к снижению уровня жизни, а, как правило, предполагает массовые беспорядки, гражданские войны, убийства мирного населения и т. п. Что касается других народных благ, связанных с властью, то это не более чем бонусы, которые могут быть, а могут и не быть. Их наличие зависит не только и не столько от личных качеств властителей и людей, входящих в организованности, сколько от различного рода долговременных факторов неравновесной социальной динамики и подчас случайных обстоятельств.
Одним из следствий такого положения дел является неприменимость к людям во власти или около неё обычных, вполне оправданных и, более того, необходимых в общежитейском плане шкал оценки, построенных на дихотомиях нравственного и безнравственного, плохого и хорошего, доброго и злого и т. п. В каком — то смысле власть лежит по другую сторону добра и зла, а соответственно, люди в ней должны оцениваться несколько по иным критериям. Поскольку любой критерий по своей сути более или менее субъективен и, более того, привязан к конкретной временной шкале (в том смысле, что что — то хорошее в одном временном интервале может оказаться гибельным в другом), а оценивать всё — таки необходимо, то едва ли не единственным общеупотребительным критерием может служить элементарный принцип выживаемости, но не властителя или властителей, а подвластных, т. е. народа, этноса, государства или, что более точно, некоей цивилизационной или культурной общности в длительной перспективе.
Данное отступление потребовалось, чтобы прояснить позицию относительно А. Н. Косыгина. В контексте исследований незачем оценивать его человеческие качества, тщательно анализировать, где и за кого он не заступился и т. п. Гораздо важнее понять его побудительные мотивы и цели, а также то, какие последствия могли бы иметь реально его поступки и к каким результатам привела блокировка действий А. Н. Косыгина.
4
Как уже отмечалось, начало работы над программой, которая затем вылилась в создание Римского клуба и Международного института прикладного системного анализа, датируется началом 1965 г., т. е. первыми месяцами пребывания А. Н. Косыгина на посту председателя Совета министров СССР. Что же побудило или вынудило его приступить к столь опасной и неоднозначной работе? Ни в зарубежной, ни тем более в российской аналитике нет исследований, посвящённых данному вопросу. Попробуем заполнить лакуну, базируясь на анализе известных автору документов и поручений А. Н. Косыгина, зарегистрированных в соответствующих архивах.
На взгляд автора данного текста, можно выделить несколько ключевых причин. Прежде всего, как едва ли не самый осведомлённый в экономическом плане человек в советском руководстве, А. Н. Косыгин понимал, что с начала 1960‑х гг. с экономикой СССР начало что — то происходить. Метания Н. С. Хрущёва лишь по конкретному их выражению были следствием экономической безграмотности и известной доли авантюризма «дорогого Никиты Сергеевича», а в своей основе являлись результатом его реакции не столько на осознание, сколько на чувствование буквально кожей надвигающихся проблем. При всех известных недостатках Н. С. Хрущёв, по свидетельствам знавших его людей, обладал развитой интуицией и буквально звериным чутьём на опасность, что, кстати, роднит его с Б. Н. Ельциным.
Будучи высокоэрудированным, культурным и интеллигентным человеком, А. Н. Косыгин, подобно многим представителям сталинской школы хозяйственного руководства, испытывал большое доверие к науке. Поэтому на протяжении всей своей деятельности, начиная ещё со времён руководства кооперацией в Сибири, он всегда обращался к лично знакомым представителям науки, обладавшим высоким научным авторитетом среди коллег и одновременно свободным от начётничества и склонности прятаться за цитатами из классиков марксизма — ленинизма. В этом плане он выглядел «белой вороной» среди высших советских руководителей той поры. Вот как вспоминает о них выдающийся российский экономист мирового масштаба Станислав Меньшиков: «Впрочем, истинное отношение Хрущёва к классикам марксизма было совсем не библейским. Рассказывают, что секретарь ЦК и академик Петр Николаевич Поспелов как — то зашёл к Никите Сергеевичу напомнить, что тот опаздывает на торжественное открытие Музея Маркса и Энгельса. Вождь был сильно занят и встретил Поспелова следующей тирадой:
— Да пошёл ты подальше со своими евреями.
Оглушённый академик буквально выкатился из кабинета Хрущёва и ещё долго не мог прийти в себя, причитая: “Как он мог? Как же это он мог?”
Что касается Л. И. Брежнева, то он теории не только не любил, но и даже активно сопротивлялся, когда ему пытались, особенно на первых порах, вставлять сложные, по его понятиям, теоретические формулы. Помню, как были потрясены сочинители одного из его докладов, когда в возвращённом им варианте против слов “государственно — монополистический капитализм” стояла его пометка: “К чему здесь эта наукообразная галиматья?” Сделать из этого генсека теоретика марксизма при всём желании было невозможно»[976].
А. Н. Косыгин решил задать исследователям два вопроса, которые его волновали: какова прогнозируемая ими вероятная динамика развития народного хозяйства СССР и каковы перспективы капиталистической экономики на ближайшие 10–15 лет? При этом понятно, что, задавая вопросы, Косыгин отнюдь не предполагал получить ответы о том, что перспективы советской экономики плачевны, а западной — замечательны. Во — первых, он сам был иного мнения, а во — вторых, получить такой ответ в те годы в СССР было просто невозможно не только по политическим и идеологическим соображениям, но и по настрою исследователей. Более того, в те годы ведущие западные экономисты, включая лауреатов Нобелевской премии и даже спецов из экономической службы ЦРУ, расходились лишь в определении сроков, когда СССР догонит по объёмам производства и другим ключевым показателям Соединённые Штаты Америки. Сегодня подобные иллюзии обуяли мировых экономистов и представителей разведывательного сообщества относительно перспектив Китая.
Прежде всего, А. Н. Косыгин адресовал просьбу подготовить в короткие сроки доклад о тенденциях эффективности советской экономики ведущим экономистам той поры В. Красовскому и Я. Кваше. Они в 1964 г. опубликовали знаменитую работу «Темпы воспроизводства и структура капитальных вложений»[977]. По просьбе А. Н. Косыгина к исследователям подключились специалисты сводного отдела капитальных вложений и сводного отдела народнохозяйственного планирования Госплана СССР. Перед ними была поставлена задача рассчитать прогноз динамики роста национального дохода и производительности общественного труда в СССР и США в период 1966–1975 гг. К концу 1965 г. доклад был подготовлен. Из материалов доклада было понятно, что задача догнать и перегнать США к 1970 г. была невыполнимой. Однако темпы экономического роста СССР, по мнению авторов, на протяжении десятилетия должны были устойчиво опережать соответствующие темпы Соединённых Штатов по всем трём расчётным вариантам (оптимистический, усреднённый и пессимистический). При этом важно отметить, что авторы доклада были известны как весьма добросовестные исследователи, чьи статьи в журнале «Вопросы экономики» перепечатывали ведущие американские экономические журналы и чьими оценками без стеснения пользовались в Государственном департаменте и других государственных учреждениях США, о чём сообщала советская разведка в Америке.
С просьбой сделать ещё один прогнозный доклад по экономике США и
