– Адам… – Кирби прошептала имя так, словно никогда раньше его не произносила. Оно ласкало язык. Она могла думать только о том, что никто и никогда не заставлял ее чувствовать подобное. И никто не заставит. Что-то пробудилось внутри ее, и она не хотела этому препятствовать. Сдалась.
Адама вновь охватило пламя желания.
«Она – ведьма, – решил он. – Цирцея. Сирена. Пора отступить».
– Вам надо переодеться.
– Адам… – Кирби приподнялась и коснулась его лица.
– Подчеркните глаза. – Он поднялся, стараясь держать себя в руках.
– Глаза? – Она уставилась на него – тело дрожало, голова не работала.
– И оставьте волосы распущенными. – Он направился к двери. – Двадцать минут.
Кирби оперлась на локти. Она не позволит ему увидеть ее боль, а себе – страдать из-за отказа.
– Вы хладнокровный, – мягко произнесла она. – И самый сдержанный из всех, кого я когда-либо встречала. Но вы еще можете оказаться на коленях.
Она была права.
– Это риск, на который я готов пойти. – Кивнув, он хлопнул дверью. – Двадцать минут, – донеслось снаружи.
Кирби сжала пальцы в кулак, затем расслабила их.
– Ты будешь на коленях, – пообещала она. – Клянусь.
Оказавшись в студии, он принялся искать рычаг, открывавший тайный проход, так, из любопытства, не имея намерения рисковать и обшаривать помещение, куда мог войти в любой момент. Наконец, панель, скрипнув, как и предыдущие, открылась. Адам заглянул внутрь, тут же закрыл проход, решив приступить к главному – творчеству.
Для него живопись была не работой, скорее развлечением. Возникала, правда, потребность в живописи, но либо мягкая и спокойная, либо острая и резкая.
Адам был дотошным художником и дотошным человеком. Возможно, консервативным, как заметила Кирби. Но не упертым. В отличие от Кирби – организованным, хотя творческий процесс протекал у них одинаково. Она часами могла разглядывать кусок древесины, выискивая в нем искорку жизни. Он так же смотрел на холст. Она чувствовала внутренний толчок, физическое освобождение, когда, наконец, обнаруживала желаемое. Он ощущал то же самое, когда нечто обрушивалось на него из дюжины эскизов.
Сейчас Адам был спокоен и сосредоточен. Прикрепил к мольберту чистый холст, тщательно отобрал три куска угля. Решил работать именно углем. Просматривая свои предыдущие наброски, Адам услышал шаги.
Она остановилась у двери, высоко подняв голову и уставившись на него. Он осторожно положил блокнот на стол.
Ее волосы шелковой волной ниспадали на плечи. Золотые кольца в ушах и золотые браслеты на запястьях позвякивали при малейшем движении. В глазах, темных и опасных, все еще теплился гнев. Он с легкостью мог изобразить ее, кружащуюся в огненном вихре под звуки скрипки и бубнов.
Кирби положила руки на бедра и вплыла в студию, прекрасно понимая, какое впечатление производит. Пышная юбка алым пламенем ласкала ноги. На секунду замерев перед ним, дважды крутанулась, каждый раз поворачивая голову и глядя на него через плечо. Запах паленой древесины и роз наполнил комнату.
– Ты хочешь написать Катрину, а? – с жутким славянским акцентом произнесла она и повела пальцем по его щеке. Дерзость, вызов, а затем и смех горячей волной коснулись его кожи. – Но сначала ты должен посеребрить ей ручку.
Он отдал бы ей все, что угодно. Любой мужчина отдал бы. Борясь с ней и самим собой, вынул сигарету.
– К восточному окну, – холодно произнес он. – Там свет лучше.
Нет, так легко он не отделается. Кирби пыталась быть дерзкой, наглой, но ее тело до сих пор дрожало. Она не позволит ему догадаться.
– Как будешь платить? – потребовала она, кружась в огненном вихре алого шелка. – Катрина не приходит бесплатно.
– Деньгами. – Адам едва устоял перед соблазном схватить Кирби за волосы и притянуть к себе. – И ты не получишь ни цента, пока я не закончу.
Резко остановившись, она отряхнула и расправила юбку.
– Что-то не так? – тихо спросила она. – Тебе не нравится платье?
Адам раздавил сигарету.
– Давай начнем.
– Я думала, мы уже начали, – пробормотала она. Ее глаза светились удивлением. – Ты настаивал на портрете.
– Не дави на меня, Кирби. Что за привычка – пробуждать мою темную сторону.
– Я в этом не виновата. Может, ты прятал ее слишком долго? – Достигнув желаемого эффекта, она решила побыть послушной. – Так куда мне встать?
– К восточному окну.
«Ничья», – удовлетворенно подумала она.
Он обращался к ней лишь по необходимости – подними подбородок выше, поверни голову… Гнев и желание уступили место сосредоточенности.
Снаружи шел дождь, но его шелест приглушали толстые оконные стекла. Дверь была закрыта, никаких других звуков не доносилось.
Адам смотрел на нее, изучая, впитывал, мужчина и художник трудились вместе. Возможно, запечатлев образ Кирби на холсте, он поймет ее… и себя.
Теперь Кирби получила шанс рассмотреть Адама, она знала, что он ушел глубоко в себя. Она видела множество художников за работой: молодых и старых, талантливых и не очень. Адам совершенно иной.
Он не надел рабочий халат. Даже просто делая наброски, стоял прямо, словно кто-то требовал от него постоянной сосредоточенности. Кирби заметила это сразу же. Он всегда наблюдал. Настоящий художник вел себя так же – она хорошо это знала, – но тут было нечто большее…
Что-то не вписывалось в форму, из которой он вылеплен. Высокий, худощавый, привлекательный, благородный, богатый, успешный и… дерзкий? Почему-то именно это определение пришло ей в голову. Чувствовалось в нем некое безрассудство, взывавшее к ней, впрочем, оно уравновешивалось зрелостью и надежностью, которые она, сама того не осознавая, хотела видеть в мужчине. Он был скалой, за которую можно было ухватиться во время землетрясения. И он сам мог стать землетрясением.
Адам поднял глаза и увидел, как Кирби улыбается. Улыбка была спокойной, милой и легкой. Чутье подсказывало ему, что так она еще опаснее, однако он решил на время сложить оружие.
– Хиллер занимается живописью?
Ее улыбка увяла, и Адам пожалел об этом.
– Немного.
– Ему ты позировала?
– Нет.
– Почему?
В глазах Кирби сверкнул холод, Адам не хотел изображать его на своем полотне.
– Скажем так, я не очень интересовалась его работой.
– Воспринимаю это как комплимент моей работе.
Кирби равнодушно посмотрела на него:
– Если хочешь.
«Обман – часть работы», – вспомнил Адам. Подслушанный им разговор Фэйрчайлда не оставлял ему выбора.
– Странно, что он не просил об этом. Он же был влюблен в тебя.
– Не был, – отрезала она.
– Он же предлагал тебе руку.
– Это никак не связано с любовью.
