Сложно представить такой срок для смертного, но для иного адепта это даже не конец юношества.
Хаджар продолжал играть и напевать песни на, казалось бы, уже забытом им языке. Но, как это и полагается адепту, прошедшему уровень Рыцаря Духа, Хаджар физически не был способен что-либо забыть. Если, конечно, не специально или не в результате вражеской, ментальной техники.
Так он и играл, пока воины Лецкетов собирали свой лагерь и отправлялись в путь. Перед отходом, когда Калеон уже исчез в лесу на своем гнедом, Хаджар встретился взглядом с Аль’Машухсаном. Пожалуй, единственным из носивших герб Лецкетов, к кому Хаджар не испытывал ничего, кроме глубокого уважения.
Они поклонились друг другу и пустынник, что-то скомандовав воинам, последовал за главой рода. Вскоре на поляне в лесу не осталось никого, кроме одинокого музыканта и палатки, где воительница занималась врачеванием волшебника.
Хаджар улыбнулся.
Наверное, из этого получилась бы неплохая баллада, но, увы, он никогда не умел писать текстов. Только музыку. Лирикой всегда занималась Елена и…
Хаджар покачал головой. Сейчас не время для подобных воспоминаний. Где-то на другом конце мира, путь куда не знает даже Хельмер, в ледяном гробу лежит его жена и нерожденный ребенок. И с каждым часом уходит то время, данное ему чтобы спасти своих родных.
— Красивые песни, — прозвучало за спиной.
Хаджар взмахнул рукой и рядом с его пнем появился табурет. Простой, походный, сбитый из поленьев, когда-то не подошедших для костра.
Лэтэя устало опустилась на него и молча протянула руку. Хаджар понял намек и, очередным взмахом достав флягу с брагой, вложил в ладонь подруги.
— Спасибо, — она лихо, движением бывалого наемника, откупорила ребром ладони пробку и запрокинула голову, вливая в горло горячительное.
Сделав несколько больших глотков, она отдала флягу обратно. Открытую.
Хаджар подумал немного и тоже приложился к горлу. Горло обожгло, а в голове чуть полегчало и посветлело. Брага Чужих Земель была достаточно крепка, чтобы пробрать даже адепта. А в мире смертных она, пожалуй, могла бы стать редчайшей горючей смесью, чтобы спалить целый город.
Иронично.
— На каком это языке? — спустя некоторое время спросила Лэтэя.
Хаджар посмотрел на восток, где небо постепенно загоралось вишневым рассветом. Будто бы и ему тоже кто-то, чтобы снять усталость, протянул немного браги.
— На русском.
— Не слышала никогда о таком.
— На нем говорили… говорят на моей родине.
Лэтэя посмотрела на Хаджара с сомнением. Так обычно смотрят на тех, кого подозревают в нервном срыве или легком помутнении.
— В Лидусе? — уточнила принцесса Звездного Дождя.
Хаджар только улыбнулся и ничего не ответил. Лидус ли его лодина? Или далекая страна в другом мире, где стоял каменный Город с рекой, закованной в гранит? Иногда, в такие вечера и, особенно, после подобных недавним событий, Хаджар скучал по Городу.
По его улицам, серому небу, морскому ветру и, наверное, людям. Спокойным и размеренным. Немного пьяным и прокуренным. Таким ему запомнился Город из тех редких прогулок, на которые его вытягивала Елена.
— Он в тебя влюблен, — неожиданно сказал Хаджар.
Сам не понял зачем. Может, чтобы сменить тему разговора. Может просто потому, что песня такая попалась. Про любовь и про лето. Хорошая песня. Глупая, но хорошая.
— Знаю, — кивнула Лэтэя.
Она положила копье себе на плечо, а древко уперла в землю. В этот момент девушка походила на уставшего странника, а не наследницу одной из семей Чужих Земель. Хотя, если подумать, то именной ей — странницей, Лэтэя теперь и являлась.
— Знаешь, Хаджар, в балладах часто поют о том, как тяжела участь безответно влюбленного воина, — Лэтэя улыбнулась каким-то своим мыслям и взмахнула копной золотых волос. — и ни одного слова про то, как это тяжело для той, в кого влюблены. Артеус хороший человек. Добрый. Щедрый. Сильный волшебник. Но… я бы хотела, чтобы у нас с ним были такие же отношения, как с тобой. Как с другом. Верным и надежным.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Хаджар ничего не ответил. Он никогда не был силен в делах сердечных. Да чего уж там — его «серьезные» отношения с противоположным полом можно было пересчитать по пальцам одной руки, а не серьезных — по двум.
Может это было как-то связано с тем, что на Земле пубертатный период, на фоне паралича, прошел мимо калеки, сформировав, тем самым, несколько «извращенную» психику. К добру или к худу — кто знает.
Проклятье…
Говорит, прямо как фейри.
— Скажи ему.
— Сказать… что? — переспросила Лэтэя.
— То, что ты влюблена в другого, — пояснил Хаджар. Он перебирал струны на Ронг’Жа, пытаясь воссоздать старую мелодию. — Он ведь теперь с нами надолго.
— Надолго… — вздохнула Лэтэя. — Калеон ведь даже не попрощался! Не пригласил в дом! Вот, называется, старший брат. Руками брата своего отца с трона скинул и был таков. Уверена, что он специально придерживал информацию о сестре при себе. И сам, при этом, отцу не мстил. Скользкие они — Лецкеты. Да и, пожалуй, все в крупных семьях.
Хаджар посмотрел на Лэтэю. Она действительно говорила, как думала.
Оно и к лучшему.
Некоторые кресты лучше нести одному.
— Ты от темы не уходи, — чуть улыбнулся Хаджар.
Лэтэя посмотрела на друга чисто по-женски и таким же тоном произнесла:
— Хаджар, мы с тобой друзья, но ты мне не отец и не мать. Твое какое дело?
Хаджар убрал Ронг’Жа обратно в пространственное кольцо, после чего встал и потянулся. Взмахнув несколько раз мечом, он вернул клинок в ножны, после чего простер терну и волю на многие мили вокруг. Легким касанием пройдясь по всем окрестностями и не обнаружив ни единого шпиона, генерал отвернулся от рассвета и обратил взор на запад.
Там, у города, приграничного к территориям секты Сумеречных Тайн, их уже ждал Абрахам Шенси со своим отрядом.
— Кто-то рискует жизнью, Лэтэя, а кто-то и чем-то большим, — отстраненно проговорил Хаджар. — Этот мальчик теперь часть нашего отряда. И вместе с ним нам биться с Орденом Ворона и, кто знает, может мне и дальше придется толкать землю ногами вместе с ним. А, как показывает практика, когда в отряде есть недомолвки, тем более такого рода — ничем хорошим это не заканчивается.
Хаджар договорил и тут же почувствовал укол совести. В конце концов он и сам недоговаривал куда больше, чем мог сам себе признаться.
Лэтэя вздохнула, едва слышно выругалась и, остро зоркнув в сторону Хаджара, тоже поднялась на ноги.
— Что я ему должна сказать, Хаджар? — чуть ли не прорычала она. — Что отвергну его чувства, потому что в детстве влюбилась в незнакомый силуэт, приснившийся мне в детстве? Артеус в лучшем случае сочтет, что я просто вожу его за нос. А в худшем… подумает, что я сумасшедшая.
Хаджар только хмыкнул и легонько толкнул подругу в плечо.
— Ну, быть в глазах людей сумасшедшим не так уж и плохо.
— Да иди ты, — прошипела она, а затем, чуть успокоившись, повернулась к палатке. — Ладно… придумаю что-то. Только он все равно…
Хаджар кивнул. Такие как Артеус, они влюблялись очень надолго. Бывает даже навсегда. Именно из таких вырастают несчастные романтики, и, если звезды сойдутся удачно — великие поэты и менестрели. Но только всегда с несчастной судьбой.
Ни великая слава, ни горы злата, ни, даже, вереницы прекраснейших и страстнейших из дев никогда не залатают дыры в их душе.
— Но болеть будет не так сильно.
Лэтэя искоса глянула на Хаджара.
— Ты так говоришь будто из собственного опыта.
Хаджар непроизвольно посмотрел на пространственное кольцо. Там покоилась Ронг’Жа и музыка, с лирикой, что писал не он сам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ты, все же, скажи, — повторил Хаджар. — И будем собираться. Шенси, небось, уже все запасы браги израсходовал, пока нас ждет.
Лэтэя еще посверлила его немного взглядом, после чего вернулась в палатку. А Хаджар так и остался стоять один. Приближалась осень. Она всегда навевала на него легкую меланхолию.
