вам предстоит перетащить с одного места на другое десяток ящиков. Первый кажется практически неподъемным. После того, первого ящика второй — уже совсем не такой тяжелый, хотя на самом деле их вес одинаков; может быть, вы даже ощутите радость от того, что он как будто легче первого… Но значит ли это, что жизнь должна быть непрерывным тасканием тяжестей? Если твоя жизнь не так тяжела, как чья-то еще, значит ли это, что надо радоваться такой жизни? Я иногда думаю, что люди — все люди — предназначены для совсем другой жизни, такой хорошей, какую они не могут себе даже представить…
Гэрэлу вспомнилась мать. Она вполне могла бы сказать что-то подобное. Нет, она не только могла, но и говорила. Постоянно. Перед его внутренним взором с необыкновенной яркостью нарисовался один из тех моментов, когда она смотрела куда-то сквозь него, вдаль, своими голубыми глазами, такими яркими, что даже зрачки казались синими, — смотрела и видела совсем не то, что все остальные.
«Знаешь, Гэрэл, я думаю, что раз люди мечтают о том, чего нет в этом мире, может, они были созданы для другого мира…».
Он сморгнул, и видение исчезло.
— Хорошо, готов признать, быть императором не всегда весело, — признал он.
Ему было слегка не по себе. Странная у них получилась беседа для людей, которые еще вчера даже не были знакомы. Гэрэл вообще не так уж часто с кем-то говорил. А чтобы так откровенно…
Юкинари долго ничего не отвечал — похоже, ему тоже стало неловко за эту внезапную вспышку искренности.
Потом сказал, не очень изящно сменив тему:
— Генерал Гэрэл, вы играете в «Туман и облака»?
— Да — научился в Юйгуе.
— Как хорошо: у меня при дворе мало кто любит эту игру. Слуги могут снова налить нам чаю, и я был бы рад, если бы вы согласились скрасить мой вечер за партией — еще не поздно…
Гэрэл, конечно же, не отказался.
Один из слуг принес коробку с игрой. Какое-то время они молча играли. Гэрэл ждал, что император что-нибудь скажет, но тот, казалось, был погружён в раздумья. Так что Гэрэл решил сам нарушить молчание:
— Мы с вами сейчас похожи на каких-нибудь правителей древности, знаете, тех, которые обсуждают судьбу государств за партией в «Туман и облака». По крайней мере, в романах всегда так делают.
Юкинари сказал без своего обычного тепла в голосе:
— Нам с вами нечего обсуждать, вы же знаете.
— Меня, например, очень интересуют будущие переговоры, — осторожно сказал Гэрэл.
Император покачал головой.
— Бросьте. Я согласился принять ваше посольство лишь с одной целью: встретиться с вами лицом к лицу, понять, что вы за человек, генерал Гэрэл.
— Вы хотите сказать, что никакой надежды на союз между нашими странами нет? Но он мог бы принести много хорошего обеим странам.
— В вашей стране, видимо, слово «союз» означает нечто иное, чем в моей, — сказал Юкинари с мрачной иронией. — Хотите, расскажу вам, как все пройдет? Вы начнете переговоры речью о мире и сотрудничестве. Я соглашусь, что мир, безусловно, лучше войны, но потребую заключить союз на условиях, одинаково выгодных для обоих государств. Вы не согласитесь, потому что ваш император хочет от Рюкоку полного подчинения. Я не хочу союза на таких условиях. И если я даже, скрепя сердце, соглашусь на эти условия, идея брака с дочерью вашего императора обречена на неудачу. Вы в Чхонджу, говорят, зовете своих женщин орлицами, и они умеют держать в руках меч так же крепко, как мужчины — а мой дворец станет для этой девушки клеткой. Ваша принцесса умрет здесь, причем, возможно, в буквальном смысле слова, как бы страшно это ни звучало, и я ничего не смогу сделать для нее. Так или иначе вы будете вынуждены объявить мне войну.
Да, подумал Гэрэл, он прав, это только вопрос времени: даже если брак окажется удачным, вряд ли он будет долго удерживать Токхына от войны. Разница лишь в том, начнется ли она прямо сейчас или спустя несколько лет…
Юкинари продолжал говорить — спокойно, будто о чем-то мало его касающемся:
— В назначенный день мы обсудим всё это подробнейшим образом, в куда более изящных выражениях, в присутствии множества моих и ваших сановников; это займёт много времени — возможно, целый день. Но результат от этого не изменится. И вы, и я знаем это.
— И все же я искренне надеялся, что вы смирите свою гордость и примете мир на условиях императора Токхына. Хотя бы временный мир. — Заметив мелькнувший в глазах Юкинари гнев, Гэрэл поспешно добавил: — Простите, государь. Я выразился грубо. Но я хочу избежать войны. Неужели вы не понимаете, что это будет бессмысленная резня? Ваше государство уже пережило большую войну и только-только оправилось после нее. Ваш народ создан для мира, а не для войны. Когда мы встретились, я сказал, что ваша столица прекрасна, и это истинная правда. Синдзю — странный, печальный, но прекрасный город. Мне будет жаль, если этот город сровняют с землей.
— Спасибо за откровенность, генерал. Хорошо, когда люди говорят то, что думают, хоть ваши слова и жестоки. Я тоже не хочу войны с вашей страной, да и ни с кем другим. Совсем о другом я мечтаю; если начинаешь с разрушений, ничего хорошего не построишь. Но и подчиниться вашему царю я не могу. Не из-за гордости, а потому что союз на таких условиях не принесет моей стране ничего хорошего. Временный мир, говорите вы? Но время — мой враг. Через несколько лет такого «мира» моя страна ослабнет, а ваша — накопит еще больше мощи. Но если дойдет до войны сейчас… — Юкинари слегка презрительно прикрыл глаза длинными ресницами, улыбнулся, — …почему вы так уверены, что я потерплю поражение? Вообще-то я собираюсь выиграть.
«Красивый глупый высокомерный мальчик», — подумал Гэрэл с легким раздражением. Неужели он думает, что что-то знает о войне, сидя в этом саду с красными кленами и золотыми карпами, попивая чай из красивой чашки?..
Впрочем, надо признать, рассуждения Юкинари были вполне неглупы и логичны.
Император передвинул одну из фишек на доске. До этого хода Гэрэлу казалось, что на доске сложилась патовая ситуация, но, пожертвовав несколькими своими фишками, Юкинари освободил верх доски и внезапно оказался в выигрышном положении.
Но Гэрэл тоже был не прост. Он хорошо знал и любил «Туман и облака». Ему нравилось, что у каждой фигуры ясное предназначение и просчитать исход игры намного проще, чем в жизни. Говорили, что раньше военачальники использовали эту игру,
