тебя.
Ораки насмешливо фыркнула. Взгляд безжалостных глаз пронзил ассасина насквозь.
– Значит, все-таки любишь. Пусть и самую малость.
Возрожденная Тень неуверенно ответил:
– Она моя таби но томо… моя ученица.
– Твоя спутница во мраке.
– Нет! Это ты, ты моя спутница во мраке. Только ты… всегда ты.
Но женщина была неумолима.
– Ты воспитал это дитя, а потом привел сюда и ждешь, что я займу ее тело? Надену ее кожу? Для чего? Чтобы мы могли пользоваться ее оболочкой ради нашего общего удовольствия? Чтобы повторили ошибки прошлого?
Ораки тряхнула головой. О, как она его презирала! И пусть гримаса презрения, исказившая ее лицо, таилась под маской любовницы Гевула, ее эмоции ясно читались в позе, во взгляде, в полыхающей ауре.
– По-твоему, я соглашусь? С чего ты взял, что я вообще захочу этого?
Ойру сник:
– Я искал тебя, Ораки. На протяжении всех этих лет… тысяч человеческих жизней… я думал только о тебе.
– А я старалась тебя забыть. Скажи мне, ты знаешь ее – свою спутницу? Знаешь, что она думает о тебе?
Ассасин грустно кивнул:
– Она меня презирает.
В глазах Ораки вспыхнул странный огонь – злоба, смешанная с удовлетворением.
– Вот так ирония, Ойру. Эта бедняжка… она ведь уже начинает любить тебя. Ты осквернил ее, измывался над ней, а она любит тебя за это. Да, она тебя презирает – скорее даже ненавидит, – однако принимает твои издевательства и считает… что она их заслуживает. Этакая извращенная форма любви. – Она разразилась глумливым смехом. – Даже не знаю, кто из вас более жалок.
Ойру вздрогнул:
– Зачем ты говоришь эти мерзости? Почему не скажешь правду?
– Правду? Ха! Действительно, кому, как не тебе, требовать правды! Тебе, который лгал ей на каждом шагу, лишь бы заручиться ее помощью и затащить ее сюда! Ты лгал ей даже о том, что вы вернетесь в физический мир.
– Я не просил ее идти сюда. Она сама предложила. Я лишь дал согласие.
– Да что ты? – промурлыкала женщина, легкой поступью прохаживаясь вокруг ассасина. – Так она сама это придумала – или эту идею внушил ей ты?
Ойру отвел взгляд.
Его возлюбленная снова рассмеялась.
– Дай-ка я посмотрю, как ты этого добился, – снисходительно сказала она.
Маюн ощутила, будто что-то коснулось ее психики – или самой души? Прикосновение было легким, как перышко, и почти незаметным, но совершенно незабываемым. На этот краткий миг перед взором Маюн промелькнул образ женщины, скрывающейся за маской. Маюн увидела Ораки такой, какой та была при жизни, увидела, с какой легкостью она обращалась с люменом и огнем небесным. По сравнению с ее мастерством попытки Маюн овладеть светом казались робкими действиями неуклюжей, бездарной ученицы. Девушка резко вздохнула, пораженная представшей перед ней истиной, и женщина тут же исчезла.
– Вот оно что, – снова заговорила Ораки. – Ты напугал ее… иссохшим? Какая прелесть! Годы идут, а ты не меняешься. По-прежнему заколдовываешь тени, чтобы устрашать слабых, и сам прячешься в этих тенях, когда появляется кто-то сильнее тебя. – Она с презрением фыркнула. – Ты жалок.
– Иначе она не пошла бы со мной, – угрюмо ответил Ойру.
– Естественно! Потому что она умна. По крайней мере, умнее тебя. – Она покачала головой. – Ты одурачил ее, Ойру. Как одурачил меня. И других невинных, которых ты обманом вовлекал в нашу с тобой любовную интрижку и заманивал их сначала в царство теней, а потом, когда я не откликалась на твой зов, и в царство сновидений. Правда, на сей раз ты почему-то привел жертву на Перепутье. Я бы все равно не явилась к тебе, но меня позвала она. Она обратилась ко мне, и я пришла, не ведая, что здесь окажешься ты. – Ораки вздохнула. – Довольно, Ойру. Я сделала свой выбор.
Но ассасин, казалось, ее не слышал.
– Почему ты так поступила, аната? Ты ведь была одной из нас… частью нашей семьи. Как ты могла нас предать?
– А разве я могла поступить иначе? – надменно возразила женщина. – В твоем роду течет кровь ткачей пустоты, Ойру. Гевул совершил благое дело, уничтожив вас. Я лишь стала оружием в его руках.
– Вы оба просчитались, – прошептал Ойру, выпрямляя спину. – Вам не удалось искоренить древнюю магию. Она в крови Рокасов, благородного лукурийского семейства. И Торнбриар все еще жив.
Ораки отмахнулась от него, словно его слова не имели никакого значения.
– Это была лишь одна из причин, коибито. Ты отдал мне все, что имел, – поэтому я выбрала Гевула.
– И позволила ему сделать себя его рабыней? Ты была такой гордой… но опозорила саму себя, когда примкнула к этому чудовищу и стала служить ему. – Он плюнул себе под ноги. – Женщина, которую я любил, никогда бы не пала так низко. Что произошло?
Ораки замерла на месте.
– Значит, он тебе не сказал? – тихо спросила она.
– Кто – он?
– Дортафола.
Ойру окаменел:
– Что он сделал? Что этот монстр тебе сделал?
Ораки пробежала кончиками пальцев по золотой щеке.
– Это не подарок Гевула, Ойру. Ее дал мне твой господин… Дортафола.
Ойру пошатнулся, словно от невидимого удара, а его лицо стало бледнее мела.
– Нет… этого не может быть.
– И все же это так. Дортафола велел мне надеть маску. Он сказал: «Либо ты подчинишь ее себе, либо она возьмет власть над тобой».
– Но… зачем? Когда на тебе появилась эта маска, я еще не был знаком с Дортафолой. Чего он хотел?.. Откуда он мог знать?
– Не знаю, аната. Более того, мне все равно. Я надела маску и не смогла подчинить себе ее магию, а потом меня подчинил себе Гевул. – Она пожала плечами. – Ну вот, теперь тебе все известно.
Ее золотая маска начала светиться, разгораясь все ярче.
– Я должна вернуться в мир духов, Ойру. Я не могу остаться здесь. Да если бы и могла, то не осталась бы.
Ораки положила ладонь Ойру на плечо, и Маюн увидела, что ее иссиня-черная кожа теперь сияет золотом.
– Не уходи, – взмолился Ойру, подняв на возлюбленную полный отчаяния взгляд. – Останься со мной. Все, что мы разрушили, мы можем создать вновь!
– Это Перепутье, Ойру. Здесь ничто не постоянно и никто не остается надолго. Это всего лишь место перехода, а мы – странники, направляющиеся каждый в свой мир.
Пока Маюн говорила, ее голос становился выше и звучал уже не так странно. «Ораки уходит», – догадалась она. Аура женщина угасала, но свечение, исходившее от Маюн, с каждым мгновением усиливалось и разрасталось.
– Прощай, коибито.
В тот же миг люмен заполнил пространство между Маюн и Ойру – и ярко вспыхнул всеми цветами радуги, ослепив
