Справа у стены стояли в ряд какие-то огромные белые коробки. Я пригляделся и рассмотрел стиральные машины, с виду промышленные, некрасивые и старые. В подвале, судя по всему, когда-то была прачечная. Теперь, оказавшись внутри, я уловил едва слышный гул и потихоньку пошёл на звук. Ничего сверхъестественного – обычный работающий холодильник. Не холодильник даже, а скорее, морозильный шкаф, тоже доисторический. Очень хотелось выяснить, что же он там морозит, но я боялся выдать себя. Для начала я хотел бесшумно осмотреться, вдруг что-то даст мне преимущество.
Впрочем, зачем нужен холодильник, я понял очень скоро. Миновав ещё две небольшие комнаты с рухлядью, я остановился возле приоткрытой двери. В каморке, где я стоял, окошка не было, так что я различал предметы уже не слишком чётко. Но увиденного было достаточно, чтобы ощутить кислый привкус во рту.
Помещение за дверью напоминало больничную палату. Только вместо коек у стены напротив стояли две ванны. Обе были наполнены водой, в которой таяли куски льда. В ваннах лицом вниз лежали люди. Я узнал Михину толстовку, надувшуюся пузырём над водой.
Дрожащими руками я нащупал в кармане телефон. Надо вызвать службу спасения. Нет, сначала надо выбраться, а потом позвонить! Я отшатнулся, развернулся, с трудом сглотнув, и… Уставился на силуэт в пальто. Пальто захлопнуло дверь, через которую я только что прошёл, повернуло ключ, и мы погрузились в темноту.
– Любопытство сгубило кошку, – сказала Рина Викторовна и посветила мне в лицо фонариком. – Я знала, что это будешь ты.
Она вздохнула так, как будто ей было очень-очень меня жаль. Как будто она совсем не хотела ставить мне двойку за четверть, но не могла поступить иначе.
– Вы… – Я невольно обнял себя за плечи, обхватив банку. – Вы их… Убили?
Она засмеялась. Она хохотала, как гиена, и не могла успокоиться. Постепенно смех перешёл в рыдания и всхлипы, потом она издала гортанный звук и сползла по стене на пол, подперев собой дверь.
– Нет, – выдохнула она. – Нет, Сева. Это они убили меня.
Глава 21. Я всё маме расскажу
Рина Викторовна отключилась. Натурально потеряла сознание, как будто последняя фраза вытянула из неё все оставшиеся силы.
Я попытался нащупать на полу ключ: слышал, как он звякнул о бетонную плиту. В сторону комнаты с ваннами я старался даже не поворачивать головы. О чём я думал, залезая в подвал за монстром?! А главное, когда? Когда она успела уложить Коня и… Кого там ещё?
Я нащупал ключ, дрожащей рукой вставил его в замок, и вдруг подумал, что люди в ваннах могут быть просто без сознания. Вдруг они ещё живы?! Значит, сначала надо вытащить их, потом сразу же вызвать скорую. Лучше на бегу из подвала.
На каком-то животном уровне мне не нравилось, что я заперт, так что за микросекунду инстинкт самосохранения дал руке команду довернуть ключ. Проклятая железка не желала поворачиваться. Я надавил посильнее – хрясь! – и… Головка ключа осталась в моих потных пальцах. Из замка торчал штырь, который повернуть теперь можно было разве что пассатижами.
Отлично. Я был заперт в бетонной коробке с тремя обездвиженными телами, которые поубивали друг друга. Вытащив телефон, я набрал службу спасения, одновременно двигаясь вдоль стены к соседней комнате. Что за ерунда?! Я замер и уставился в экран. Ну, конечно, подвал полностью глушил сигнал.
Я вернулся, чтобы поднять Ринин фонарик, с ним было как-то спокойнее. Нагнувшись и протянув руку, я услышал бульканье и плеск перелившейся через бортик воды. Что-то плюхало возле ванн, переваливалось мокро и неуклюже, стекало водой на пол. Не знаю, откуда на моём загривке взялась шерсть, но она встала дыбом. Я застыл в наклоне, боясь пошевелиться. Замер нелепой скрюченной тенью в жёлтом круге света. Я не дышал. Вода капала. И ни слова, ни единого звука, кроме журчания ручейков, звучащих всё тоньше.
Они – Конь и кто-то – вылезли из ванн. И они слушали меня. А потом – пошли. Глухими хлюпающими шагами. Ко мне. Без комментариев.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я схватил фонарик и, припадая к полу, метнулся в тёмный угол, надеясь спрятаться. Там я ударился головой о ржавые санки, забился спиной в какие-то ящики, свернулся, достав лбом до коленей… И только потом понял, что сижу в пятне света от фонарика, который намертво зажал побелевшими пальцами и не догадался выключить.
Я клацнул зубами и, зачем-то прикрывая голову свободной рукой, исподлобья посмотрел в сторону надвигающихся существ. Они стояли довольно близко от меня. Конь и Людмила Михайловна.
– Впечатляюще, – сказала Людмила Михайловна и мелким быстрым шагом двинулась по направлению ко мне.
Я икнул и выронил фонарик. Он покатился к куче мусора, звонко обо что-то стукнулся и погас.
– Я вас… Закусаю, – пообещал я в темноту. – У меня брекеты. Это металл.
– Не поспоришь, – Людмила Михайловна хлюпнула где-то справа. – Но это вряд ли кому-то поможет.
Она хлюпнула ещё раз. Если бы это не было полным бредом, я решил бы, что она всасывает спагетти. Но соседка находилась возле Рины и всасывать могла разве что… Нет, не может быть! Бабушка-вампирка – это уже чересчур.
– Действуй, Миша, – сказала Людмила Михайловна, бывший доктор, призванный спасать людей. – Теперь можно.
– Иду, – с готовностью отозвался Конь.
Добренькая бабушка оставила Мише кровушки?! Мои зубы застучали.
– Я… – Я не знал, что «я». Я отполз ещё глубже в ящики, расцарапал щёку об какую-то деревяшку и в отчаянии пожаловался: – Я всё маме расскажу!
– А вот это серьёзная угроза. – Холодная рука Людмилы Михайловны нащупала в темноте моё лицо. Я заорал.
В этот же момент раздался щелчок, и под потолком тускло зажглась пыльная лампочка. Это Конь включил свет. Раньше, надо понимать, было нельзя. Раньше Людмила Михайловна хлюпала.
– Спасибо, Миша. – Соседка оторвалась от Рины и поднялась, отряхивая с мокрой юбки песок.
Я вспомнил Коня, склонившегося над Рубановой. Тогда, на крыше пристройки, я тоже слышал хлюпы, только… Был уверен, что это всхлипывает Дёмина или сам Миха. В конце концов он вполне мог плакать над Лидочкой, ничего удивительного.
Людмила Михайловна не отводила от меня взгляда. Я понял, что продолжаю орать, и закрыл рот. Рина по-прежнему недвижимо лежала под дверью. Правда, положение её тела немного изменилось.
– Она… всё? – уточнил Конь.
– Всё, – заверила Людмила Михайловна и глаза её сверкнули фиолетовым. – Можно перейти к следующему.
– Вы думаете, это обязательно? – Миха сомневался.
– А как иначе? – Людмила Михайловна развела руками. – Он уже слишком много знает.
Я набрал воздуха в грудь и… Не стал орать. А стал разламывать спинку стула, в попытке заполучить палку с гвоздём на конце. Людмила Михайловна спокойно ждала, когда я раздобуду себе подручное средство обороны. Старушка намеревалась драться честно.
Миха при этом повёл себя несообразно обстоятельствам. Он вернулся в комнату с ванными, выудил из воды кусок льда и начал его грызть, хрустя и причмокивая. Это наводило на мысль, что они не планируют умерщвлять меня так сразу. И тут застонала Рина Викторовна.
Конь поспешно поднялся и прошлёпал под лампочку.
– Извините, Рина Викторовна, – просипел он, капая рукавами. – Я не знал, что всё так получится. Я, когда в школе тогда… Ну, с банками этими… Я не нарочно… Я думал, будет лучше, а получилось… Я не хотел, в общем, чтобы это именно с вами произошло…
Миха умолк и засопел. Рина с трудом поднялась на локтях и села, привалившись к стене. Она таращилась на окружающее, как ошалевший совёнок, а когда увидела меня – в куче ящиков с палкой наготове – издала невнятный клёкот и закрыла глаза.
– Ну-ну, – ласково сказала Людмила Михайловна, – потерпите ещё немного. Нам тоже несладко. Дай водички, Миша.
Конь сгонял к ванным и вернулся с голубым ведёрком, наполненным водой. Миха выудил из него кусочек льда, сунул в рот, а ведёрко опрокинул на голову Людмиле Михайловне. Она блаженно прикрыла глаза, потом помычала с наслаждением, а потом строго взглянула на меня.
