и примечал как своего личного ученика. Не раз и не два мне докладывала стража о мальчишке, что работал над городским барьером. И за это я… благодарен. А также ты был с Ренуилом рядом, когда все отвернулись от него…
Грусть в голосе гнома звучала отчётливо, и настолько была уловима и тяжела, что румянец вмиг слетел с лица Тодда.
— То есть… с магистром Реном что-то…
— Его казнили. Сожгли, как убийцу, захватчика власти, разжигателя смуты, и пособника тёмных сил. Нет больше с нами мага второго ранга и единственного по-настоящему сильного защитника города. А я… я назначен временным магистром школы. До тех пор, пока в город не явится другой маг второго ранга и не посчитает нужным возглавить школу вместо меня. А такое скорее всего никогда не произойдёт.
Слова гнома были просты, но тверды. Пока говорил их, он не сводил взгляда от глаз мальчика. И каждое слово буквально впечатывалось в разум Тодда ясной и очень печальной истиной.
— Как же так… — пробормотал Тодд, не в силах понять, что лично ему делать с этим знанием и как дальше жить.
— А вот так! — рявкнул Гримвел, да так яростно, что слюни полетели во все стороны, большей частью оседая на лице Тодда. Гном тут же расхохотался и ухватившись двумя ручищами за плечи Тодда, отчеканил тому прямо в лицо:
— Жизнь продолжается, мальчик. И мы будем жить. Будем бороться! Пока кровь продолжает течь в наших жилах. А теперь… поздравляю! Ты переезжаешь в подвал.
Тьма и скрип. Тьма и шорох. Запах пыли въедается в нос и заставляет Тодда чихать. Он сидит во тьме, на очень старой и очень скрипучей кровати. Вокруг мелькают красные, чуть светящиеся глаза. Стук маленьких коготков проносится мимо и отражается от стен. Иногда слышится урчание и как булькает вода, где-то снизу, под каменным полом. Тодд предполагает, что там бурлит зловонная яма с отходами, куда стекает всё содержимое школьных нужников.
По комнате гуляют сквозняки. Они пахнут многократно перегнившим, застоявшимся дерьмом.
Тодд представляет, как оно бурлит там, под полом, глубоко в недрах школы. Бурлит и булькает.
Мимо вновь пробегают крысы. Каждый раз они всё ближе. Когда их хвосты начинают задевать сапоги Тодда, он зажигает на указательном пальце язычок пламени. Крысы тут же разбегаются, несчастно пища. Но убегают не далеко, и каждый раз возвращаются… их маленькая игра начинается снова. Стоит им подбежать слишком близко, стоит им забраться по сапогам Тодда на его ноги и проскользнуть сквозь край рубахи пока Тодд будет спать… в него тут же вонзятся мелкие острые зубы, резко и больно. И уже он будет несчастно пищать, а крысы отпрыгивать во тьму, и пожирать там сладкие кусочки только что вырванной зубами плоти.
В этот раз Тодду удалось заметить их приближение, и спугнуть крыс… но удастся ли ему в следующий раз? Их игра продолжается.
Голодных глаз вокруг всё больше.
Тодд не может спать.
Сколько времени уже прошло?
День сейчас, или ночь?
Голос мальчика нервно дрожит во тьме:
— Он сказал, что теперь никто не сможет меня защитить…
Ему конечно же никто не отвечает. Лишь кусок дерьма чавкая скатывается по каменным желобам в бурлящую массу внизу.
— Он сказал, что мне лучше спрятаться здесь… что никто не сможет мне здесь навредить… он дал мне свечи, но свечи быстро закончились… он дал мне корзину с едой, и сказал, что принесёт ещё… но он всё не приходит… я не знаю сколько дней прошло там наверху… но кажется я так давно не ел… кажется все забыли про меня…
Особо наглая крыса не дожидается пока он уснёт и быстро забирается на ногу Тодда, тут же прыгает на его худощавую грудь, желая вцепиться зубами в шею.
Крыса оказывается не только самой наглой, но ещё и очень здоровой, размером с большую кошку, и с очень длинным хвостом, что больше напоминает хлыст. Её длинный розовый хвост стегает по ногам Тодда и звонко щёлкает по полу, пока хозяин хвоста зажат в мёртвой хватке рук Тодда.
— Он сказал, что мне нужно держаться… что перед выпуском он за мной придёт и тогда можно будет не прятаться… нужно лишь подождать ещё три года… понимаешь?
Крыса пытается жалобно пищать, пытается разжать рот и вцепиться в Тодда зубами, пытается хоть как-то выскользнуть из мёртвой хватки.
Хрустят кости, рвётся плоть… крыса дрожит всем телом в конвульсиях и разом затихает.
— Да ничего ты не понимаешь… как и я ни-че-го не по-ни-ма-ю… но я очень хочу есть.
Тодд припадает губами к разорванной на пополам крысиной туше. Красных глаз вокруг стало гораздо больше и все они смотрят на Тодда. Ждут. Мальчик не сумел вместить в себя остатки склизкого вонючего мяса и кинул их во тьму, туда, где сверкают голодом красные глаза. Во тьме радостно пищат. Слышатся звуки свары. Коготки звонко стучат по обтёсанному камню. Остатки некогда огромной крысы быстро разделяются на ошмётки.
— Не знаю сколько времени я ещё проведу здесь с вами, но оставаться здесь я решительно больше не хочу. Но как выбраться, как сбежать?
Никто Тодду не отвечает. Крысы продолжают жрать собрата; говно с бульканьем скатывается куда-то вниз.
— Я могу сбежать, но я же… поклялся. Что будет со мной, когда я сбегу?
И снова никто ему не отвечает, и он больше ничего не говорит. Сидит. Молчит. Во тьме.
Прошло неизвестное количество времени.
По узким каменным лестницам спускается гном. В руках Гримвел сжимает горящий факел, несколько раз узкие подземные проходы сильно стискивают его массивные руки, заставляя факел невольно прижиматься ближе к бородатому лицу гнома, опаляя его роскошную бороду.
— Ну как же так?! — недовольно возмущается Гримвел, стараясь опустить факел пониже, но и это ему не удаётся, ведь в другой руке гном несёт большую корзину, и зажатый ею снизу, и факелом сверху, он с каждым пройденным лестничным пролётом и узким коридором, заводится всё сильнее. И в тот момент, когда он добрался до нужного места и ударом ноги отворил тяжёлую скрипучую дверь, то терпение его окончательно закончилось и гном тут же завопил, сотрясая каменный свод:
— Где ты, мелкий ушлёпок?! Быстро подошёл сюда и помог
