— Да брось ты, — отмахнулся наследник Энгурры.
— Рогмо, послушай его, — вмешался Хозяин Лесного Огня. — Он правду говорит. Каждое живое существо — источник энергии. Это же так просто. Ты вот убиваешь животное и съедаешь его, чтобы получить энергию — тепло для тела и силу, чтобы двигаться. Так?
— Так, — не понимая, куда клонит Номмо, согласился полуэльф.
— А ты представь себе, что твой разум создает запас: что‑то вроде сокровища, которое накапливается в течение всей жизни. Представь себе, что ты поглощаешь, например, сто золотых, а тратишь один или два на свои нужды, а остальное прячешь на черный день.
Рогмо рассмеялся заливисто:
— Этого я себе не представляю — я все трачу в тот же день. Максимум — через неделю.
— Ну и глупо, — обиделся мохнатик. — Только твой мозг — это не ты сам. И он не так неосмотрителен. Он припрятывает большую часть твоей силы, только редко кто умеет ею воспользоваться. Хотя бы потому, что не верит или не подозревает о ее существовании.
— Верю. Я верю. И что дальше?
— Дальше, — спокойно продолжил Магнус, — ты веришь, что в тебе есть практически неиссякаемый источник силы и энергии. Как в сундуке богача, там есть все: огонь, вода, свет, сила, — что только тебе нужно, то и есть. Возьми это и потрать на доброе дело.
— Ладонь выставлять обязательно? Это условие заклинания?
— Заклинания читаются для других целей. А большей частью магия действует и без них. Просто, чтобы отвлечься от всего, маги бубнят какую‑нибудь чушь. Это прием, как в боевом искусстве есть свои приемы, чтобы сосредоточиться, чтобы обмануть противника, одолеть его, особенно если он сильнее.
— Это интересно, — сказал Рогмо.
— Ты требуешь у самого себя то, что тебе сейчас необходимо. Не бойся, тебе не нужно знать, как это подействует. Ты же не спрашиваешь у тела, как оно ходит, дышит, ест, спит, думает? И ведь нормально получается…
Полуэльф потрясение слушал Магнуса. Он‑то всегда считал магию чем‑то недоступным, крайне загадочным и невозможным. А оказалось, что все так предельно просто…
— Совсем не просто, — резко прервал его мысли чародей. — Очень сложно. Но сложно и трудно — это не одно и то же. Вот, ты — великий фехтовальщик, известный на весь запад, наследник славы отца (в этом месте польщенный Рогмо немного покраснел), ты же знаешь, как легко ты орудуешь своим тяжелым мечом. Отвечай! Это так?
— Ну, да.
— И именно в этой невероятной легкости и кроется секрет твоего успеха. Так?
— Да. Ты прав, Магнус.
— Но ведь это не значит, что фехтовать — очень несложно и всякий сможет сравняться с тобой, дай два‑три урока такому желающему.
— Кажется, я понимаю.
— Вот слушай и понимай, — не выдержал Номмо. — У тебя редкий дар, наследство Аэдоны, которое не отнимут ни враги, ни монстры, ни катастрофы. Ты прирожденный маг, как и всякий эльф, а особенно член королевской семьи Гаронманов.
Следующие несколько часов они ехали по узенькой тропинке, которую попеременно создавали Магнус и альв, правда, последнему требовалось на это гораздо больше усилий и он быстрее уставал. Намного быстрее. Но даже краткого отдыха хватало Магнусу, чтобы полностью восстановить силы.
— А ты сам — сильный маг? — не удержался от вопроса Рогмо. — Прости. Я не знаю, насколько этично задавать подобный вопрос. У меченосцев он вполне обычен, ибо всякий трезво оценивает свои шансы и не лезет к тому, кто сильнее. За исключением особых случае ну, и по глупости, конечно. Но настоящие мастера никогда не глупят. От этого отучивают еще в самом начал
— Правильно, — одобрил Магнус. — Все правильно. У нас почти так же. Или отвечу тебе иначе: в идеале нас должно быть так же. Выходит — хуже.
— Так ты будешь меня учить?
— Не вижу другого выхода, — серьезно ответил Магнус. — Видишь ли, я наполовину за этим и поехал.
— А на вторую половину? — оживился Рогмо.
— Я и сам не знаю.
— Тише! — вдруг вскрикнул Номмо, подняв мохнатую лапку в предостерегающем жесте.
Оба собеседника придержали коней и насторожились. Полуэльф бросил взгляд на Тода: он стоял ощетинившись, шерсть на загривке встала дыбом, клыки были оскалены. Пес издавал низкое, глухое, едва слышное рычание.
Магнус знаком велел Рогмо сдвинуться немного вправо, и тот выполнил его приказ, не задавая лишних в просов. Полуэльф слишком много времени провел во всякого рода войнах, чтобы не знать, как дорого могут стоить потраченные попусту секунды.
Кусты по обе стороны от узкой тропинки раскачивались, как под порывами сильного ветра или как будто сквозь них ломилось стадо диких кабанов. Затем весь лес огласился громкими неприятными звуками, напоминающими скрежет ржавого железного механизма или отчаянный скрип рассохшегося ворота. От него ломило зубы и звенело в ушах.
Рогмо скользящим движением обнажил меч, а Магнус напрягся и посерьезнел. Его лицо стало сразу дет на пятнадцать‑двадцать старше. Только мохнатый альв не проявил никаких признаков серьезного беспокойства: сидел себе спокойно на спине своей смирной лошадки и даже принялся насвистывать какую‑то легкомысленную мелодию, что выглядело уже вовсе странно. Однако через минуту‑другую (хотя ползли они целую вечность) князю Энгурры начало казаться, что скрежещущие звуки вторят нехитрой песенке Номмо. Полуэльф не представлял, какие диковинные существа могут их издавать, но точно знал, что не встречал никого подобного в своих странствиях. Исполнение это нельзя было даже с большой натяжкой назвать пением, но загадочные существа, которые все еще раскачивали кусты, вкладывали в визг и скрежет всю душу, отчего звуки становились все пронзительнее, заунывнее и тоскливее. И наконец — апофеоз!
На свободное пространство неторопливо вышла диковинная семейка. Проще всего было бы описать ее членов как ожившие серо‑зеленые пеньки сплошь в молодой поросли. У них были большие выразительные глаза яркого и чистого аквамаринового оттенка под серыми складчатыми, грубыми веками, похожими на наросты из коры. Цилиндрические туловища казались совершенно сплошными, во всяком случае, Рогмо не увидел разницы между головой, шеей и животом. Только ручки и ножки коряво и нелепо торчали в разные стороны — тоненькие, хрупкие на вид и очень подвижные. Существа все время двигали конечностями и старательно скрежетали и скрипели песенку, которую все еще насвистывал альв. Рты у них были большие, губастые, а вместо носа — едва заметная плоская нашлепка там, где ему полагалось бы быть, — где‑то на обширной территории между глазами у губами, но у всякого по‑своему.
— Глазам не верю, — ахнул Магнус, не стыдясь того, что заговорил штампами. — Неужели они на самом деле есть? Рогмо, ущипни меня.
— Если я тебя ущипну, — пообещал полуэльф, — мало не покажется. Не спишь ты, не грезишь и ни что прочее в том же духе. Потому что я тоже вижу комическую семейку бревнышек, поющих бревнышек, я имею в виду.
— Это не бревнышки! — ошалело воззрился на него чародей. — Это филгья!
— Филгья, филгья, филгья, фи‑и‑и‑иилгья! — на разные голоса заскрежетали веселые пеньки, подпрыгивая на одном месте. При этом они еще умудрялись скрежетать порядком надоевшую Рогмо мелодию.
А Магнус продолжал восторженно:
— Они считаются давным‑давно ушедшими из этого мира. Считается, что вот уж три или четыре тысячи лет ни один филгья не заглядывал в леса Арнемвенда, — они ведь живут только в лесах и умирают в любом другом месте. А в Аллефельде я и подавно не мечтал их увидеть…
Мохнатый альв, не делая резких движений, осторожно сполз с седла и поковылял навстречу пенькам‑филгья. При каждом шаге золотой шарик на носке его башмачка рассыпал вокруг маленькие стайки солнечных зайчиков, и пеньки вдруг восторженно запилиликали, засвистели и затопали своими крохотными, потешными ножками. Филгья повзрослее (Рогмо решил считать тех, что побольше, и веком постарше) вели себя более сдержанно: голосили, скрежетали, скрипели, прыгали. А маленькие пеньки впали в экстаз — они подбежали к Номмо, окружили его кольцом и начали плясать и теребить альва за рукава, штанины и прочие части одежды и тела, до которых могли дотянуться. Существа были совсем малюсенькие, даже альв на их фоне выглядел сущим великаном: пеньки доходили ему до пояса или до груди, следовательно, Рогмо и Магнусу — не выше колена.
— Видишь, какие хрупкие и крохотные, — негромко сказал чародей, — они потому и боятся всех громадин. Их же уничтожить легко, даже можно просто затоптать.
— Они такие беззащитные? — изумился полуэльф.
— В какой‑то степени — да. Они мудрые, но вовсе не воинственные. И магия у них абсолютно безобидная, хотя и одна из самых мощных на этой планете.
— А разве так бывает? — недоверчиво спросил наследник Энгурры.
— Ты только смотри им этого не скажи. Они обидятся, и тогда пропадет единственный шанс в жизни — узнать самое главное.
