должен будет заняться подробным рассмотрением и решением дела о Патриархе Никоне. В ответ на царское приглашение Константинопольский и Иерусалимский патриархи отказались ехать в Россию по причине трудности путешествия и смутного состояния церковных дел в их собственных областях. Изъявили согласие отправиться в Москву два других Патриарха – Александрийский Паисий и Антиохийский Макарий; последний бывал уже в России, именно во дни могущества Патриарха Никона, и был хорошо знаком с русским гостеприимством.
Когда горестный конец Никонова дела уже приближался, когда не оставалось уже, по-видимому, никакой надежды к примирению, лучшие из окружающих царя стали замечать в разговорах царских сожаление об участи, ожидающей бывшего его друга, и как бы возвращение к прежнему дружелюбию 14. Царский постельничий, издавна расположенный к Никону, Никита Зюзин писал ему, что через ближних людей Артамона Сергеевича Матвеева да Афанасия Лаврентьича Ордына-Нащокина, государь приказал ему, Зюзину, отписать к Патриарху, чтобы он немедля приезжал в Москву и шел прямо в соборную церковь Успения. По прочтении письма Никон, вполне уверенный в искренности Зюзина 15 и обнадеженный слухами о жалости, выражаемой государем, сказал: «Буди воля Божия, сердце царево в руце Божией, а я рад миру». Чтобы восстановить союз любви, Никон прибыл в Москву, прямо в Успенский собор, в день памяти святого митрополита Петра (21 декабря) во время утрени и позвал звать царя на молитву. Это произвело сильную тревогу. Минута была решительная: от нее зависело или падение врагов Никона, или окончательное низвержение его. Враги убедили царя не принимать Патриарха и объявить, чтобы ехал обратно в Воскресенский монастырь. Огорченный Патриарх сказал вслух, что отрясает прах с ног своих там, где не принимают его 16. Потом грамотою объявил согласие свое на избрание нового Патриарха, с тем чтобы оставлены были в ведении его построенные им монастыри, прощал всех оскорбивших его, разрешил как виновных перед ним епископов, так и бояр Стрешнева, Бобарыкина и подобных им, если они окажут раскаяние; желал также, чтобы не был запрещен ему доступ к царю и доступ к нему желающим посещать его. Но эти условия сильно не нравились враждебной стороне: пребывая на покое близ Москвы, Никон мог снова сблизиться с царем и сделаться опасным для тех, которые старались погубить его. Убедили царя положиться на решение Собора под председательством приглашенных патриархов, а письмо Никона оставлено без внимания.
В ноябре 1666 года прибыли наконец в Москве два первосвятителя Православной Церкви: Паисий, «милостию Божиею папа и Патриарх великого града Александрии и судия вселенной», и Макарий, «милостию Божиею Патриарх Божия града Антиохии и всего Востока». Под председательством самого государя открылся Собор, в котором, кроме обоих патриархов, участвовали четыре митрополита русских, шесть греческих (из Никеи, Амасии, Иконии, Трапезунда, Варны, Хиоса), один грузинский и один сербский, шесть наших и два греческих архиепископа, пять епископов, более пятидесяти архимандритов, игуменов и протоиереев; присутствовал и весь синклит царский. Заседания открылись 1 декабря 1666 года: царь сидел на высоком троне, патриархи занимали богато украшенные места. Торжественна была минута, в которую Никон, вызванный из своей обители и приготовившийся к суду причащением Святых Тайн и елеосвящением, явился уверенный в правоте своей, гордый и непреклонный, как прежде. Никакие убеждения не могли заставить его прийти без преднесения, по чину патриаршему, животворящего креста. Все присутствовавшие встали. Он прочел входную: «Достойно есть» – и сотворил отпуст; трижды поклонился царю, потом патриархам и всему освященному Собору. Но, не видя для себя места наравне с патриархами, не хотел сесть на указанное ему, которое было без возглавия и подножия, и стоя слушал обвинения в течение нескольких часов. Обвинителем явился сам царь. Весь взволнованный, в слезах, стоял он перед святителями, произнося обвинения на своего бывшего задушевного друга, жаловался на самовольное удаление Патриарха, на восьмилетнюю церковную смуту по его вине, отрицал всякую вражду к нему со своей стороны. Если бы в эту минуту Никон решился сделать один добрый, уступчивый шаг, царь Алексей Михайлович, по всей вероятности, здесь же на Соборе искренно помирился бы с ним. Но крутой, чуждый смирения, неуступчивый нрав не допустил Никона сделать этого шага; он отвечал, что ушел от царского гнева, но в свою же епархию и патриаршества не оставлял. Царь представил Собору перехваченное письмо Никона к Патриарху Цареградскому и жаловался на бесчестие. Никон отвечал, что письмо это он написал духовно и тайно к своему брату, и не его вина, что написанное тайно делается явным.
На Соборе представлено множество обвинений против Никона. Между ними одни были заготовлены еще прежде и были поводом к созыву Собора и приглашению восточных патриархов; другие возникли во время самого суда. В числе первых обвинений были следующие: а) что Патриарх Никон самовольно, без благословной вины, оставил престол свой и пребывал в уединении слишком продолжительное время, от чего произошли в Церкви беспорядки; б) досаждал государю и не был ему покорен, митрополита Газского называл еретиком и мятежником; в) без соборного суда подвергал запрещению некоторых епископов и лишал их епархий; г) по удалении от патриаршего престола посвящал некоторых в духовный сан; д) будучи Патриархом, вмешивался в дела гражданские. К другим обвинениям, открывшимся на Соборе, относились следующие: е) когда был призван на Собор, по обычаю церковному, то пришел не смиренным обычаем; ж) унижал патриархов, говоря, что они не владеют древними своими престолами; з) отверг правила средних и поместных Соборов, бывших по седьмом Вселенском 17; и) в письмах к патриархам православнейшего государя обвинял в латинстве, называл мучителем неправедным, говорил, что и вся Русская Церковь преклонилась к латинским догматам; й) живя в Воскресенском монастыре, многих людей наказывал не духовно, но мучил мирскими казнями; к) построил монастырь Воскресенский, назвав его Новым Иерусалимом, и таким образом надругался над святым названием; л) отнял многие вотчины для своих новоустроенных монастырей, распоряжался в этом случае самовластно и в ущерб имению монастырей, принадлежащих другим епархиям. Таковы были обвинения, которые читали Никону в Чудовской церкви, по окончании соборных рассуждений, – обвинения, вследствие которых он и был низложен.
Самое важное из всех обвинений, возведенных на Никона, основывалось на пагубных последствиях удаления его от пастырской деятельности – на «волнении и колебании Церкви, на умножение нестроений», словом – на расколе, который значительно усилился во время продолжительного вдовствования Церкви 18. Действительно, с удалением Никона, преследовавшего зло, оно быстро оживилось и восстало с новой силой; те, которые были совершенно усмирены силой ума и воли Патриарха, теперь снова явились деятельными поборниками своих лжеучений, получив к тому полную свободу; вызванные снова боярами
