больше факта его присутствия во мне доказывает, насколько я вся его. Я обхватываю его руками и ногами. Всё меркнет перед чувством принадлежности ему. Картер шевелится надо мной. От движения запах пота и спермы становится ещё чётче. Насыщеннее.
— Думал, что кончу раньше. Может, ещё разок чуть позже, чтобы закрепить…
— Давай пойдём к психологу.
— Нахуя? — напряжение внутри меня от того, что Картер по-прежнему там, уже совсем не сексуальное. — Объясни, что мне у него, по-твоему, делать.
— То, что делают люди, когда посещают психолога. Делятся чувствами или проблемами.
— Значит, я должен поделиться тем, что временно или навсегда бесплоден, и сказать, как это ущемляет моё мужское начало, хотя ни черта не ущемляет, раз мы только что трахались, и ты даже кончила. Я не хочу ни с кем делиться. Это только наше. Твоё и моё.
Картер кое-как слезает с меня, задевая диван и ударяясь локтём о ножку стеклянного столика. Я боюсь, что он собирается уйти, покинуть комнату, но он садится в кресло.
— Ты рассказывал, что ходил к психологу в школьные годы, когда у тебя умерла морская свинка. Родители не были уверены, какие слова подобрать, чтобы тебя утешить.
— И обратились к специалисту, за что я им благодарен, но это другое. У нас сейчас всё по-другому.
— Именно. Речь не о домашнем животном, Картер, а обо мне, о том, что у нас уже есть. Я люблю тебя, но на случай, если мы останемся только вдвоём…
— И что в таком случае?
— Ты должен понять, как провести целую жизнь лишь вдвоём. Общение с кем-то на мероприятиях, родные, фанаты не в счёт. Жить и спать нам преимущественно друг с другом, Картер. Всё остальное временно. Даже Джек. Даже твоя мама и мои родители.
— Блять. Думаешь, я не знаю? Я охуеть как знаю, что всё это временно. Я просто ненавижу мысль о себе, сидящем в безликом кабинете и изливающем душу, когда мне уже не двенадцать, и я мужик, а не сопливый пацан, оплакивающий грызуна.
— Но я-то буду рядом. Могу и найти нам кого-то, — шепчу я, поднимаясь в движении к нему, в неотвратимой потребности оказаться совсем рядом. Картер шевелится, когда я сажусь на подлокотник, и протягивает левую руку у меня за спиной до зоны талии, потирая кожу под измятой нашим сексом майкой. — Тебе не придётся заниматься этим, ладно? Ты просто придёшь. Хотя бы один раз, а там посмотрим.
— Всего один раз, и точка.
Я обращаюсь к Келли. С точки зрения медицины она знает чуть ли не всё, а именно то, к кому лучше пойти на массаж, кто делает самый идеальный педикюр, или кто рассмотрит на УЗИ даже самую мельчайшую неоднородность в каком-нибудь органе. И насчёт психологов у неё тоже есть представления. Она советовала терапию Эмме и Мэтту, но те так и не пошли. Справились со спасением брака своими силами.
— Есть один мужик. Так и не получается, да? Что ж, это хорошее решение. Иногда всё дело в психосоматике.
— О чём ты?
— О беременности. Ты, наверное, не замечала, но порой ты что-то подсчитываешь про себя, когда мы видимся. Окончательно я всё поняла месяца два назад. Ты попросила тампон, будучи у меня, с таким выражением лица, будто кто-то наступил тебе на больную мозоль.
— Эмма тоже знает?
— Не говорила ты, не говорила и я, — не заставляя меня ждать, отвечает Келли. — Это ваше с Картером дело. Я просто даю понять, что догадалась.
— Он пьёт таблетки, но прошло полгода, и, может, их недостаточно. Блять, Келли, я так хотела хоть с кем-то поделиться. Ты и не представляешь, как мне…
— Как хочется говорить, что всё будет хорошо, но ты не говоришь, потому что это может оказаться неправдой.
— Да.
— Но всё будет хорошо. Скажу это за тебя. Просто нужно время. У многих не получается, но однажды всё соединяется воедино, настрой и другие факторы, главное не оставлять попыток, ладно?
Мы с Картером идём к психологу уже через пару дней. Мне пришлось сказать, в чём наш запрос, ещё по телефону, и что это не индивидуальная сессия. По моей просьбе нас записали на самое позднее время, какое только было возможно. Вечером меньше людей. Мне так представлялось, и это оказывается правдой. В приёмной никто не ждёт, а сотрудница рецепшена предлагает напитки, утверждая, что доктор уже заканчивает.
— Нет, спасибо, напитки не нужны. Мы просто подождём.
Я касаюсь руки Картера, притягивая её к себе на бедро. Всё напряжение в его теле концентрируется в том, как он обхватывает мне ногу неудержимой, несдержанной хваткой. Не тот момент, не то место, но я наслаждаюсь этим мгновением. Как я только могла думать, что мы расстанемся, и всё просто забудется?
— У меня спина потеет.
— Я люблю твою потную спину.
— И руки тоже мокрые. Это какой-то пиздец. Не помню такого, когда родители привели меня в связи с свинкой.
— Я люблю тебя, Картер. Потом займёмся, чем хочешь.
— Хочу завтра на студию с тобой. Послушать тебя. А сегодня, может, сходим в клуб с ребятами.
— Позвоню Келли и Эмме позже и узнаю.
Из кабинета выходит мужчина в кепке и с низко склонённой головой. Всё понятно, тоже прячется. Он уходит, и зовут нас.
— Мистер Винтерс. Мисс Миллер. Вы можете пройти.
Картер поднимается на ноги первым, отпуская мою ладонь. Но в кабинете он медлит, ожидает, пока сяду я, позволяет мне выбрать одно из двух кресел и только потом присаживается на левое. Сначала на самый край, но потом всё-таки сдвигается к спинке. Психолог не спрашивает прямо, с чем мы пришли, а просит рассказать о себе.
— Уверен, вы хоть что-то про нас да слышали.
— Слышал, мистер Винтерс. Но что я слышал, не имеет значения, а что услышу лично от вас обоих, останется в этой комнате.
— И что обычно остаётся в этой комнате? Неверность? Попытка уладить проблемы в браке спустя двадцать лет?
— И спустя три тоже, — отвечает мистер Беркрофт. — Но давайте вернёмся лучше к вам. Итак, кто из вас хочет что-то сказать другому или, быть может, сказать в целом?
— Давайте проясним. Мы не женаты официально, но у нас общий дом, и мы друг другу верны, — беря меня за руку вновь, Картер смотрит в мои глаза. Сильно, твёрдо, немигающим взглядом. — Был период, когда мы расходились, но не из-за акта физической измены. Со всем, что было, мы справились.
— А что было?
— Я отдала песни Картера бывшему продюсеру. Я сделала это, чтобы уйти в другой лейбл. Картер…
