В Париже на цоколе Вандомской колонны появился большой, от руки написанный плакат: «Наполеон — Людовику XVIII. Король, брат мой, не посылайте мне больше солдат, их у меня достаточно»[1221]. Эта иронически звучавшая надпись раскрывала правду: армия перешла на сторону Наполеона.
В ночь с 19 на 20 марта Людовик XVIII, еще недавно хвастливо уверявший, что он навсегда остается в Париже, со всей своей семьей в паническом страхе бежал в карете по дороге в Лилль. Наполеоновская армия лишь подходила к Фонтенбло, а в Париже с Тюильрийского дворца был уже сорван белый флаг и заменен трехцветным. Тысячные толпы народа высыпали на улицу. Парижане радовались, смеялись; сколько острых словечек было пущено вдогонку бежавшей королевской семье! Сторонники короля. прятались по щелям, торопливо срывали с себя белые кокарды. Наполеон еще не вступил в Париж, а власть Бурбонов уже перестала существовать. В Тюильрийском дворце ковры с изображением лилий Бурбонов спешно заменялись золотыми пчелами империи[1222].
20 марта, в девять часов вечера, Наполеон вступил в Тюильрийский дворец, встреченный восторженными возгласами.
После двух лет поражений, просчетов, провалов весенний день 20 марта, казалось, вновь возвращал его на дорогу удачи и побед. То был последний счастливый день его жизни. Стояла весна, время ожиданий, время надежд, и он снова вдыхал неповторимый весенний запах Парижа; его окружали радостные, возбужденные лица; он пожимал руки, он был среди своих товарищей; он снова чувствовал за плечами широкие крылья победы.
Двадцать дней марта 1815 года были и остаются одними из самых удивительных страниц в истории Франции. То, что произошло за двадцать дней, было воспринято современниками почти как чудо. Может быть, на самом деле это могло казаться чудом: горстка невооруженных людей, высадившись на берегу Франции, за три недели, не произведя ни одного выстрела, не убив ни одного человека, завоевывает целую страну! Биография Наполеона содержала немало ярких страниц, но, может быть, это последнее, самое дерзкое, самое рискованное из приключений его жизни, которое стали позже называть «полетом орла», было самым замечательным. Надо было обладать смелостью, решимостью Наполеона, его умением дерзать, его политическим глазомером, чтобы рискнуть на беспримерное предприятие и достичь успеха.
В те дни марта 1815 года во Франции и за ее пределами, во всех европейских городах и усадьбах с удивлением, граничащим с ужасом, а порой и с восторгом, обсуждали, спорили, строили догадки по поводу этого невероятного по своей смелости завоевания Франции Наполеоном[1223]. Еще не задумываясь над тем, чем все может кончиться, люди поражались этому почти неправдоподобному событию; оставалось загадкой, как сильная королевская власть, опиравшаяся на огромную армию, на поддержку всех европейских монархий, в течение трех недель была побеждена и повергнута в прах горсткой людей, шедших с ружьями, опущенными вниз.
Но можно ли было объяснить поразительный успех Наполеона в марте 1815 года только его. личным талантом или личной популярностью в народе, в армии, как это делают многие из его восторженных биографов? Удивительная история ста дней возвращения Наполеона представляла собой сложное общественное явление. Наполеон мог совершить это чудо не только и не столько благодаря своей смелости и таланту (которые было бы, конечно, неправильно отрицать), сколько благодаря тому, что с первых своих шагов он был поддержан народом. Эта поддержка народа выражала не приверженность простых людей Франции к Наполеону лично или к режиму империи, а прежде всего их ненависть к Бурбонам. За десять месяцев своего царствования Бурбоны настолько разоблачили себя в глазах общественного мнения, предстали в столь неприглядном свете, оказались настолько антинациональной, антифранцузской котерией, что они восстановили против себя самые широкие слои народа.
Когда говорят о том, что армия перешла на сторону Наполеона, что успех его был обеспечен прежде всего поддержкой армии, против чего спорить не приходится, то забывают, что ведь и армий во Франции была в основном крестьянской по своему составу. Если определять социальную природу мартовских событий 1815 года, то следует признать, что Наполеон сумел достичь успеха потому, что был поддержан прежде всего крестьянством, видевшим в нем защитника против феодальной угрозы. Страх, боязнь феодальной реставрации, восстановления феодальных привилегий, ненавистной десятины, боязнь ликвидации социальных завоеваний революции, опасения за собственность толкнули большинство народа в сторону Наполеона.
При взятии Гренобля, в Лионе и в ряде других городов Наполеону оказывали энергичную поддержку и помощь рабочие. Рабочие, городская беднота поддерживали его и в Париже. Фуше сетовал на возрастание влияния «черни»[1224]. Об этом же писали и русские газеты: «Всякая сволочь толпится теперь в Тюильрийском саду и вызывает к себе нередко Бонапарте, к коему прежде и подступиться не осмеливались»[1225]. Плебейство городов не могло не поддерживать Наполеона, то была форма проявления непримиримой вражды к монархии Бурбонов.
Было замечено, что по мере того, как до Парижа доходили несомненные сведения о быстром продвижении Наполеона на север, во французской столице падал курс ценных бумаг. Это падение биржевых ценностей доказывало прежде всего беспокойство биржевых кругов в связи с надвигавшимися крутыми политическими переменами. Но оно же свидетельствовало, что какая-то часть буржуазии была против Наполеона или по меньшей мере, скажем осторожнее, не поддерживала начинание. Не подлежит, однако, сомнению, что значительная часть буржуазии, в том числе и круги ее, относившиеся критически к наполеоновскому режиму, в переломные дни марта 1815 года решительно поддержали Наполеона. Почему?
Да прежде всего потому, как справедливо заметил в свое время Тибодо, что жизнь, требования момента «поставили их перед выбором между Наполеоном и Бурбонами, что означало выбор между революцией и контрреволюцией»[1226].
Тибодо верно определил ситуацию, сложившуюся во Франции в марте 1815 года. К сказанному им следует лишь внести уточняющие добавления: выбор приходилось делать между буржуазной революцией и феодальной контрреволюцией. Употреблялись эти слова или нет, реальное содержание альтернативы, вставшей перед каждым французом в те дни, заключалось именно в этом. И не удивительно, что подавляющее большинство французского народа, поставленного перед необходимостью сделать выбор между буржуазной властью Наполеона и феодальной властью Бурбонов, выступило в пользу первой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
