Под смех и визг девчат Катя столкнула зверя на поляну.
Даша спустилась с полки, вышла из вагончика.
— Сюда, Ивушкина! — Жукова залихватски махала Даше рукой. — Шашлык привезли, сабантуй будет!
«Мясо… Зот… Хитро подстроил…» — пронеслось в голове. Хотелось взять баян, играть что-нибудь лирическое, чтобы продлить сон, иллюзию о встрече с Павлом, о московском госте, но действительность гасила возвышенное настроение: девчата на поляне галдели, окружив барана. Потряхивая жиденькими кудряшками, бригадир ухватила шерстистую животину за рожки, дергала их, крутила, как руль велосипеда.
— Тащи его к костру! — подстегивали Жукову возбужденные голоса.
— Откуда товар?
— Частник продал! — отмахнулась Галина. — Рыскали по хуторам, как волки, наконец в Хрюкине купили.
Умываясь речной водой, думала: «Надо бы предупредить Галину, что начальство может нагрянуть». Возвращаясь к вагончику, видела, как Галина по-детски заливается смехом, закидывает ногу на спину барану. Он, почувствовав копытами островок травы, уже не шарахался, тянулся мордочкой к жирным листочкам. Даша сорвала пучок травы и сунула барану в зубы, потом вынула из кармана гребень и, выламывая зубья, принялась расчесывать густой бараний бок. Существо тыкалось сопливым носом в грудь, пачкало Даше халат и блеяло, словно силилось что-то высказать. Девушки дергали барана за уши, играли с хвостом, гладили спину, разнимали пряди и восхищались, какая чистая и густая шерсть.
— Хороша шуба! Стопроцентный мохер! Остричь!
— Шампур ему в бок!
— Не шампур, а вертело!
Женя-повариха отбояривалась от девушек, требовавших шашлык, втолковывала: мясо еще живое, не вымочено в уксусе, а время предобеденное. Ее не слушали, каждая считала себя причастной к поварскому искусству.
Повариха принесла длинный кухонный нож, протянула его пожилому шоферу, наблюдавшему сцену. Угрюмый, гладкий, в клетчатой рубашке мужчина поежился и, чертыхнувшись, с рыбьим проворством заскочил в кабину; тотчас рванул машину с места и уехал. Его провожали возгласами негодования и прибаутками.
— Зови мастера! — Дрыгина повернула худенькую Ванду лицом в сторону деревянной избы, а сама, обняв барана, сюсюкала: — Сопливчик ты мой, славненько тобою закусим…
— Живей! — досадливо прикрикнула повариха, заметив, что Ванда не торопится к мастеру.
Наблюдая за суетой, Даша не верила, что девушки сами зарежут барана. «Если они это сделают, я поверю в слова Зота, что процессы в жизни совершаются неумолимо, чего бы о них пи думали. Тайные силы управляют каждым из нас, а ум только обслуживает желания по достижению скрытых намерений». Из рассказов Галины и Кати, из мимолетных жалоб на таежную скуку других девушек она составила себе картину повседневных хлопот бетонщиц и задумалась над причиной, почему девушки послали письмо в обком комсомола и почему они взяли в руки нож…
Прораб, который руководит строительством Шестаковского моста, не заботится о провианте для бригады: она для него не родная, а приданная подрядчиком. В апреле Павел Николаевич дал команду Виктории Гончевой нанимать мостостроителей для возведения незаконного моста на неплановом участке трассы; начальник мостоотряда приехал в контору к Гончевой торговаться: постройте в тайге вагонный хутор, баню, пекарню, иначе, мол, не пошлем туда рабочих. У Гончевой не было ни свободных плотников, ни пиломатериалов, почесала она затылок, да с армейской категоричностью предложила: «Хотите — дам вам бригаду бетонщиц?» На том и сговорились. Мостостроители обошлись без бани, пекарни, завезли на хутор свои вагончики, а Гончева послала на Шестаковку на весь летний сезон бригаду бетонщиц. Оказались девушки растворного узла чужачками: сварщики, монтажники, шоферы, бетоноукладчики мостоотряда — кадровые рабочие — каждую субботу уезжают в Искер, там у них семьи, а девчата сидят в тайге безвылазно, да еще мяса в столовой нет. Вот и бузят. «Гончева мыслит масштабно, а девушки для нее что семечки…» — рассудила воспитательница.
Ванда, посланная за мастером, вернулась, виновато изображая знаками, что усатый рисует новые аэросани. Катя Дрыгина мотала кудлатой головой, щекоча барану брюхо:
— Ярочку бы ему нецелованную, он бы ухаживал, — приговаривала и вдруг, глядя на Дашу, закричала: — Вот наедимся мяса и жаловаться на судьбу не станем! — Обхватила барана за шею и поволокла к сосне. Гурьба девчат качнулась следом.
— Не тронь! — Даша, выронив гребень, вцепилась в баранью шерсть. — Не дам, кровожадина! — Было дико представить, что Катя зарежет барана, в груди похолодело, словно Даша проглотила льдинку.
Баран беззаботно вращал хвостом, таращил доверчивые глаза. Склонившись, дрожа от возбуждения, Даша левой рукой обняла барана за спину и снова угощала его былинками. Дрыгина брезгливо плюнула под ноги и отошла. Взбешенная повариха подскочила к Даше, вышибла у нее из рук пучок травы:
— Цыц, чистоплюйка! Налопалась в городе мяса, за нами подглядывать приехала! — Нож блеснул у нее в руке. Даша отпрянула, а Женя треснула барана по узловатым рожкам.
— Дай-ка мне! — вышла вперед голубоглазая в красном платьице Ванда, закинула за плечо русую косу и выхватила у поварихи нож. Улыбка ломаной линией трепетала на ее мягких губах.
Женя сняла с себя белый халат, бросила его Ванде, та поймала халат на лету. Длинные у Ванды пальцы, на одном — массивный перстень, па запястье правой руки — витой серебряный браслет с камешком бирюзы. Театрально обвила одной рукой шею барана, другой расстегнула бляшку пояса-ремешка, быстро набросила его на рога животному и ярко улыбнулась публике. Ее хладнокровное умелое обращение с бараном укротило шумливую взволнованную толпу. Девушки молча следили, как Ванда тащит за рога упирающегося зверя, покрикивает и некрасиво пинает его носком туфли в пузо, держа нож под мышкой. Все замерли вокруг…
Головокружение и дурнота заставили Дашу зажмуриться, она закрыла ладонью глаза. Когда открыла их, Женя уже проколола задние ноги животного, укрепляла в дырках палку-распорку, привязывала к ней веревку. Конец веревки зацепили за сук сосны. «Ой, что делается, что делается», — Даша едва не упала в обморок.
Засучив рукава кофты, Дрыгина играла топором, мастерила из чурбаков и досок скамейку. Галина Жукова, маленькая, похожая на муравья, тащила на спине из столовой алюминиевый столик. И опять заныло внутри Даши беспокойство: нагрянут руководители, а тут что творится!
Тушу разрубали топором на куски, вывернутую мездрой наружу баранью шубу обсыпали солью и растянули на березовых кольях у картофельной полосы. Казалось, инцидент закончен; но от пережитых впечатлений с Дашей случилась истерика, она отошла к вагону и рыдала возле дверей, не в силах унять всхлипов. Над ней посмеивались, и никто не утешал.
— Заводи баян! — прикрикнула Галина, выглядывая из-под очередного стола, который опять несла на спине.
Даша послушно выволокла из вагона баян, прижалась к его полированному корпусу щекой и заиграла. Задумчивая мелодия оскорбила пробегающую Галину.
— Не дури, Дарья! — пригрозила кулачком. — У нас не бараньи похороны, а пир! Жалоб не будет!
Уже смеркалось, а Даша все сидела на чурбаке возле пылающего костра, растерянная и подавленная. Огонь плясал на дровах, то высоко подпрыгивая, будто отпугивал сумрак, то приседая на обугленных головешках, уменьшаясь до синеватых всплесков. У стола Катя стригла ножницами над фанерной дощечкой стрелки лука. В сером плаще-пыльнике к Даше подошла Ванда, ладони ее воткнуты в рукава, как в муфту. Подмигнула, зашептала:
— Чего куксишься, третий глаз, барана пожалела?.. — Поджав ноги, она села прямо на песок, ткнулась головой в баян.
Инструмент мешал Даше по-дружески прижаться головой к ее плечу, она благодарно погладила Ванду по щеке.
* * *
Пахло дымом, жареным мясом и вытопленной из сосновых дров смолой. Волосы Галины и Кати украшены ромашками, у воротника Дрыгиной алела звездочка лесной гвоздики. Даша тоже принарядилась, наигрывала на баяне повеселей. Девчата сидели за столами недалеко от костра и слушали музыку, разрушавшую застойную таежную скуку; настроенные на лирический лад, они негромко говорили о любви. Дашино предупреждение, что на берегу могут появиться руководители строительства, девушки восприняли с восторгом. Банда предлагала задержать начало праздника, но рассудительная Галина дала команду разливать вино по стаканам: все проголодались.
Застолья с громкими тостами не получилось, девушки, остерегаясь пьянеть, молча ели каждая свою порцию мяса. Катя, выйдя из-за стола, дымила сигаретой, по-мужски сплевывая слюну. Затоптав один окурок, запалила вторую сигарету.
— Что-нибудь для ног! — Поглаживала свои выпирающие из брюк бедра да попутно прихлопывала липнущих комаров. — Плясовую! Где мужики? Чего не едут, так твои планки!
