, не подавая виду,—То с этим не поделать ни фига.
…Катают кукол розовые дочки,Из прутьев стрелы ладят сыновья…Горят, горят зеленые листочки!Какого счастья ждал на свете я?
1995 год
