Она морщится, облизывая торт, прилипший к пальцам.
— Ты заметила?
— Конечно, заметила. Так как насчет того, чтобы довести дело до конца, вместо того чтобы мучить себя и его?
— Я думала, твой босс Николо приказал тебе развести нас. Он будет охотиться за твоей головой, если узнает, что ты играешь в брачного консультанта.
— Николо не имеет значения.
Она по-девичьи ухмыляется, как тогда, когда мы обменивались подарками на Рождество, потому что единственными подарками, которые дарили нам наши семьи, были травмы.
— А я да?
Я прочищаю горло и продолжаю пить кофе.
— Боже мой, посмотри, как наш маленький чертик проникся ко мне чувствами.
— Не дави, Кэлли.
Она смеется и вскакивает с дивана, прижимаясь ко мне, на чертовом стуле. Мы едва помещаемся, но она обхватывает меня, как коала.
Как будто этого недостаточно, ее собаки тоже присоединяются к этим сопливым семейным объятиям. У нас было нелегкое начало, но Каин и Люцифер полюбили меня.
Кэролайн обнимает меня за талию, как нуждающийся в помощи ребенок, и я вздыхаю.
— Я пытаюсь пить свой кофе.
— Просто назови это уже текилой. Кроме того, нехорошо пить кофе вечером. У тебя будут проблемы со сном.
У меня и так проблемы со сном, но вместо того, чтобы признать это, я говорю:
— Мне нужно просмотреть несколько черновиков перед сном.
— Тебе кто-нибудь говорил, что ты трудоголик?
— Ты. Каждый день.
— Кто-то другой должен это говорить. Отец твоего ребёнка эксплуатирует тебя? Хочешь, чтобы я натравила на него Матео?
Я приостанавливаюсь с чашкой у губ, затем делаю длинный глоток, который забивает мне горло.
Пытаясь оживить наши отношения, Кэролайн однажды ночью напоила меня, и в итоге я рассказала ей все о Кингсли. Как я не понимала, что это он лишил меня девственности и обрюхатил с первого раза. Как он воспитывал нашу дочь в одиночку. И как бесповоротно я чувствую себя не в своей тарелке из-за него.
Особенно в последнее время. Меня пробирает дрожь при одном только воспоминании о том, как он лизал мои щеки и почти поцеловал меня в тот день в баре. И самое ужасное, что я вызвала у него реакцию, на которую он рассчитывал, еще до того, как его губы встретились с моими.
Смущение это только начало того, что я ощущала и все еще чувствую из-за этого промаха в суждениях. Я потеряла контроль над собой с легкостью, которая пугает меня до смерти. Именно поэтому я избегала его со страстью, которая соперничала с моей потребностью вырваться из своего грязного происхождения.
— Мы не работаем вместе, — говорю я Кэролайн пренебрежительным тоном, который должен заставить ее отказаться от этой темы.
Но опять же, она хуже, чем ее собственные собаки с костью.
— Да, но вы всегда находитесь рядом друг с другом, выполняя работу Николо и даже проводя встречи.
Я сужаю на нее взгляд.
— Почему, черт возьми, ты подчеркнула про встречи?
— Потому что именно там происходит все действие. Да.
— Н-не было никаких действий.
— О Боже. — она, наконец, отпускает меня, ее губы раскрываются, как у рыбы. — Было!
— Нет, не было.
— Ты заикаешься, как школьница, влюбившаяся в защитника, а ты никогда не влюблялась.
— Заткнись.
Я прижимаю руку к ее лицу, перекрывая ее радостное выражение, но она просто тычет меня в бок и продолжает ухмыляться, будто она накурилась травки.
Она вырывается из моих лап и переходит на повествовательный тон, делая вид, что держит воображаемый микрофон.
— Дорогой дневник, я нашла человека, который перевернул мой мир с ног на голову в Ночь Дьявола двадцать один год назад, и я хочу переделать логово Сатаны. Пожалуйста и спасибо.
— Кэлли, клянусь, черт, или ты заткнешься, или я выкину тебя в окно.
— Звучит ненормально и это будет больше действий, чем у меня было за последние недели. На днях я случайно направила струю душа слишком высоко и сразу же кончила.
— И ты говоришь мне, потому что…
— Ну… не знаю, возможно, тебе нужен совет, учитывая твое собственное отсутствие действий. Это, в сочетании с напряжением, может доставить хлопот.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Спасибо за заботу.
— В любое время!
— Мы можем, пожалуйста, сменить тему?
— Ни за что на свете. Я не отстану от тебя, пока ты не расскажешь мне, что произошло сегодня между вами двумя.
Я делаю еще один глоток кофе.
— И почему ты думаешь, что что-то произошло?
— Потому что ты вздыхала, как старуха, у которой весь мир сидит на плечах.
— Я просто думаю о работе.
— Ты слишком большая стерва-начальница, чтобы беспокоиться о работе. Ты можешь выполнять это дерьмо с закрытыми глазами. Кроме того, я слышала, как ты бормотала «этот ублюдок» под нос, пока готовила свою текилу. Прости, я имею в виду кофе. И есть только один ублюдок, который злит тебя до такой степени, что ты проклинаешь его ни с того ни с сего.
Я издаю стон.
— Могу ли я как-то убедить тебя не поднимать это?
— Да. — она сладко улыбается. — Расскажи мне подробности.
— Ничего важного.
— Ты расскажешь мне, и я уже решу.
— Он просто вел себя как кретин, как обычно. — я разочарованно вздыхаю. — То есть, я понимаю. Он приходит в бешенство всякий раз, когда имеет дело со своей мачехой, но ему не было никакого резона срывать злость на мне. Я опоздала на встречу партнеров всего на пять минут из-за клиента, и он спросил меня при всех, уважаю ли я их. Когда я сказала, что, конечно, он произнёс: «Видимо, недостаточно, иначе вы бы пришли вовремя, мисс Леблан».
— Нет, он этого не сделал.
— Да, сделал. Это самое близкое к убийству. Он такой мудак с макиавеллизмом, который течет в его жилах вместо крови.
— Да, с его головой на гильотине. Кретин.
— Мудак.
— Придурок с хрупкой мужественностью.
— Ублюдочный ублюдок. — я хриплю. — Не могу поверить, что он выиграл два дела за один чертов день. Клянусь, он черпает энергию из жертвоприношения бедных душ на алтарь дьявола.
— Аспен, милая, ты не должна восхищаться им, когда мы планируем отрезать его член и скормить его моим собакам. Как вы, ребята, это называете? Правильно, конфликт интересов.
— Я не восхищаюсь им. Просто…
— Считаешь его соперником?
Я вздыхаю.
— Худшим. Иногда я хотела бы быть такой же напористой, как он, но, наверное, это означает, что я должна отказаться от своего недавно обретенного сердца, а мне оно вроде как нужно.
— Да, не надо выбрасывать сердце. Это дерьмо оставит тебя опустошённой. Кроме того, может, тот факт, что он богат, горяч как грех и успешен это все фасад, дабы скрыть его пустоту внутри.
— В Кингсли нет ничего полого, Кэлли. Он больше, чем мир, и его можно увидеть из космоса.
— Или, возможно, ему нравится, чтобы ты и весь мир так думали. — она приподнимает бровь. — Я была замужем за боссом мафии около трех лет и каждый день дышала воздухом опасных мужчин, поэтому знаю, когда они обклеивают свою внешность ослепительным дерьмом, призванным ослепить любого, кто попытается присмотреться. Твой Кингсли занимает высокое место на шкале дерьма.
— Он не мой Кингсли.
— Ох, простите. Отец твоего ребёнка и человек, укравший твое четырнадцатилетнее сердце. Быть может, стоит добавить в этот список злодея твоей души?
Прежде чем я успеваю ударить ее и рискую быть покусанной ее собаками, раздается звонок в дверь.
Кэролайн бледнеет, и теперь моя очередь ухмыляться.
— Твой собственный злодей наконец-то здесь, так что можешь перестать одержимо пялиться на часы.
— Не открывай дверь, — говорит она, но я уже встаю. — Клянусь Богом, я отправлю Кингсли твои настоящие дневники тех времен, сучка.
— Шутка над тобой, ты уже сожгла их, сука, так что, если не хочешь провести отпуск в аду, этого не случится. И еще, у тебя тушь на щеке, может, стоит ее стереть?
Я улыбаюсь, пока она ругается и бежит в спальню, чтобы привести себя в приличный вид.
Она говорит, что ненавидит этого мужчину, но все равно хочет выглядеть перед ним наилучшим образом.
