— Когда Нэська к нам тащится, его издалека видать: то круги на воде, то всплески.
— Откуда он взялся? — спросил Натан.
— Не знаю, — пожала плечами графиня. — Наверно туристы спугнули. Лох-Несс находится в разломе, как гигантская трещина, с подводными пещерами и каналами, через которые стада китов мигрировать могут. Конечно, спугнули. Кому приятно, когда столько народу с кинокамерами приезжает на тебя глазеть.
— Значит, хрональный коридор имеет приличную глубину, — сделал вывод Боровский, — а ты говоришь, сравнять с дном… Нельзя это делать ни в коем случае. Неизвестно какие еще чудовища всплывут на поверхность. А то, глядишь, и на берег вылезут.
— Не вылезут. Нэська такой трус… камень в воду кинь, — сразу удирает. Он только Густава не боится, потому что не видит.
— Густав его кормит, — заметил Оскар, — а ваше сиятельство только материт и камнями швыряется.
— Я вообще никого не трогаю, — возразила графиня. — Мне наплевать, что там плавает. Я ж не биолог.
— А выманить этого Нэську из воды и рассмотреть? — предложил Оскар.
— Как ты его выманишь?
— Оставить рыбу на лестнице — сам вылезет.
— Не вылезет. Он лучше с голоду сдохнет.
— Ну, если он не сдох за несколько миллионов лет…
— Откуда ты знаешь, что это он, а не потомок?
— Сложно сказать, — согласился Натан. — Если «фундамент» дольмена лежит под водой на большой глубине, зверь — вероятный хронопришелец. Не думаю, что стоит его прикармливать у маяка.
Графиня пожала плечами.
— Густав его прикормил…
— Тем более такую обжору, — согласился с Учителем Оскар. — И такую громадину…
— Да… Когда шастает рядом с лодкой, штормит, как от хорошей волны. Знаешь ли… неприятное ощущение.
— Значит, крупный.
— Да уж, не анчоус.
Мужчины задумались. Женщина подняла воротник и стала ждать, пока товарищи налюбуются гладким морем.
— На что он похож? — спросил Оскар. — На змею или на динозавра?
— Нырни и пощупай, — предложила графиня. — Слушайте, ребята, вы тут до темноты мерзнуть будете? Может, все-таки в дом пойдем?
— Пойдем, — согласился Боровский. — Наверно, мы смущаем его своим присутствием.
— Не переживай, Оська, — утешила графиня юного натуралиста. — Завтра Густава в отпуск отправим, сам будешь Нэську кормить. Возьмешь рюкзак с рыбой, возьмешь в прихожей рукавицы рыбацкие и вперед.
— А видеокамеру взять можно?
— Взять-то можно. Только вряд ли она тебе пригодится. На экране все как в молоке. Натан Валерьянович, это нормально, когда от дехрональной съемки мутнеет изображение?
— Мирочка, это нормально, когда ты просматриваешь запись на другой аппаратуре вне зоны. В самой зоне такого эффекта возникать не должно. Если только…
— Если что, Натан Валерьянович?
— Если время здесь идет с резкими перепадами. В этом случае дольмен не закрыт, просто энергетические процессы в зоне идут на частотах, которые мы не улавливаем.
— Несинхронность скорости записи и воспроизведения может смазывать качество картинки, — предположил Оскар. — Она отрегулируется… если хорошая камера.
— В режиме фотографии у меня то же самое.
Оскар прыснул со смеху, но взял себя в руки.
— Скорость записи, Мира, — объяснил Боровский, — зависит от состояния среды контакта источника и наблюдателя. Даже в нормальном режиме пространства время течет по-разному в разных местах земли, а вблизи дольмена перепады бывают просто сумасшедшие. Мы — пришельцы из другого мира, и наши глаза — гораздо более тонкий прибор, чем камера. Глаз успевает справляться с перепадами частот, камера — не всегда. Поэтому глаз видит одно, а на мониторе сосем другое.
— И все равно частота регулируется, — повторил Оскар.
— Покормишь Нэську — займешься камерой, — постановила графиня. — Пойдемте, одолжим у Густава бутылочку, помянем дядю Давида.
Графиня согрелась, когда струйка виски потекла в бокалы со льдом.
— Отдайте мне этот камень от греха подальше, — предложила она. — Я сама о нем позабочусь.
— Не хочешь вернуть его Георгию Валентиновичу? — спросил Натан.
— Ни за что. У Валентиновича свои планы — у меня свои. Не беспокойтесь за Греаль, профессор, Жорж купит новый Глаз. Продаст чью-нибудь душу по сходной цене, вместе с совестью, и купит все, что захочет.
— Ты знаешь, откуда у Жоржа Греаль? — поинтересовался Боровский.
— Знаю, конечно.
— И это не секретная для нас информация?
— Нет, не секретная. Жорж его выиграл.
— Как выиграл?
— Очень просто, — ответила графиня. — Поставил на кон наше бытие человеческое и крапленой колодой сыграл с Ангелом в дурака. С тех пор ни один человек не может выиграть в карты у Ангела, как бы он ни старался. Даже первоклассный шулер. Но эта легенда из другого мира, Натан Валерьянович, вы не могли ее знать.
— Неужели в дурака? — удивился физик.
— Вы думаете, это просто… выиграть у Ангела в дурака?
— Я думаю, что Жорж пошутил, рассказывая тебе эту историю.
— А я думаю, что в жизни нет вообще ничего серьезного. И предыстория этого мира выглядит также по-дурацки, как сам мир.
— Жорж рассказывал что-нибудь о себе?
— До Греаля это был один Жорж, после Греаля — другой, от прежнего Жоржа не осталось тени.
— А подробнее?
— Куда уж подробнее? Мистер Само Совершенство, — ответила Мира. — Он один знает, как правильно жить, поэтому терпеть его невозможно. Вы знаете, как жить, профессор?
— То есть, Греаль из карточного шулера сделал модель для образа и подобия человека? — предположил Боровский.
— Жорж не был шулером, просто считал себя слишком умным, но с тех пор карты в руки не берет. Он сказал так: если бы знал, с чем связался, застрелился бы сразу. Если Жорж такое сказал… Он же не человек, Натан Валерьянович, он бульдозер без тормозов. Асфальтоукладчик. Хотя, возможно, Греаль его таким сделал.
— Жорж не справляется с Греалем?
— От Жоржа ничего не зависит. Все запрограммировано в систему. Чтобы что-то менять, нужен программист, а не Жорж.
— В чем же функция Жоржа?
— В том, чтобы охранять Греаль от «программистов». Если я правильно поняла, он сторож при законсервированном объекте. Греаль сейчас не функционирует на проектную мощность. Он используется в экстренных случаях для коррекции и всяческих мелочей. Но в любой момент может быть приведен в боевую готовность, и тогда, Натан Валерьянович, нас с вами ожидают великие чудеса, которых я лично видеть не желаю. Зато я желаю видеть, как Жорж облажается в своем самомнении. Думаете, зачем ему «Стрелы Ангела»? Зачем он заказывал «меч», пробивающий хрональные коридоры? Чувствует мужик, что дело — дрянь. На всякий случай вооружается.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
