– А ты питаешь врожденную любовь к этому занятию, – заметил я.
– Во всяком случае, люблю рубить рыбам головы. – Он сел. – Это единственный шанс в жизни, в жизни многих поколений. А когда мы вернемся, я буду еще не слишком старым.
– Спасибо, – сказала Мэригей дрогнувшим голосом.
Билл кивнул. Сара улыбнулась.
Глава 3
На протяжении следующих нескольких месяцев мы жили неспокойной, но интересной жизнью. Проводили десять-двенадцать часов в неделю в библиотеке КМЖС – компьютерного моделирования жизненных ситуаций, – освежая в памяти или изучая заново тонкости существования в космическом полете. Мэригей некогда уже прошла этот курс: каждый, кому доводилось пользоваться временным челноком, должен был владеть основами знаний об управлении космическим кораблем.
С тех пор, как я в последний раз проходил переподготовку к космическому полету, все, естественно, стало много проще. При нормальных обстоятельствах один человек вполне мог управлять всем кораблем.
Мы проходили также обучение по различным специальностям. Для меня это было пилотирование челнока и управление системами анабиоза. И эти занятия заставили меня еще сильнее, чем обычно, тосковать о лете.
Ранняя зима успела закончиться, на смену ей пришла и всерьез обосновалась на планете глубокая зима, и только тогда прибыло известие с Земли.
Некоторые любят глубокую зиму за ее строгую простоту. В это время редко идет снег. Крохотное солнце раз и навсегда определенным курсом взбиралось на небосвод. Температура по ночам опускалась до тридцати и сорока градусов ниже нуля, хотя до начала весны следовало ожидать морозов и куда сильнее – до шестидесяти пяти градусов.
Те, кому нравилась глубокая зима, не были рыбаками. Когда лед на озере стал достаточно прочным для того, чтобы по нему можно было безопасно ходить, я взял нагревательные цилиндры и отправился, чтобы проделать во льду девяносто шесть прорубей.
Каждый цилиндр представлял собой метровый отрезок дюралевой трубы, в толстые стенки которой были вмонтированы нагревательные элементы. Сверху цилиндр был обмотан теплоизоляционным материалом, выступавшим по сторонам, словно шляпка гвоздя – благодаря такому расширению цилиндру не грозила опасность провалиться сквозь лед и утонуть. Я расставлял их по дюжине в ряд на таком расстоянии, чтобы между каждой парой можно было без труда пропустить перемет, затем налаживал снасти и ждал. Часа через два цилиндр углублялся в лед и доходил нижним краем до воды, и я выключал на некоторое время энергию. Выжидал еще часок, а потом начиналась потеха.
Конечно, пока внутри лед таял, снаружи он быстро намерзал. Я брал увесистую кувалду и длинную пешню и колотил молотом по намерзшему льду, пока звонкий звук ударов не сменялся глухим потрескиванием. Затем я снимал крышку, вытаскивал из трубы тридцатикилограммовую ледяную глыбу и откатывал ее в сторону.
Включал нагрев трубы посильнее, переходил к следующей лунке и повторял там все сначала.
Когда я расправлялся с двенадцатой трубой, первая нагревалась настолько, что я мог освободить ее из ледяной хватки. После этого я пешней разбивал корку льда, вновь образовавшуюся в проруби, вставлял трубу на место, закрывал ее крышкой, уменьшал нагрев до минимума и проделывал то же самое со следующей трубой, и так далее.
Вся эта канитель была нужна для того, чтобы подогнать термодинамику под требования рыбьей психологии. Я должен был поддерживать температуру воды в проруби на уровне нуля, иначе рыба не будет клевать. Но если в лунке не будет чистой воды, хотя бы и из растопленного льда, то в ней неизбежно вновь намерзнет ледяная корка. В этом случае рыба будет клевать, но вытащить ее окажется невозможно, и улов пропадет даром.
Билл и Сара за день обработали половину лунок, мы с Мэригей на следующий день довели дело до конца. Когда мы уже под вечер вернулись домой, нас встретил изумительный аромат. Сара жарила цыплят в очаге и приготовила горячий глинтвейн из сидра со сладким вином.
В кухне никого не было. Мы с Мэригей налили себе по кружке и прошли в гостиную.
Там молча сидели наши дети, а с ними Человек. Я узнал его по росту, широким плечам и клейму на руке.
– Добрый вечер, шериф.
– Целое Дерево сказало: «Нет», – сообщил он, не ответив на приветствие.
Я тяжело опустился на стул, выплеснув полкружки глинтвейна. Мэригей примостилась на подлокотнике дивана.
– И это все? – спросила она. – Только «нет», и больше ничего?
В моем сознании осталась лишь одна, неотвязно повторявшаяся мысль:
– «Каркнул ворон: „Никогда“.
– Есть еще некоторые детали, – он извлек некий четырех – или пятистраничный документ, сложил листки вдвое и положил на кофейный столик. – Прежде всего Дерево выражает вам благодарность за проделанную работу и выплачивает каждому из ста пятидесяти добровольцев одну стопятидесятую долю стоимости корабля.
– Несомненно, в земных кредитах, – заметил я.
– Да… Но сюда же прибавляется и поездка на Землю, где вы сможете потратить эти деньги. Это на самом деле великое счастье, и оно может сделать жизнь каждого из вас легче и гораздо интереснее.
– И всех нас сто пятьдесят людей, возьмут на борт?
– Нет. – Шериф улыбнулся. – Ведь можно отправиться и куда-нибудь, помимо Земли.
– Кто из нас и сколько?
– Семнадцать, и вы в том числе. Во время полета все будут находиться в анабиозных камерах – из соображений безопасности.
– А Человеки будут управлять полетом и жизнеобеспечением? Сколько вас будет?
– Мне не сообщили. А сколько потребуется?
– Наверно, двадцать, если десять из них будут крестьянами. (Мы в своих расчетах не старались вычислить минимально необходимую численность экипажа) Среди вас есть крестьяне?
– Я не знаю ни одного. Хотя мы очень быстро обучаемся.
– Надеюсь, что это так. – Настоящий крестьянин ответил бы совсем по-другому.
– Ты угостила шерифа сидром? – обратилась Мэригей к дочери.
– Я не могу задерживаться, – сказал шериф. – Я только хотел, чтобы вы двое узнали об этом до общего сообщения.
– Это было великодушно, – ответил я. – Спасибо. Он поднялся и принялся одну за другой надевать на себя одежды.
– Я же знаю, что для вас это представляет особый интерес. – Он потряс головой. – Я был сильно удивлен. Мне казалось, что проект обещает одну только выгоду и никаких реальных потерь, и все мы здесь были, конечно, согласны в этом. – Он указал на столик. – Правда, это было решением не только нашего Целого Дерева. Это очень любопытно.
Я проводил его на улицу. От крыльца к дороге вела траншея по пояс глубиной. Солнце снижалось, и морозный воздух сразу же высосал все тепло из моего тела. Два выдоха, и мои усы смерзлись в сосульки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
