Видя необычную задумчивость и заторможенность Егорова, Сева пожал плечами, извлек из кармана белого халата ключи от машины и потряс ими:
– Ау! Когда вернешь?
– Час, два максимум. Моя колымага снова убитая.
– Ты что, на металлолом ее не сдал, когда была акция? Получил бы скидку в пятьдесят тысяч при покупке новой машины.
– Какая новая машина, Сева? О чем ты?! У меня долгов и расходов выше головы!
– В кредит тачку купи.
– Кредит? Уже есть один, о котором, когда вспоминаю, хочется порвать паспорт и сбежать далеко-далеко. У меня ипотека, будь она неладна, и деньги на ремонт. Ирка постаралась, ухватила в банке ссуду, а теперь сидит безработная! Дочки взрослые… А-а! – махнул рукой Геннадий, забирая ключи от Севиной машины. – Не вынуждай меня вспоминать о своей жизни. Я когда не думаю обо всем этом ужасе, чувствую себя более спокойно… Спасибо, Сева! Ты самый лучший!
Сева усмехнулся, отваливаясь на жесткую спинку стула.
– Все так говорят… Интересно, что вы запоете, когда перестану свое авто одалживать!
– У тебя мелькают такие мысли?
– Иногда мелькают.
Заполучив ключи от машины, Геннадий поднялся в свой кабинет – никого, помощники трудились в поте лица, выполняя следственные мероприятия, – завернул к кабинету Одоевой, постучал, дернул ручку на себя – заперто. Постучал еще раз – тишина. Ладно, хрен с ним, когда Пашкин вернется, Геннадий не поленится, снова придет и спросит о выполнении порученной ему работы.
У медэксперта была новая, прошлого года выпуска, вазовская «четверка», купленная им как раз по акции утилизации автохлама, поэтому Сева направо и налево восхищался акцией.
«У него другая жизненная ситуация, – думал Геннадий, усаживаясь за руль «четверки». Она еще пахла по-новому, свежим дерматином и пластмассой. – Он даже не в кредит купил ее. Вишь, умудрился с законной зарплаты деньжищ накопить! Умеют же люди. А я не умею. Ну и ладно! Я другое умею…»
От управления до требуемого Геннадию места было минут сорок езды, но он трижды попадал в пробки и добрался до места прописки Тетери значительно позже, чем рассчитывал, вымотанный и злой.
Оставив машину посреди двора, рядом с подъездом, Геннадий поднял голову – мать Маркухина обитала на третьем этаже в старом кирпичном доме, построенном еще при Хрущеве, и ворчливо пробормотал себе под нос:
– Сегодня мне везет с хождением по лестницам вверх-вниз.
Дверь подъезда была заперта на домофонный замок. Он набрал номер квартиры Маркухиных, вызов не сработал – домофон в квартире матери Тетери отсутствовал. «Что ж он так, поскупился для матери домофон установить? Хотя неизвестно, какие у них отношения; может, ненавидят друг друга лютой ненавистью». Геннадий обернулся, оглядывая двор. Плохо, что нет в квартире домофона. И не видно никого, чтобы торопился к подъезду. Еще его поразило, что у дома стояла только одна машина – та, на которой он приехал. Неужели здесь все безмашинные живут?
Он набрал квартиру соседей Маркухиных.
– Да, – с натугой отозвалась пожилая женщина.
– Откройте замок. Я к Маркухиным, из собеса.
– Нет, не открою!
«Вот, тварь!» – возмутился Геннадий.
Пришлось набирать номер другой квартиры – там не отвечали. И тут случилось чудо – изнутри пропиликал зуммер, и дверь внезапно отворилась. Геннадий чуть отошел в сторону, выпуская выходящего жильца. Это был… Тетеря!
Геннадий ошалел от неожиданности. В таком же состоянии был и Тетеря мгновенно узнавший Егорова.
Он первым пришел в себя, двумя руками с силой оттолкнул Геннадия и, высоко задирая ноги, бросился удирать во всю прыть.
Геннадий едва устоял на ногах и крикнул ему вслед:
– Гад!
Но Тетеря был уже далеко – он выскочил за пределы двора и теперь бежал в сторону проспекта. Геннадий бросился в погоню, но через пятьдесят метров понял, что бегает совсем худо – сразу устал, появилась одышка (все сидячая работа!).
Дальнейшее поразило Геннадия не меньше, чем появление Тетери из дверей подъезда, – рядом с автобусной остановкой стоял лоток с книгами и газетами, около которого пускала выхлопные газы «семерка» Мамонта Самсонова, а сам толстый урод разговаривал с продавщицей, указывая на газету в своих руках.
И этот здесь! Не догонит Маркухина, вломит Мамонту за все хорошее, а потом пусть жалуется, если выживет!
– Быстрее! Ходу! – проорал Тетеря, подбегая к Мамонту. Тот, мгновенно оценив ситуацию, бросился к своей заведенной машине, оба тут же нырнули в «семерку», и авто сорвалось с места.
Запыхавшийся Геннадий, остановился. Это что такое было? Толстый урод стал шестерить на бандюков? Слава богу, что у Машки с ним все кончено!
Постепенно успокаиваясь, Геннадий дошел до лотка. Плохо, что он провалил «операцию мщения», – подонки теперь затаятся, будут начеку, поняв, что он им парковской выходки не спустит. Посмотрев на худую пожилую продавщицу, спросил:
– О чем разговаривал с вами тот человек?
– Что? – часто-часто заморгала продавщица.
Геннадий полез во внутренний карман, показал удостоверение.
– Милиция. О чем вы разговаривали с человеком, который купил у вас газету и только что уехал на машине?
– А-а, – просияла продавщица, поняв, что чересчур любопытный, помятый, с битой физиономией субъект имеет отношение к Министерству внутренних дел. – Он наш городской поэт. Вот, в этой газете опубликовали его стихи. Они на очень злободневную тему. Мы с ним говорили о стихах.
– Вы его хорошо знаете?
– Нет. Совсем не знаю.
– Ясно. Почем газета?
– Двенадцать рублей.
– Давайте, – протянул мелочь Геннадий.
С газетой медленно двинулся обратно во двор, где стояла машина медэксперта, и, развернув ее, стал искать, на какой полосе опубликованы стихи Мамонта. Это газета Авдотьина, за которым стоит Ондатр. Что там этот ублюдок насочинял? Не дай бог, будут выпады или намеки в адрес отца – тогда все, Самсонову полная хана!
Стихотворение Мамонта Геннадий обнаружил внизу статьи Кукурузова о полном беспределе на Приречном мясном заводе. И Кукурузов здесь… Да, но статья явно сделана по заказу Пантелея – все в управлении следили краем глаза за рейдерской атакой, которую организовал сей криминальный авторитет на преуспевшее, на свою беду, малое предприятие. Уже были судебные иски к мясному заводу, набеги пожарной и санитарной инспекций. Но, видимо, у Пантелея пока не нашлось крючка, с которого не соскочишь, и он натравил на несговорчивых мясников прессу и общественность. Получалось, Пантелей стал работать в согласии с Ондатром? Раньше они были конкурентами, не раз сходились на стрелках, правда, без крови; а тут Ондатр явно помогал своему «визави».
В статье Кукурузов обвинял мясной завод в антисанитарии, в опасности производимой на предприятии продукции, делал прозрачные намеки на недопустимые, вопиющие случаи. А Самсонов резал поэтическую правду-матку:
Поселились у реки<R>Мясники!<R>Мясо рубят, водку пьют.<R>Продают.<R>Только мясо то<R>Никто не берет.<R>Кто приценится – <R>Тот в землю плюет!<R>Что, цена виновна в том?<R>Велика?<R>Продаются<R>Лишь собачьи бока!<R>Изуверы, видно, те мясники.<R>Подобраться к ним, увы,<R>Не с руки!<R>Что творится тут,<R>Не каждый поймет – <R>Это мясо все же кто-то берет…<R>Не корейцы то берут – русачи,<R>А ты знаешь,<R>Но сиди и молчи.
Геннадий свернул газету. Угробят ведь предприятие, не дадут нормально работать. Лично он не раз брал продукцию мясного завода, всегда отмечая ее качество, а тут – ложь в каждом слове. Мамонт, Мамонт, последняя ты сука!.. А вот заграбастает Пантелей мясной завод, тогда описанные в стишке события станут реальностью. И никто слова сказать не посмеет, будут все знать, и сидеть, и молчать, как пишет Самсонов.
Геннадий подошел к машине, снова бросил взгляд на окна квартиры матери Маркухина и сел за руль. Значит, в криминальной городской среде происходят какие-то скрытые подвижки. Пантелей, Ондатр. Может быть, дело Игошина и дело Зии Нуретовой – звенья одной цепи?
Следовало переговорить с Одоевой, поделиться своими мыслями и сомнениями, узнать новости…
– Опять ты?! Сколько можно сюда ходить? – Медэксперт смотрел на Лизу с нескрываемой неприязнью, не понимания, чего она домогается, а Одоева молча бросала на него испепеляющий взгляд. – Я все знаю, – не выдержал он наконец. – Зия Нуретова была проституткой, но на поверку оказалась девственницей. Все уже об этом говорят!
– И? – Лиза ждала объяснений.
– Что? Все же ясно, я Геннадию объяснял, заниматься любовью можно по-разному… Одоева, тебе ли это рассказывать!
– А кулаком в глаз? Ты свои грязные намеки брось.
– Даже в мыслях не было! Ты же предупредила…
– Я прошу объяснений по очень простой причине. Вот, смотри, медик хренов, ты тут каракули накрутил – мол, перед смертью Нуретову лишили девственности, о чем свидетельствуют свежие ранки от девственной плевы.
