Дальнейшее сильно напомнило Власову сцену в доме на Ореховом бульваре - тогда, правда, основные уговоры управдома брал на себя Эберлинг, а теперь Фридриху пришлось пройти через это самому. Местный управдом был на голову выше и лет на пятнадцать старше тамошнего своего коллеги, но манеры и интонации имел на удивление похожие. Первым делом, когда Фридрих и Марта зашли в его контору, он, не поднимая головы от каких-то бумаг, раздраженным тоном заявил, что все знает про лифт в третьем подъезде, и что его отремонтируют завтра к полудню, в крайнем случае - к вечеру, а раньше - никак, хотя бы даже он, управдом, разорвался сейчас на части. Когда же выяснилось, что посетителей интересует отнюдь не лифт, последовали долгие препирательства, в которых принимала активное участие и Марта, вполне убедительно настаивавшая, что Кокорев давно уже не отвечает на электронные письма и звонки и что он непременно поставил бы ее в известность, если бы куда-нибудь уехал. "Вот и соседка его подтверждает, что уже несколько месяцев не видела, чтобы он выходил из дома..." "Это Купцова, что ли? Нашли кого слушать - она уже всех задолбала своими жалобами..." "Вы хоть понимаете, что речь может идти об уголовном деле? И если окажется, что вы препятствовали..." - это уже, конечно, наседал Власов. "А вы меня не пугайте, я пуганный! Все равно тут все замки по сто раз меняли, дубликатов ключей у меня нет... Где я вам в семь часов слесаря найду?" "Полагаю, в его квартире." "Это если он с дружками пить не пошел..." "А вы позвоните и проверьте." "А кто ему сверхурочные платить будет?" "Ладно, - вздохнул Фридрих. - Я заплачу. Если окажется, что мы и в самом деле напрасно вас побеспокоили."
В итоге слесарь отыскался без особенных проблем, и все четверо направились к квартире Кокорева. Фридрих, правда, подумал, не предложить ли Марте подождать в машине, ибо зрелище за закрытой дверью могло оказаться не из приятных, а в качестве второго понятого и впрямь сгодилась бы Купцова - но тут же решил, что воспоминания Марты о том, как выглядела квартира в ее прошлый визит, могут оказаться полезными.
Слесарь вскрыл дверь за считанные секунды, и управдом, заранее вооружившийся большим фонарем, первым шагнул в непроглядный мрак. Власов осторожно двинулся следом. Пахло затхлостью и застарелой грязью, но не разложением. Едва ли в квартире мог находиться труп - уж во всяком случае, не двухмесячный точно, и даже не недельный, если вспомнить время отъезда Грязнова в Бург.
Луч фонаря обежал косяки, задержавшись на выключателе. Власов, загодя натянувший перчатки, зажег свет в крохотной прихожей без зеркала, а затем - в комнате, куда вела распахнутая дверь.
Комнанетка размерами больше напоминала купе поезда, чем постоянное человеческое жилище. Вдоль левой стены - продавленная коричневая софа, вдоль правой - лишенный скатерти стол, на котором громоздились рехнер с неожиданно большим монитором, друкер, два внушительных динамика стереосистемы (еще два висели на стене над софой), и валялсь в беспорядке еще какие-то рехнеркомплектующие, а также диски, распечатки и даже давно засохший недоеденный бутерброд, рядом с которым стояла захватанная щербатая кружка. Посередине между софой и столом, почти касаясь их обоих, точно под люстрой, в которой из трех лампочек зажглась лишь одна, стояло вращающееся бюрокресло на колесиках. Между торцом софы и задернутым плотной черной шторой окном громоздилась бесформенная груда, состоявшая из пустых пластиковых бутылок из-под пива и газировки, рваных коробок из-под пиццы, мятых рубашек, футболок и носков, затрепанных журналов и бог весть чего еще. На всем в комнате лежал слой пыли, которая вполне могла скопиться за несколько месяцев; впрочем, пол здесь, по всей видимости, не мыли еще дольше.
- Здесь всегда был такой гадючник? - брезгливо осведомился Фридрих у Марты.
- В прошлый раз было не слишком опрятно, но уж не так, - ответила девушка. - Это уж он совсем опустился, - "и туда ему и дорога", угадывалось по ее тону.
На кухне (возникшей, как и комната, благодаря перегородке, разделившей некогда единое помещение) царили не меньшие разор и запустение. Нагромождение грязных тарелок в раковине (в верхней паслись тараканы, брызнувшие в разные стороны при приближении людей), обугленная до черноты сковородка, кастрюля на столе, в которой, подобно обомшелому валуну, покоилась густо заросшая плесенью горбушка, холодильник, единственным содержимым коего оказались початая банка тушенки с торчащей из нее вилкой и бутылка пива... Фридрих не преминул проверить на пивной этикетке дату изготовления: начало декабря.
- Ну, и где ваш покойник? - язвительно осведомился управдом.
- Я бы и сам хотел это знать, - невозмутимо ответил Фридрих, доставая кошелек. - Что ж, как я и обещал...
- Во всяком случае, здесь его нет, - констатировал управдом, запихивая деньги в карман; если он и собирался делиться со слесарем, то позже. - А посему прошу господ понятых поставить свои подписи под актом и освободить помещение.
- Составление акта требует тщательного осмотра, - возразил Власов, возвращаясь в комнату. Искушение включить рехнер и порыться в кокоревских платтендатах было велико, но не будет ли управдом протестовать? Да черт с ним, пусть протестует! Однако Кокорев оказался не так прост: сразу же после включения высветилось окошко диагностики, известившее об отстутствии в рехнере какого-либо плата - и о невозможности загрузки, соответственно. Фридрих выключил машину и под недовольное бурчание управдома шагнул к груде хлама в углу. Из всего сваленного здесь его больше всего интересовали коробки от пиццы.
Власов уже составил вполне четкое представление об обитателе этой квартиры. То, что он здесь увидел, нельзя было объяснить никакой непритязательностью рехнерэнтузиаста. Кокорев жил не просто грязно - он жил весьма бедно. Если, конечно, не считать современного рехнера и его периферии - те стоили немало, но это, в конце концов, были разовые траты. На что же уходили остальные доходы высококлассного программиста - доходы, некогда позволившие ему в короткий срок накопить деньги на квартиру, а ведь с тех пор он должен был еще повысить свой профессиональный уровень? Ответ напрашивался, особенно в сочетании с показаниями Купцовой: на наркотики.
Ясно было и то, что Кокорев покинул свое обиталище добровольно. В отношении кого другого все эти недоеденные бутерброды и немытые тарелки свидетельствовали бы, что человек отлучился ненадолго, но что-то помешало ему вернуться; однако для такого, как Кокорев, было вполне в порядке вещей переселиться куда-то на долгое время, бросив здесь все в таком виде. Все, кроме рехнера, из какового Макс вытащил плат - что он едва ли стал бы делать, отправляясь в булочную за хлебом. Вероятно, он ударился в бега, как Фридрих и предполагал с самого начала. Хотя вернуться все же надеялся, раз оставил здесь все эти вещи...
Возможно, Кокорева давно нет в Москве. Но если он все же где-то в городе, как его найти? Вряд ли он изменил своим привычкам не вылезать из дома - в особенности если он и впрямь от кого-то прячется. Готовить он тоже явно не любит. Значит, что? Значит, он по-прежнему питается преимущественно пиццей, которую заказывает с доставкой на дом. А раз так, на коробках наверняка имеется телефон или аншрифт магазина. Такие заведения доставляют товар в любую точку города по одинаковой цене, так что едва ли Макс, перебравшись на новое место, стал менять привычный магазин. И, значит, там знают, где он теперь живет.
Телефона на коробках не оказалось - только сетевой адрес, на всех один и тот же. Это был REIN-магазин. Что ж, вполне естественно. Осталось решить одну проблему - магазины не выдают сведений о своих клиентах кому попало, в том числе и сотрудникам спецслужб другого государства...
Управдом тем временем все громче проявлял нетерпение, и Фридрих, в последний раз окинув взглядом жалкое жилище, согласился расписаться в наскоро составленном акте и проследовать на выход.
Марта в дальнейших изысканиях Власова была бы только помехой, однако отправить ее снова в подземку после всей помощи, которую она оказала, было бы как-то слишком невежливо, так что Фридрих, рассудив, что может позволить себе потерять еще полчаса, пока Лемке копается в сетевых архивах, предложил подвезти девушку, куда она попросит. Час пик уже миновал, и, согласно навигатору, обстановка на большинстве московских дорог, исключая самый центр, была спокойной.
- Я... я уже сказала, что не знаю, куда мне ехать. Я снимала комнату через наших. Ночью я решила, что мне нельзя там оставаться - и сама рискую, и хозяев подведу. У меня вещи в камере хранения на вокзале... - девушка посмотрела на Власова просительно. - Можно мне...
"Неужели попытается напроситься ночевать ко мне?" - мелькнула у Фридриха неприязненная мысль.
-... еще раз ваш целленхёрер?
Власов протянул ей трубку.
