– Ну, давай.
Он помог мне сесть, набросил, чтобы я не замерзла, на меня свою куртку из белого меха и, придерживая одной рукой, начал кормить. Когда он снова уложил меня и укутал в одеяла, я еле проговорила:
– Спасибо, Мистер, было очень вкусно. Я скоро поправлюсь, честно.
– Надеюсь. Путь нам предстоит неблизкий.
– Я давно болею?
– Ты была без сознания пять дней.
– Пять! Много насыпало снега?
– До сих пор снега не было, – он бросил взгляд на вход в пещеру. – Ты была уже больна, когда уезжала из Намкхары. Там, наверное, ты и подцепила микробов.
– Маленький сын Качке плохо себя чувствовал, а я относила его домой, когда мы вернулись.
– Да, у тебя была паршивая вещь, которая называется дифтерией. Ею обычно болеют дети, и сначала я подумал, что ты уже слишком для нее большая, но оказалось, что нет.
– Она чуть не задушила меня, – при этом воспоминании я содрогнулась.
– Верно, именно это она и делает, перекрывая горло. Я вспомнила, как он наклонялся надо мной, и спросила:
– Вы что-то делали для того, чтобы убрать эту гадость, правда, Мистер?
Он взял почти пустой мешок овса и пошел к Иову и Флинту.
– Я подрезал большое перо и с его помощью отсасывал ее. Работа, конечно, была грубая, однако тебе помогло.
Очень немногие люди стали бы делать такую ужасную и опасную вещь, и я испытывала такую признательность, что была готова сделать все что угодно, лишь бы он стал относиться ко мне хоть чуть-чуть лучше. Однако какие у него были для этого основания? Затем у меня в мозгу всплыла новая мысль, и я спросила:
– А где вы взяли перо, Мистер?
– Мне удалось подстрелить орла, – ответил он с таким видом, будто ему не слишком приятно об этом вспоминать. Да, действительно, я слышала выстрел. – Хватит разговаривать, Джейни, отдыхай.
– Хорошо, Мистер. Еще раз огромное спасибо. Огромное-преогромное.
Следующий раз я проснулась посреди ночи и сразу разрыдалась. Возможно, это случилось потому, что я наконец-то осознала, что Сембур умер, а, возможно, просто от слабости. Мистер, положив руку мне на лоб, с беспокойством заглянул в мои глаза. Я опять увидела блеск медальона, свисавшего на, цепочке с его шеи.
– Джейни, что с тобой?
Я взяла его за руку и прижала ее к себе, стараясь собраться с силами. Наконец я прошептала:
– Со мной все в порядке. Просто мне стало страшно… не знаю почему.
– Постарайся заснуть, – строго сказал он.
Я дотронулась до серебряного диска и попросила:
– Пожалуйста, можно мне это подержать? – и тут же почувствовала стыд за свою просьбу.
– Это? Хорошо, – он расстегнул цепочку, обернул ее вокруг моего запястья и вложил медальон мне в ладонь. – Тебе нравится?
Я кивнула, гладя на него и чувствуя, как страх оставляет меня. Ощущение ужасающего одиночества исчезло. Он спросил:
– Теперь ты сможешь уснуть?
Я снова кивнула.
– Да. Большое спасибо, Мистер.
– Хорошо.
Он отошел, и я снова провалилась в сон.
Проснувшись наутро, я все еще сжимала в руке медальон. Мистер поил Иова из ведра с водой, которое держал в руках. Судя по проникавшему в пещеру свету, погода была хорошая, и впервые за время болезни я обрела способность мыслить ясно. Перебрав все в уме, я сказала:
– Простите, Мистер.
Он бросил на меня взгляд через плечо:
– А, ты проснулась. Как ты себя чувствуешь?
– Намного лучше, спасибо. Простите, что так глупо вела себя ночью. – Я размотала охватывавшую запястье цепочку и, когда он подошел, протянула ему серебряный медальон. – Возьмите, пожалуйста.
Он взял цепочку, надел ее на шею и, повернув ко мне длинноносое лицо, спросил:
– Ты готова позавтракать?
– Да, спасибо, но сначала нам следует поговорить о том, что мы собираемся делать, потому что времени осталось немного.
Его брови поднялись вверх, и я впервые увидела, как лицо иноземного демона сморщилось в усмешке. Он сразу стал выглядеть совсем молодым, таким, как Гхенлинг.
– Когда снова начнется снегопад, он больше не прекратится, и мы окажемся здесь отрезанными на всю зиму, – объяснила я. – Лошадям будет нечего есть. Нам придется зарезать их и заморозить мясо, чтобы мы могли протянуть месяца три до весны. Так что будет лучше, если мы пройдем перевал до нового снегопада.
Когда я заговорила, он перестал улыбаться и глядел на меня с любопытством. Потом, словно обращаясь к самому себе, произнес:
– Где-нибудь в Сассексе ты бы всех шокировала. Этакий мрачный реализм в столь юной особе. Но когда человек вырастает в подобной, забытой Богом стране, он никогда, по-видимому, не отворачивается от реальности. – Он легонько кивнул мне, словно отчасти преодолев свою антипатию, и продолжил: – Я вполне сознаю ситуацию, Джейни. Разумеется, у меня нет ни малейшего желания оставаться в этой пещере еще на несколько месяцев, и для меня будет настоящим горем, если мы будем вынуждены зарезать лошадей. Ты, однако, не набралась достаточно сил, чтобы отправиться в дорогу.
– Мне нужно будет всего лишь удержаться в седле. Если потребуется, вы сможете меня привязать. Он – хороший пони, и тяжело будет только несколько первых миль, пока мы не выйдем за границу снега.
– Ты думаешь, снег может опять скоро пойти?
Я посмотрела на вход в пещеру.
– Сегодня – нет. Если я буду снаружи, то смогу сказать еще про ближайшие два-три дня.
Он опустился на колени и взял меня на руки, не снимая одеял и спального мешка.
Так приятно было оказаться на бодрящем холодном воздухе. Белизна вокруг ослепила меня, и первое мгновение я ничего не видела. Мистер, стоя у края навеса, продолжал держать меня на руках, а я моргала, ожидая, когда мои глаза привыкнут к свету. С бледно-голубого неба сияло яркое солнце. Нового снега не выпало, но не было и оттепели. Я бросила взгляд на груду камней, ставшей могилой для Сембура, и у меня навернулись слезы. Чтобы сдержать их, мне пришлось на несколько минут прижаться лицом к плечу Мистера.
Наконец я стала внимательно вглядываться в небо, прежде всего в дымку на севере и востоке. Сембур иногда сердился из-за того, что я никогда точно не могла ему объяснить, какие именно признаки ищу и как определяю, что готовит нам погода, но дело в том, что словами это трудно было передать, в особенности когда я закрывала глаза и начинала нюхать воздух. Я и на этот раз сделала то же самое: плотно сжав веки, втянула носом воздух. Запах был крепкий, свежий, без тяжелого желтоватого оттенка, предвещавшего снег. И, однако, в этом запахе все же была какая-то пресноватая нотка, и он напоминал хорошую, но несоленую пищу. Для меня это прозвучало, как отдаленное предупреждение.
– У нас наверняка есть два дня, Мистер. Возможно, три. Завтра я смогу сказать точнее. Но не больше трех.
