пещеры согласно закивали головами.
— Так, ты не суетись, — одёрнул мужика Коцел. — Говори толком и по делу.
Усатый закивал и начал рассказывать уже немного спокойнее:
— Две седмицы назад, во время предыдущей Долгой ночи, которая три и четыре ночи тянулась, на деревню упыри напали, — начал рассказывать усач, который назвался Миляяем. — Так вот энти кровососы кривозубые треть населения порвали! Такое устроили!.. Бошки людям отрывали, горло разрывали и кишки наружу выпускали! Никого не щадили — ни старого, ни малого. Нескольких молодиц и вовсе толпами пили, а после животы им разодрали. У нас пол деревни кровью было залито!..
— А что ж вы через молчуна вашего не сообщили⁈ — ужаснувшись, спросил кто-то из дружинников.
Миляй презрительно фыркнул, скривился и продолжил:
— А ты дальше слушай! Упыри, напившись крови и нажравшись людской плоти, ушли прочь, но аккурат через двенадцать часов снова явились, и не одни. С ними ещё один упырь был. Здоровенный, патлатый, в шубе на голое тело и весь чёрными знаками да рунами покрыт. У него рожа такая демоническая, оскал звериный и клыки наружу. Токмо, в отличии от остальных упырей — волосатых и горбатых — это ходил и говорил, как человек.
Коцебол задумчиво почесал бороду и посмотрел на меня. А я же подошла ближе, села напротив Миляя и представилась:
— Меня Звениславой звать. Я ворожея, живу в Орлеце.
— Я об тебе слыхивал, — кивнул Миляй, глядя на меня с некоторой настороженностью.
Остальной люд, спасённый из пещеры, поглядывал на меня с большей опаской. Я их не осуждала, к ворожеям отношение всегда было и будет неоднозначное.
— Ты сказал, что один из упырей мог говорить и ходить, как живой человек.
— Он там такой не один был, с ним ещё такие же пришли, — начал отвечать Миляй. — Но энтот волосатый разрисованный ублюдок у них вроде как за главаря.
— Понятно, — кивнула я. — Ты не видел, у этого главаря рисунки на теле багровым светом светились? Было такое?
— Было… — медленно протянул Миляй.
Я кивнула и помрачнела. Ситуация, похоже, резко осложнилась.
— А цепи у него в руках ты видел?
— А про цепи то ты откуда ведаешь⁈ — ужаснулся Миляй.
— Твою же мать, — не сдержалась я.
— Что не так, Звенислава? — спросил Коцел.
Я поднялась и спросила Миляя уже стоя над ним.
— А свита его, другие упыри, на людей, похожие. Ты не помнишь точно, их сколько было? Случаем на чёртова дюжина?
Вот тут Миляй нервно сглотнул, поперхнулся, и вместо усача ответила его супруга, полноватая веснушчатая женщина, с вьющимися кудрями, что выбивались из-под платка.
— Всё верно, милостивая сударыня.
— Можно просто «Звенислава» или ворожея, — покачала я головой. — Так что там с дюжиной?
— Тринадцать их и было! Справа шестеро и слева семеро — мужчины и женщины! — со вздохом призналась жена Миляя. — Стояли по обе руки от убивца этого проклятого богами. Такие же высокие, худые и бледные, очень на людей похожие. Токмо они были не в шубах, аки их главарь этот кровожадный, а в балахонах каких-то с капюшонами, в рясах и мантиях, на подобии тех, что волхвы-последователи носят.
— Звенислава, — обратился ко мне Кочебор. — Кто энто такой? На упыря по описанию как-то несильно похож.
— Ератник это, он же клохтун, — ответила я, отряхиваясь от снега. — И при том сильный, раз у него свита из тринадцати пособников.
— А что это за пособники такие? — нахмурился десятник.
— Воплощение тёмных дел колдуна, который по доброй воле договор с могучей нечистью заключил, — ответила я и посмотрела на усатого Миляя. — Я так понимаю, главарь упырей и молчуна вашего запугал.
— Ха! — презрительно скривился Миляй.
Люди из его деревни глухо зароптали у него за спиной, я услышала несколько ругательств и проклятий.
— Сыном он евоным оказался, молчуна нашего! — со злостью выкрикнул Миляй. — В сговоре они с его отцом! Вот чего! Специально всё удумали и… и это… Значиться, воплошили…
— Воплотили, — поправила я и прокомментировала. — Интересная и крайне неприятная история получается.
— А в чём сговор то? — с подозрением спросил Коцел. — Только в том, чтоб внезапно пол деревни вырезать?
Тут Миляй притих на пару секунд, а затем развёл руками и ответил:
— Не, не только… Но… Я толком то ничего не знаю, но вроде, как этот ваш ератник хотел побольше людей из Орлеца выманить, чтоб их потом…
Он замолчал, обвёл испуганным взглядом стоящих вокруг дружинников, и слабым внезапно охрипшим голосом закончил:
— По отдельности… понемногу перебить всех… и город ослабить…
Несмотря на количество столпившихся у разведённых костров людей, вокруг Миляя несколько секунд властвовала такая тишь, что только ветер выл, да хворост в костре потрескивал.
Мы почти угодили в западню. А самое главное, в наших краях завёлся сильный колдун, взявший в подчинение армию упырей, с которой собрался идти на Орлец. И лучшего времени, чем нынешняя Долгая ночь у него не будет.
«Мы, наверняка, не единственный отряд, кого наш градоправитель, Любодар, в близ лежащие деревни отправил, — только сейчас подумала я и вдруг резко озябла и содрогнулась, будто внезапно осталась посреди зимнего леса без одежды, нагая и уязвимая…»
Руна шестая. Аннушка
Как оказалось, Миляй с пятнадцатью сбежавших вместе с ним жителей «Бабьего лукошка» сбежали таки не с пустыми руками. Они уволокли с собой столько добра, сколько смогли.
Здесь было и масло, и свежий сбитень, сметана, творог, куча зерна, которая хранилась в специальных амбарах, где духи амбарники, согласно договору с людьми, не позволяли зерну испортиться. Договариваться с духами амбара вошло в привычку у многих жителей деревень. Всего-то нужно соблюдать регулярные подношения и относиться уважительно к добрым духам амбара. А взамен можно с самого лета и до конца зимы или даже до середины весны хранить в свежести сено, зерно и другие продукты, собранные во время летнего или осеннего урожая.
Разумеется, так получается далеко не везде. Во-первых, амбарники духи довольно привередливые, гордые и часто могут быть довольно злопамятными. Гадостей делать не станут, но ежели человек раз или два повёл себя не почтительно — помнить будут долго. Поэтому потеря «Бабьего лукошка», в котором люди веками сохраняли традиции общения с духами амбаров втройне болезненна. Амбары этой деревни всегда ломились от запасов снеди. Но что было, того больше нет…
Главное, что порадовало лично меня — это наличие среди крестьянских товаров сосновой смолы, древесного угля, серы и даже земляной сок*
(Земляной сок или земляное масло — скорее всего, так на землях листвян, полян и в других княжествах называли продукт природной переработки органических остатков в