Здесь, кстати, нельзя не отметить, что с давних пор А. Н. Косыгина и Р. Я. Малиновского связывали взаимоуважительные рабочие отношения.
Р. Малиновский среди советских министров обороны был совершенно уникальным человеком. В отличие от любителя охоты и футбола, принципиально мало читавшего А. Гречко, Р. Малиновский в совершенстве знал французский язык, имел огромную библиотеку, постоянно общался с ведущими учёными, артистами. Он был дважды Георгиевским кавалером и кавалером одной из высших французских военных наград за героизм на полях Первой мировой войны. По мнению понимавшего толк в стратегии Г. Гудериана, Р. Малиновский был одним из сильнейших полководцев Второй мировой войны.
Приведённые данные, а также вышедшие в США к 50-летию Карибского кризиса книги, построенные на анализе не только государственных, но и личных архивов участников тех событий, позволяют с высокой степенью вероятности говорить о том, что воздействие Карибского кризиса на высшее руководство и США и Советского Союза было поистине шоковым. Кризис показал наиболее умным и осмотрительным людям, к числу которых в СССР, несомненно, относился А. Н. Косыгин, что мир в условиях жёсткого противоборства СССР и США является крайне хрупким. А наименование «холодная война» — не что иное, как успокоительный миф. Из рассказов Н. Н. Моисеева, одного из наиболее активных участников решения задачи, которую Р. Малиновский поручил А. Колмогорову, следует, что созданная математическая модель рисков возможности ядерной войны не только не внушала оптимизма, но формировала устойчивый пессимизм.
Согласно результатам математического моделирования в СССР и, как позднее выяснилось, в США, основные и практически неустранимые в условиях сохранения состояния холодной войны, норовящей перейти в локальную горячую, причины ядерного конфликта лежали не в плоскости реализации сознательной стратегии нанесения превентивного ядерного удара, а были связаны с реакцией на случайный отказ тех или иных систем у противников, с несанкционированным запуском ядерных носителей, а также с неконтролируемой эскалацией местных локальных конфликтов, в которых на первой стадии СССР и США даже не участвовали. Как выяснилось спустя почти 20 лет, и советская, и американская модели, использовавшие примерно одинаковый математико — статистический аппарат и сопоставимые массивы разведывательных данных, оценивали риск прямой ядерной войны между СССР и США в период до 1985 г. почти в 100 %[979]. Вполне понятно, что личные впечатления А. Н. Косыгина от Карибского кризиса, подробные беседы с В. Кузнецовым, А. Феклистовым и другими участниками Карибского кризиса, а также сообщённые ему данные по математическому моделированию рисков ядерного конфликта не могли не побудить председателя Совмина к отнюдь не весёлым размышлениям.
5
Ещё одним эксклюзивным фрагментом пазла, позволяющего судить о побудительных причинах А. Н. Косыгина и о его задумках, положивших начало программе, вылившейся в отнюдь не запланированные изначально Римский клуб и Международный институт прикладного системного анализа, являются впечатления, вынесенные автором от разговоров с Ароном Кацеленбогеном, состоявшихся в первой половине 1990‑х гг. в Америке.
Сегодня в России фамилия Кацеленбогена мало кому что говорит. С одной стороны, это связано с провинциализмом сегодняшних российских макроэкономистов и финансистов, а также специалистов в области военной экономики, а с другой — с особенностями биографии самого Кацеленбогена. Между тем в мире А. Кацеленбоген широко известен сразу в нескольких ипостасях. Прежде всего он — один из признанных авторитетов в своё время еретического, а ныне мейнстримного течения в теоретической и практической макроэкономике, связанного с неравновесной динамикой. Традиционно экономисты привыкли иметь дело с равновесными и сбалансированными процессами. Это повелось ещё от Адама Смита и продолжается по сегодняшний день в рамках подавляющего большинства направлений, разрабатывающих экономическую и монетарную политику. А. Кацеленбоген вслед за В. Парето утверждал, что любая динамика принципиально неравновесна и потому практический смысл имеет не разработка утопических мер по достижению равновесия, а поиск инструментов, которые могли бы обеспечить контролируемое неравновесие.
Наряду с разработкой общей теории экономического неравновесия, ещё живя в СССР, А. Кацеленбоген, создал трёхмерную модель экономики с учётом военно — промышленного сектора. Эта модель после его эмиграции в США была использована с подачи Эдварда Люттвака и Уильяма Кейси при разработке и реализации финансово — экономической войны против СССР во времена президентства Р. Рейгана. Кроме того, уже будучи в США, А. Кацеленбоген создал оригинальную теорию неантагонистических игр, которая в настоящее время лежит в основе стандартных процедур по модерации жёстких конфликтов и перевода их из военной в мирную фазу.
По своему образованию Кацеленбоген был математиком. В силу борьбы в СССР в 1950‑е гг. математических и физических школ, разделившихся по этническому признаку, Кацеленбоген не стал продолжать математическую или физическую карьеру, а занялся экономикой. В это время в СССР была реабилитирована кибернетика, и люди, разбиравшиеся в математике, стали цениться в экономических институтах Академии наук СССР буквально на вес золота. На этой же волне в 1963 г. был создан Центральный экономико — математический институт (ЦЭМИ) во главе с академиком Н. Федоренко. А. Кацеленбоген возглавил в институте один из ведущих научных отделов, занимавшихся разработкой моделей экономической динамики или, как тогда было принято говорить, социалистического расширенного воспроизводства.
Впервые в мировой практике почти за год А. Кацеленбоген разработал достаточно простую, но имеющую большой эвристический и прогностический потенциал, модель. Как в классической, так и в марксистской политэкономии и даже в буржуазной неоклассике было принято делить весь производительный сектор экономики на две части: первое и второе подразделения. Революционной инновацией А. Кацеленбогена стала идея о том, что существует и третье производительное подразделение — военно — промышленный комплекс. До Кацеленбогена традиционно ВПК относили к части экономики, не участвующей в расширенном воспроизводстве. При этом, в отличие от первого и второго подразделения, третье подразделение являлось, согласно Кацеленбогену, производительным лишь при определённых условиях. Эти условия получили в мировой литературе наименование «условий Кацеленбогена».
Собственно, ничего сверхъестественного в этих условиях не было — они лишь фиксировали выводы здравого смысла, но для экономической науки и практики оказались открытием. Первое условие было связано с фактическим использованием конверсионных возможностей ВПК. Иными словами, в том случае, если технологии, появившиеся в ВПК, находили применение в гражданском секторе, первом и втором подразделениях, то и третье подразделение оказывалось производительным. Второе условие фиксировало тот очевидный факт, что в случае, если расходы на подготовку и ведение войны превышали прямые и косвенные доходы, полученные в результате победного завершения войны, то, опять же, третье подразделение оказывалось производительным. Наконец, третье условие было наименее очевидным. Оно состояло в том, что коль скоро страна на протяжении минимум 15-летнего периода имела незатухающую динамику темпов экономического роста, то третье подразделение опять же признавалось производительным. В основе третьего условия лежало соображение, что существование третьего подразделения обеспечивало жизнеспособность экономики и выживание страны
