Отель был высококлассный, персонал – вышколенный и говорящий по-английски, словно в каком-нибудь Оксфорде. В три минуты прибывших зарегистрировали, объяснили, где парковка, и повели по теплым, непривычно пахнущим коридорам в номера.
– Я заказала три номера рядом, с выходом в сад, – объяснила Софи. – Можно гулять вечером.
– И днем можно гулять, – кивнул Женя.
Он любил исторические здания осторожной любовью непрофессионала, недостаточно понимающего в истории и архитектуре, чтобы с ходу определять эпоху, период и стиль. Так, навскидку. Но ему нравилось заходить туда, нравилось, как падает свет в старых гостиных, и хотя солнце вроде бы одно и то же, в старинных комнатах оно другое. В этом была тайна, которую не хотелось разгадывать – только воспринимать.
Номера оказались в дальнем крыле, но зато крыло это напрямую примыкало к саду. Большие двери, ведущие на балкончики, были завешены для благопристойности плотным тюлем. С балкончиков сбегали лесенки, а уж по лесенкам можно было выйти на мягкий, словно игрушечный газон и вывернуть на тропинку, ведущую к пруду и розарию.
– Эх, лепота! – провозгласил Вася, стоя на балкончике. Точь-в-точь царь Иван Грозный в исполнении Яковлева.
– Надо пройтись, пока снова дождь не пошел. – Ильясов глянул на небо, забросил за спину фотоаппарат, взял карточку и вышел на свой балкончик. С запада подползала следующая облачная гряда, сизо-серая, как корпус военного корабля. – Там секвойя.
– Дерево, что ль? – проявил осведомленность зять.
– Самое большое на земле.
– Что, прям здесь?!
– Нет, здесь не самая большая, но старая и высокая. Так Софи говорит.
– А ну, пойдем посмотрим, – воинственным тоном рыкнул Вася и поперся через лужайку, как бык. Из номера выглянула растерянная Люся.
– Ты куда?
– Люськ, там елка какая-то здоровая!
– Васька, не смей! – заверещала сестра, выскакивая на балкон без тапочек. – Не смей!
– Да что не сметь-то? – спросил сбитый с толку Ильясов.
Не обращая на него никакого внимания, Вася пронесся мимо и затопотал по тропинке – только кусты закачались.
– Ой, Женька! Останови его, пожалуйста! Он же на нее полезет!
– Зачем?!
Люся расстроенно махнула рукой, не ответила и скрылась в номере; обеспокоенный Ильясов рысью кинулся следом за Васей. Фотоаппарат бил по груди, и Женя нетерпеливо закидывал его назад, думая, что если сейчас споткнется о корень и полетит лицом вниз, то технику ему никто забесплатно обновлять не станет.
К счастью, бежать пришлось недалеко: секвойя торчала над садом, словно зеленый факел. Женька пронесся мимо бамбуковой рощи и был вознагражден дивным зрелищем: талантливый слесарь Василий Чесноков взбирался на дерево, цепляясь за складки коры. К счастью, уполз он еще недалеко; к несчастью – больше, чем на два метра от земли, а потому вариант «сдернуть за штанину» сразу отпадал.
– Ты сдурел?! – заорал Женя, подлетев к секвойе и глядя снизу вверх на Васю – вернее, на Васин сосредоточенный джинсовый зад. Кроссовки скользили по коре, сверху сыпалась труха, секвойя флегматично стояла – еще бы, у нее ствол у основания диаметром метра два. Что ей какой-то Вася. – А ну немедленно слезай! По ней нельзя лазить!
– Так она метров сорок точно! – донесся сверху азартный Васин голос. – На такую я еще не залезал!
– Слезай, говорю! Это же заповедник! Она под охраной!
– Ниче ей не сделается, дуре такой, – флегматично ответствовал зять, продвигаясь еще на полметра.
– Тебе сделается! Сейчас охрана прибежит!
– Пусть сначала достанет.
Женька не сомневался, что охрана отеля в компании с португальской полицией обламывала и не таких, как Вася, но хотелось бы все-таки обойтись без экстремальных мер. К сожалению, иного выхода он пока не видел. Не лезть же за Васей. Дерево жалко, и штраф впаяют обоим.
Роняя босоножки, принеслась Люся, оценила мужнины успехи и ахнула.
– Васенька, слезай! – жалобно попросила она.
– Люськ, смотри! Тут удобно карабкаться! Скоро до веток долезу!
– Ва-ся!
– Что это вообще за фигня? – повернулся Женя к сестре. – Что это за примитивные замашки – приехали, чемоданы не успели распаковать, и на секвойю?
Люся тяжко вздохнула.
– Васька по деревьям с детства любит лазать. Как увидит что повыше – все, пропал. Мы уже пару раз штрафы платили, когда он в национальных парках… Он даже на пальму однажды, но пальма…
– Не перенесла столь близкого знакомства? – сухо предположил Женька.
Его родственники – не просто идиоты. Они – клинические идиоты, и это не лечится.
Ему совершенно не до них. Ему нужно понять, что думает Софи, и будет он жить с ней всю оставшуюся жизнь или без нее – а значит, без самой жизни. Ему следует отогнать на приличное расстояние назойливого Анатоля, стукнуть кулаком по столу и завести серьезный разговор, хотя Софи просила этого не делать. Она боится, это понятно. И он должен помочь ей: зачем нужен мужчина, если он не может успокоить и обнадежить женщину?! В конце концов, съемку по работе никто не отменял. У него полно проблем, их надо решать, и чем скорее, тем лучше, а у него тут… Вася на секвойе.
И проблем сейчас станет еще больше, подумал Женька, мрачно глядя на бегущего к ним сотрудника отеля. Мужчина лет пятидесяти, по всей видимости садовник, размахивал руками и кричал что-то по-португальски.
– Он не поймет, – издалека сообщил садовнику Женя. – Вы можете попробовать на английском.
– No! Нет! Нет! – закричал мужчина. – Нельзя! Вы должны спуститься! Это объект! Охраняется! Нельзя лезть! Рroibido![9]
– Скажи мужику, чтоб не разорялся, Женюр, – донеслось с высоты. Вася уже одолел метров десять. – Я слазаю и вернусь.
Ильясов понял, что все бесполезно. Никакие уговоры, причитания жены Люси и иностранные вопли Васю не переубедят. Оставалось последнее средство. Женя сунул фотоаппарат сестре в руки, подступил к секвойе, жестом велел садовнику умолкнуть и заорал:
– Чесноков, твою же мать!! Какого хрена ты делаешь?! Я обещал твоей теще, что возьму вас в поездку, если вы будете вести себя прилично. Она мне говорила, что я о вас плохо думаю! Она, блин, говорила, что вы приличные люди! Я ей поверил! Тебе не стыдно, старый хрен?! Тебе не стыдно позорить нас всех перед нормальными людьми? Я что матери должен потом рассказывать – как ты на секвойю лазил, альпинист хренов?!
Вася замер. Гнева всесильной тещи побаивался даже он. Женя подумал и заложил еще в два этажа – все равно садовник не понимает, а Люся, наверное, и не такое слышала.
– Ну это, Женюрик, ты чё, – неуверенно сказал Вася.
– Спускайся, мать твою! Или я сей же миг забираю Софи, мы уезжаем, я звоню матери и говорю, как весело мы все отдохнули.
