– Какой я все-таки фантастический дурак!
– Что ты, – забормотала Люба. – Ты не такой, не говори так.
– Да, дурак, – продолжал Степа. – Все мы дураки, не умеем ценить то, что даром достается. А от судьбы не убежишь. Иди сюда, маленькая…
И обнял Любку. Она замерла в кольце его рук, чувствуя себя и вправду маленькой. Словно ей снова девять лет и отец обнимает ее ласково и бережно.
Тот блаженный, неловкий, сумбурный и счастливый вечер пролетел как одно мгновение. Любке было немного стыдно, что она в свои двадцать шесть еще девственница, она боялась выдать свою неопытность неосторожным словом или движением. Степа, казалось, никогда не был с ней так отчаянно, лихорадочно нежен. Не было ничего и никого – только он и она, только они вдвоем…
Два года пролетело в обморочной, нереальной дымке. Любка не могла поверить в свое счастье, все боялась проснуться в старой квартире одна. Степа устроился менеджером в небольшую полиграфическую компанию. Он больше не мечтал о карьере, выкинул книжки по корпоративной культуре и редко собирал шумные компании. Степа и Люба не афишировали своих отношений, но друзья и без этого как-то очень быстро все прознали. Нет, не осудили, как боялась Люба, – одобрили. Даже подкалывали насчет будущей свадьбы и потомства. Люба очень хотела ребеночка, но Степа хмуро прерывал любые разговоры на эту тему, а навязываться она боялась.
Конечно, кризис и по ним ударил, особенно по Степе – его зарплата зависела от количества заказов. Его бесило и унижало то, что он получает втрое меньше Любы, она знала. Нет, он ей ничего не говорил, но ведь она не слепая. Ясно все было.
* * *
Когда именно это началось, она точно не знала. Может, месяца три назад, может, четыре. Степа повеселел, глаза горели, прямо как в те времена, когда он мечтал построить свою бизнес-империю. Несколько раз таинственно намекал на невероятно прибыльное дельце, которое готовится провернуть, надо только найти «подходящих верных людей». Подробности раскрывать отказывался, хотел сделать сюрприз. Да она и не настаивала. Подозревала, что «дельце» связано со старичком-профессором, о монографии которого Степа ей все уши прожужжал. Прямо ничего не говорил, обходился таинственными намеками, интересничал. Везде таскался с его монографией по искусствоведению. Где они познакомились, она не знала, вроде бы по работе пересеклись. Фамилию старичка Люба помнила хорошо, смешная такая фамилия – Сметана. А вот название монографии из головы вылетело. Что-то по истории.
Потом Степа нашел «подходящих людей». Любу с ними не знакомил, но пару раз она слышала в телефонных разговорах имена Саша и Славик. Несколько раз уезжал неизвестно куда «по делам». Конечно, Любе было интересно, но она давно приучилась не лезть не в свое дело. Степа – он такой, свободолюбивый. Не терпит ни малейшего контроля.
Последний раз уезжал недели две назад, на три дня. Вернулся счастливый, потащил в ресторан праздновать. Тосты поднимал, обещал шубы, бриллианты, новую квартиру. Любке все это сильно не понравилось, она боялась, что Степа влез во что-то нехорошее, преступное. Она тогда плюнула на все свои принципы и попыталась вытащить из Степы, что это за «дельце» с «подходящими людьми» он провернул. Все что могла пустила в ход: и уговаривала, и плакала, даже голос на него первый раз в жизни повысила. Ох как он разозлился! Как кричал! Опять с бабкой сравнивал, обижая до слез. Спали по разным комнатам первый раз за два года.
Было страшно, что этот ледяной, арктический холод останется между ними навсегда. На следующий день Люба взяла неиспользованный отпуск на работе, благо заказов у компании почти не было, и уехала к родителям, пережидать бурю. Она знала, что права и не права одновременно… А Степа был в ярости, лучше ему на глаза не попадаться, когда он такой… Он ведь любит рубить с плеча… А Люба не должна, не может его потерять…
И она уехала. Уехала, чтобы, вернувшись сегодня утром, обнаружить в квартире искалеченное тело.
Глава 7
К концу рассказа Люба совершенно успокоилась. Голос ее звучал глухо и немного отстраненно, как будто речь шла о чужих людях. Только иногда подозрительно прерывался.
– А потом я вызвала полицию… И вот… – она замолчала, беспомощно уставившись на меня.
– Да-а-а… дела, – пробормотала я. Мне было просто до слез жалко эту несчастную женщину и ее никудышного, но любимого мужа. На языке вертелись какие-то фальшивые сочувственные слова, но произносить их после проникновенной исповеди казалось кощунством.
Мы помолчали минут пятнадцать. Потом Люба подняла на меня опухшие глаза и произнесла извиняющимся голосом:
– Простите, что я на вас все это вываливаю. Мне просто надо было…
– Да ничего страшного, – перебила я ее с излишним жаром. – Правда! Мне было очень интересно… то есть не интересно… Тьфу ты, сама запуталась. – Я окончательно смутилась. – Я хотела просто сказать, что понимаю вас. У меня тоже совсем недавно погиб муж.
– Да?
– Да. Я знаю, это больно, и будет еще больнее. Я бы на вашем месте не сидела в той квартире одна. Поезжайте к свекрови, ей тоже нужна поддержка. – Я мысленно поаплодировала себе. Иногда выдаю удивительно здравые идеи. – Представляете, каково ей сейчас?
– Да, действительно! – Люба прямо на глазах ожила. – Я так и сделаю!
– Только оставьте свои координаты в полиции, – напомнила я. – А то еще подумают чего-нибудь.
– Да, – потухла она. – Эти могут.
Тут мне в голову пришла еще одна гениальная мысль:
– А давайте обменяемся телефонами? Может, я помочь смогу.
– Да как-то… нехорошо. Я и так доставила вам много неприятностей.
– Ничего подобного! Вы мне, наоборот, помогли.
– Да? Чем? – изумилась она.
О, язык мой – враг мой. Чем она помогла? Чем?
Не рассказывать же, что я тут расследование провожу.
– Я… ну, мне стало легче после вашего рассказа, – промямлила я. – И хотелось бы знать, что с вами все в порядке.
– Ну ладно. – Она по памяти продиктовала свой мобильный, потом с непонятной тревогой посмотрела на дом. – Мне надо туда вернуться?
– Наверное, да. Дверь закрыть, собрать вещи.
Хорошо представляю, каково ей будет снова зайти в ту комнату.
– Или, знаете, можно ведь попросить соседей. У вас хорошие отношения с соседями?
– Да, вполне.
– Можно попросить их запереть, а потом забрать ключ. Если доверяете.
Тут она наконец-то слабо улыбнулась:
– Как хорошо. Так и сделаю! Спасибо вам большое. Я пойду, наверное.
– Да, конечно, до свидания!
Она ушла, а я осталась сидеть на скамейке, тщетно пытаясь привести мысли в порядок. Второй труп за два дня и чужой откровенный рассказ, похожий на крик боли, совершенно выбили меня из колеи. Время приближается к четырем, я еле успевала на радио. Нужно ехать, но встать и дойти до машины не было сил.
Неизвестно, сколько я бы еще так просидела, если бы мое внимание не привлекла ругань колоритной парочки.
Невзрачный мужичонка с недельной щетиной на худом испитом лице громко выяснял отношения с пухлой, броско накрашенной гражданкой.
– Да, етыть туды и растуды. Не мы этова, говорю! – сипел он.
– Тогда кто?! Кто еще?! – визгливо возмущалась дама. – Вы, алкашня, вечно здесь третесь!
– Чувырла толстомясая, – беззлобно ругнулся мужичок. – Мы вчера у Михалыча сидели. Евойная баба свалила. И холодно. – Явно не желая продолжать выяснять отношения, он развернулся и побрел по направлению к пивному ларьку.
– А ну стой! – снова заверещала гражданка в красной куртке. – Стой, кому говорю! Ты куда, я еще не кончила!
Постепенно стало ясно, что причиной баталий послужил небольшой деревянный столик, стоящий в палисаднике под окнами. Я встала со скамейки и подобралась поближе, чтобы рассмотреть, что же инкриминируется местному алкоголику.
Картина преступления не требовала пояснений: на свежевыкрашенном изумительной бирюзовой краской столике и скамейке возле него чернели грубые следы мужских ботинок сорок пятого размера. Я тихонько ухмыльнулась: очевидно, это было не первое покушение местных алкашей на столик, который скандальная дамочка считала своей собственностью. Все еще улыбаясь, я подняла глаза на окошко над столиком и обмерла. В окне сияли алые шторы в ядовито-зеленый горошек!
Мне вдруг стало холодно на мартовском ветру. Очень живо представилась картина, как преступник аккуратно залезает сначала на скамейку, потом на столик, заглядывает в окно, чтобы проверить, дома ли жертва, а потом идет к квартире и звонит в дверь. А ведь Степан сам его впустил! Впустил – значит, хорошо знал – не ждал подвоха. Не ждал, что его привяжут к батарее и начнут вырывать ногти.
Сидеть около этого дома как-то резко расхотелось, и я почти бегом направилась к машине.
Прошла по дорожке, мимо детской площадки и кустов, приближаясь к углу противоположного дома, за которым и оставила свой транспорт. Тут меня ждал новый сюрприз.
