Фаншон рассказывала о своем отце, которого она не слишком хорошо помнила, но очень почитала. Актер театра и режиссер, он чуть-чуть опережал свое время, однако работал мало, был человеком требовательным в искусстве и в то же время ленивым, а может, не столько ленивым, сколько поверхностным. Он увлекался женщинами, и те платили ему взаимностью. Вполне возможно, что она, Фаншон, его дочь, была последней, посмертной жертвой этого Казановы. Как бы там ни было, сегодня никто не мог запретить ей мечтать и верить, что, если бы Макс Фишгольд остался в живых и возвратился на родину, он достиг бы в конце концов высот Барро и Вилара. Но в тот момент, когда разразилась война, он пребывал на гастролях за границей — на Балканах, куда они повезли «Федру», «Тартюфа» и «Полиэкта», делая вид, будто верят, что несут в мир свет французского гения. На самом же деле в этих гастролях не было ничего выдающегося — просто очередная культурная миссия. Труппа застряла в Румынии, пока ее наконец не забрал английский пароход, возвращавшийся в Лондон. Они совершили довольно длительное плаванье по Черному морю, потом через Босфор и Дарданеллы с заходом в Каир и Гибралтар. Макс Фишгольд нашел себе на этом пароходе подружку — молодую англичанку, влюбился в нее, решил не возвращаться в Париж и действительно остался в Англии, благо он не был военнообязанным. Он существовал на деньги, которые давали ему уроки французского или участие в передачах Би-би-си. Когда идиллия кончилась и он уже подумывал о том, чтобы вернуться к семье, произошло сражение при Дюнкерке. Макс Фишгольд прожил в Англии времена блицкрига и всего, что последовало за этим, — он даже выступал по Лондонскому радио, и его голос нередко звучал в знаменитой передаче «Для родных и близких». Кроме того, он был одним из дикторов информационного бюллетеня.
— Знаешь, у меня есть запись, сделанная во Франции. Из-за помех в эфире голос искажен, но это голос отца. Я дам тебе ее прослушать.
— А где в это время находились вы?
— Мы оставались дома. Прятались как могли.
— Из-за отца ты и решила стать актрисой?
— Да. Впрочем, мама тоже актриса. Но мы с ней никогда особенно не ладили. Я не ставлю ей в вину того, что она не смогла удержать отца. Думаю, это было невозможно. Но как она не могла понять, что он человек незаурядный?
Что произошло после окончания войны, Фаншон точно не знала. Когда наступила пора возвращаться во Францию, Макс Фишгольд покончил с собой. Наверняка не из-за женщины. Многие женщины пытались покончить жизнь самоубийством из-за него, но обратное трудно было себе представить. Да и у Макса Фишгольда была в тот момент связь с очаровательной женщиной из Шотландии. Может быть, он боялся встречи с Парижем? Но ведь он вернулся бы туда с большими козырями, нежели те, с какими уехал, — ореол участника передач Лондонского радио распахнул бы перед ним все двери.
— Фаншон, Фаншон… — произнес Алексис.
Ему было ясно, что Макс Фишгольд вовсе не был великим человеком, и у него сжималось сердце, когда он видел, как, ослепленная своей дочерней любовью, Фаншон строила карточный домик. Чем же была ее жизнь — детство, отрочество, брак с толстяком Батифолем, — если единственным светлым пятном оставался для нее отец-призрак, покончивший жизнь самоубийством, даже не подумав о том, что оставляет дочь сиротой?
— Если бы он вернулся, все было бы иначе… — прошептала Фаншон.
— Он тебя любил?
— Да. Если существует на свете нечто, во что я еще верю, так это его любовь ко мне. Знаешь, он снимался у Ренуара в «Преступлении господина Ланже». Я случайно посмотрела этот фильм и узнала его среди наборщиков в типографии — он буквально на секунду мелькнул на экране. А еще он снимался в «Летнем свете» Жана Гремийона. Там он стоит на строительных лесах. Была у него роль и посерьезнее — в фильме «Метрополитэн» с участием Жинетт Леклерк, но эту картину давно уже не показывают. Он не любил кино и лишь изредка снимался в эпизодах — только ради заработка. В большинстве случаев его фамилии нет в титрах. Я даже не знаю, в каких картинах могла бы увидеть своего отца — увидеть живым. После того как я узнала его в «Преступлении господина Ланже», я стала регулярно посещать просмотры в «Синематеке». Я пересмотрела все довоенные картины. Вглядывалась в каждую сцену до боли в глазах. Но узнать отца на экране почти невозможно. Во-первых, у него слишком короткие роли, а во-вторых, используя его характерную внешность, его часто гримировали под какой-нибудь экзотический персонаж. Например, я знаю, что он снимался в фильме «На дне» вместе с Жуве и Габеном, но в облике мужика с окладистой бородой даже мне не удалось распознать его среди прочих актеров.
— Уж не снимался ли он в «Тарасе Бульбе» вместе с Каплунцовым?
— А разве Каплунцов снимался в «Тарасе Бульбе»?
— Ты сама мне об этом рассказывала.
— Кроме того, отец принимал участие в дубляже всех американских гангстерских фильмов, где режиссерами были Марсель Дюамель и Макс Мориз. Я думаю, что он был в приятельских отношениях с кем-то из них, вот они и давали ему подработать. Всякий раз, как на экране появляется пузатый гангстер, который готов предать своих сообщников, и глава банды орет на него, в то время как он клянется и божится в честности, — звучит голос моего отца. Я слушаю его, закрыв глаза, чтобы не видеть пузатого гангстера. Бедный папа!
— Я хотел бы пойти с тобой посмотреть «Летний свет» и увидеть твоего отца.
— А между тем иногда я думаю…
Послышался звонок в дверь. Занятый своей картиной, Алексис попросил Фаншон пойти открыть. Она поднялась с табурета и направилась к двери. На площадке стояла невысокая худенькая женщина с тонким лицом, поразившим Фаншон своей бледностью, словно женщина забыла накраситься или же, наоборот, наложила слишком густой грим, как у клоуна.
— Вам кого? — спросила ее Фаншон.
— Тебя, грязная шлюха! — последовал ответ.
Дрожащими руками женщина стала рыться в сумочке, пока в конце концов не выронила ее. Сумка шлепнулась на пол, и из нее высыпалось все содержимое. В руке у незнакомки оказался пистолет, и, когда Фаншон стала пятиться назад, в мастерскую, незнакомка выстрелила в нее, но промахнулась и выстрелила вторично. Фаншон почувствовала жгучую боль в левом бедре и повалилась на пол.
Даже не успев еще понять, что, собственно, произошло, Алексис подбежал к Фаншон. Но в тот же миг какой-то человек, оказавшийся за спиной обезумевшей женщины, попытался вывернуть ей руки за спину, однако при том, что Мари-Жо была маленькая и худенькая, ему это никак не удавалось сделать. Два тела покатились по полу. Только тут Алексис узнал Бюнема. Должно быть, сосед направлялся к нему со своим очередным визитом и очутился позади Мари-Жо в тот самый момент, когда та выстрелила в Фаншон. Мари-Жо отбивалась, но Бюнем не разжимал рук. Они катались по полу живым клубком, натыкаясь на стулья. Послышался новый выстрел. Тела распались. Бюнем поднялся с полу, по лицу у него текла кровь.
— Смотрите, что со мной сделали! — вскричал он. — Опять голова. Моя голова! — Он сник и упал на пол, испуская стоны.
Мари-Жо наконец бросила пистолет. Она поднялась на ноги, дрожа всем телом.
— Не знаю, как это могло произойти, — бормотала она. — Этот выстрел получился сам собой. Я не хотела…
Алексис позвонил в полицию. Похоже, пуля только задела бедро Фаншон. Она прикладывала к ране вату. Но Бюнем продолжал стонать, обливаясь кровью, лицо его побледнело и стало страшным. Алексис не решался его трогать. Мари-Жо застыла, оцепенев, на стуле.
— Держу пари, что это жена Марманда, — сказала Фаншон. — Та самая, которая пыталась облить кислотой Женевьеву. Она приняла меня за Нину. — Лицо Фаншон исказила боль. — Мерзавка! Горит так, будто прижгли каленым железом. — Она вскрикнула и тут же с отчаянием в голосе спросила: — А Батифоль? Что скажет мой Батифоль?
Алексис ощутил во рту привкус горечи, подступившей то ли от вида крови, то ли от сознания, что теперь он остался один-одинешенек, — покинут всеми, даже Фаншон. Он постарался взять себя в руки и подошел к Мари-Жо. Схватив за плечо, он стал трясти ее, словно желая разбудить.
— Послушайте, — сказал он. — Сейчас придут из полиции и займутся ранеными. Вы натворили слишком много бед, и никто вам не поверит, будто все это произошло в результате несчастного случая. Они арестуют вас.
Похоже, что к Мари-Жо возвращался рассудок.
— Вы думаете, говорить им, что это несчастный случай, бесполезно? А знаете, так было однажды… Когда освободили Париж, Кристиан решил показать мне свой пистолет, и не успела я взять его в руки, как раздался выстрел. Я чуть было не убила его. Я такая невезучая.
И она спросила:
— А вы не знаете, где Кристиан? Он меня бросил. Вы не можете его найти, вернуть его мне?
Но тут уж никто не мог бы ей помочь.
