Под крылом потянулся Лес Рептилий, чесанула прочь стая спугнутых ревом мотора птеродактилей – сделав круг почета над островком, где жил в уединении сэр Генри Эйнар Бэтс, я взял левее и снизился над табачными плантациями.
Над ранчо Леклера я сделал еще один круг и дружелюбно покачал крыльями, чтобы Жак не дай Бог не пальнул по незнакомому самолету удивительного красного цвета, – а потом пошел на посадку.
18
Я планировал оставить мадам Цуцулькевич у самолета, прогуляться до «Колониальных товаров» в одиночестве и предупредить Леклера, что я нынче – совсем даже Майк Хаммер, но Жак меня опередил: он уже засел в ближайших кустах и как только самолет остановился, выступил оттуда во всей красе – на пробковом шлеме трепетало в легком ветерке яркое перышко, под джинсовой жилеткой радовала глаз свежая – белейшая – футболка с надписью «Стоять!», серебряная цепь на брюхе ярко сверкала на солнце, только что закуренная сигара воинственно торчала из правого угла рта, а гвардейские усищи были как всегда параллельны земле. Леклер порадовал нас пятью громадными, исполненными спокойного достоинства шагами, возложил длань на рукоятку револьвера системы «Элей» и прогудел:
– А кто это ко мне пришел?
Я выпрыгнул из «Яка».
– Ба! Сэм! Как я рад! – возопил он, прижимая меня к своей широкой груди; при этом ноги мои свободно болтались в воздухе. – Сэм, – Леклер поставил меня на место и критически оглядел. – Во что это ты вырядился такое?
– Да так, – отмахнулся я. – Все государственные дела, знаешь ли! Суета. Нет времени спокойно выкурить сигару.
– Вечно ты на бегу. Нельзя так много работать, – неодобрительно покачал головой Леклер. – Надо находить время одеваться прилично. А кто это с тобой? Мэм! – Он приложил руку к пробковому шлему.
Я обернулся: мадам Цуцулькевич успела самостоятельно выбраться из самолета и теперь стояла рядом, сияя счастливой улыбкой.
– Позволь тебе представить, Жак… Жужу Цуцулькевич, путешественница. А это – Жан-Жак Леклер, хозяин «Колониальных товаров», автор сигар и вин, брат своего брата и вообще человек неисчислимых достоинств.
– Рад, очень рад! – Тут Леклер внезапно засмущался. – Сэм, правда, как всегда преувеличивает…
– Сэм? – радостно удивилась Цуцулькевич.
– Да, это мое второе имя, – скромно потупился я.
– Что же мы стоим? – спохватился Жак и взглянул на солнце. Потом извлек массивные часы, открыл крышку, вызвав к жизни торжественный перезвон, и сверился с ними. Снова перевел взгляд на светило. Кивнул своим мыслям. – Самое время пообедать. Но сначала… Сэм! Если ты пойдешь прямо мимо моего дома, во-о-он туда, то в полукилометре будет лавка, где ты и твоя нынешняя дама сможете приобрести подобающую одежду. Там приказчиком служит вьюнош Клайд, так ты скажи ему, чтобы записал на мой счет. – Весьма благородно со стороны Леклера, тем более, что к собственному счету в настоящее время я доступа не имел. – А я тут пока по хозяйству быстренько… Мэм, – кивнул достойный Жак мадам Цуцулькевич и скорым шагом направился к сараю, и вскоре оттуда донесся отчаянный поросячий визг.
– Так вы Майк или Сэм? – спросила Жужу.
Мы неторопливо шли в указанном направлении мимо изгороди из кустарника, за которой вольготно колосились будущие приправы и специи. За прошедшее время во владениях Леклера мало что изменилось – все по-прежнему цвело и пахло; правда, обитателей прибавилось: неподалеку просматривались свежевыстроенные домики, не идущие, разумеется, ни в какое сравнение с обителью Жака; очевидно, Леклер с присущей ему основательностью взял-таки в опеку местные земли и привлек на них достойных, по его мнению, людей – вот и своя лавка у них появилась! Не удивлюсь, если за каким-нибудь холмиком меня встретит небольшой пивоваренный заводик, которому Жак тоже оказывает покровительство.
– Я и то и другое, – отвечал я мадам Цуцулькевич. – Видите ли, мэм… Мы давно знакомы с Жаком и даже воевали вместе. Это была спецоперация, и я выступал под именем Сэма. С тех пор Жак меня так и называет.
– Да? – ехидно заметила Жужу. – А как вы объясните все эти железяки, от которых отскакивали пули? Мне почему-то кажется, что вы не впервые с ними сталкиваетесь, а?
– Послушайте, мэм, давайте договоримся: через некоторое время, если все будет в порядке, я вам объясню – что и как, ладно? Сейчас я просто не могу, и не пытайте!
– Оки-доки, – удивительно легко согласилась мадам. – Но только обязательно. Хотите блинов?
В просторной и светлой лавке проворный Клайд – высокий, тощий парень в клетчатой рубахе, линялых зеленых портках и в огромных черных очках – помог нам обзавестись всем необходимым в самые краткие сроки. В тесной примерочной я избавился от изрядно загрязнившегося, в двух местах порванного комбинезона и натянул новенькие черные джинсы, черную же простую футболку, а также темно-коричневый замшевый пиджак. Сменившая меня Жужу тоже выбрала джинсы – видимо, роскошные клокардские платья ей уже наскучили – и свободную блузку приятного голубого цвета, которую в джинсы заправлять не стала.
– Другое дело, – оценил Клайд, протягивая ей вполне достойную шляпу. – Оружие, мэм?
По части оружия в лавке был огромный выбор, и я стал обладателем двух девятимиллиметровых «беретт» – привычной, девяносто второй и девяносто третьей-эр, с откидной передней рукояткой, удлиненным стволом с компенсатором и магазином на двадцать патронов. Все это хозяйство я разместил в надетой под пиджак сбруе из мягкой кожи. Для Цуцулькевич нашелся ее любимый «бэби игл». Наполнив карманы запасными магазинами, мы готовы уже были покинуть гостеприимную лавку, как Жужу углядела в углу небольшую стойку с ноутбуками и метнулась к ней.
– Да, это правильно, – согласился я и двинул следом. В конце концов, Жужу молотит по клавишам совершенно не глядя и попадает именно туда, куда надо. От этого много пользы можно получить. Я, в свою очередь, прикупил пару мобильных телефонов.
– Во! Другое дело! – воскликнул при виде нас и Леклер. Вид у него был очень деловитый, ибо Жак метал на стол: в руках он держал две огромные тарелки, на которых громоздились всякие помидоры с огурцами и прочие полезные организму овощи. – Прошу! Прошу!
За домом у выложенного камнями очага произошли некоторые положительные изменения: Леклер прибарахлился основательным дубовым столом, ножки которого вкопал в землю; по обе стороны от стола устроил широкие лавки, также вкопанные в землю, а во главе – укоренил исполинское кресло-качалку, явно назначенное исключительно для Жакова зада. Рядом с креслом стоял небольшой приземистый холодильник и на нем несколько коробок с сигарами: Леклер был неизменен в желании иметь под рукой все необходимое.
На столе красовалось полно всякой закуски, высились ряды разнообразных бутылок, а на вертеле над очагом доходил до полного ума дежурный поросенок.
– У! Сила! – польстил я Леклеру, приближаясь к этому великолепию. – Жак, я поживу у тебя с недельку.
– Расширяемся. Положение обязывает, – прогудел тот, пристраивая на стол тарелки. – Конечно, живи сколько хочешь!
Мадам Цуцулькевич на ломящийся от яств стол не отреагировала: ее мысли были заняты вновь обретенным компьютером. Присев на уголок исполинской скамьи, она расчистила перед собой квадрат свободного места, установила на него ноутбук, откинула крышку и – дальше все пошло по накатанной колее: телефон, мышь (прозрачных у Тима не нашлось), дозвон…
– Мэм, что вы делаете? – позволил себе поинтересоваться я. Леклер же сочувственно покачал головой и отвернулся к поросенку.
– У меня есть пара неюзанных серваков с софтом про запас, – с милой улыбкой стуча по клавишам, отозвалась Цуцулькевич. – Сейчас солью немного полезных прог и жить будет веселее, а то машина совсем голая.
Я поймал выразительный взгляд Леклера и пожал плечами: каждому – свое. Если учесть, сколько тут у нас психов на свободе разгуливает, – пора уже отвыкнуть чему-то удивляться. Пора.
Обед прошел в теплой, дружественной обстановке: разгоряченный встречей Леклер был в ударе, тосты следовали один за другим, эрготоу охладился достаточно, поросенок попался на редкость вкусный, и даже Жужу, постучав-постучав, наконец принюхалась и – потребовала текилы…
– Сэм, – придвинулся ко мне Леклер. Обед несколько затянулся: еплая ночь уже властно легла на кусты и пальмы, как сумасшедшие орали цикады, и лишь пламя выгорающего костра еще вяло боролось с темнотой. – Послушай-ка, Сэм… – Он покосился на сладко спавшую на скамье, рядом с ополовиненной бутылкой текилы мадам Цуцулькевич. – Между прочим, я тебя сегодня по телевизору видел. За полчаса до того, как вы прилетели. Я ничего такого не имею в виду, но… – Бравый Жак покосился в свой стакан и отправил остатки эрготоу в глотку. Звучно крякнул и тряхнул башкой. – Что ты скажешь по поводу того, что тебя двое? Я-то не против, у тебя работа такая, но… ты знаешь, эти обыватели, они могут тебя не так понять. Видишь ли… – Нетвердой рукой он нащупал сигару. – Обычно так не бывает, чтобы одного человека было сразу двое. Двое – это перебор. Ты не находишь?