— О чем, например?
— О кое-каких хитроумных приспособлениях. Например, авторучке, которая стреляет водой. Знаешь такие?
— Это ты получишь.
— Прекрасно. Вторая просьба посложнее. Мне требуется намагниченный тридцать восьмой, Мак, который липнет снизу к щитку автомашины, заряженный, естественно.
— Ни то, ни другое не является проблемой, — ответил Мак, мрачно улыбаясь, — за исключением того, что ты не хочешь расписываться за оружие?
— Да, не хочу.
— У тебя, конечно, есть на то свои причины, надо думать… — Он пожал плечами. — В таком случае я сам распишусь за пистолет, и, будем надеяться, никто не прочтет мою подпись и не станет ломать себе голову, какого черта я вздумал по ночам таскать к себе домой оружие.
— Мак, ты замечательный парень, и нельзя ли мне все это получить незамедлительно, потому что я безнадежно вышел из графика, а мне еще надо позвонить шерифу, что я иду по горячему следу в Вэлли.
— Эл Уилер, — сказал он печально, — какой бы из тебя получился первоклассный фокусник!
Глава 11
Я скосил глаза на профиль Чарити, который вполне — заслуживал того, но в данный момент меня интересовала только ее реакция.
— Мне кажется, я сошла с ума, — мрачно заявила она. — Подумать только, как я разрешила тебе втянуть меня в эту авантюру! Позвонить моему зануде братцу, как будто я блудная дочь, которая возвращается под родительский кров! Спрятать тебя и еще каких-то двух типов, которых мы подберем по дороге в Вэлли, так, чтобы мы все могли одновременно проникнуть в дом!
И все это я делаю на основании всего какой-то пары оргий!
Я глянул на часы: они показывали немногим больше половины восьмого.
— Сверни с дороги в сторону чуть дальше, беби. У нас еще много времени. Давай потолкуем.
— Знаешь, впервые слышу столь оригинальный предлог для того, чтобы свернуть в сторону в таком пустынном месте!
«Континенталь» что-то проворчал, поднимая колесами траву на обочине, Чарити выключила мотор.
— Ладно.
Ее пальцы по-прежнему крепко держались за руль.
— Я слушаю.
— Теперь, когда мне известна большая часть истории, беби, — начал я, — могу догадаться о недостающих деталях. После того как отец выставил братца Барни из дома, тот где-то повстречался с Тино Мартинелли. Когда и где именно — не суть важно. Важно то, что они объединились и однажды ночью возвратились в Вэлли.
Чарити закрыла глаза.
— Неужели мне необходимо пережить все это сызнова?
— В течение пяти лет ты не могла от этого освободиться, — почти нежно напомнил я ей. — Еще одно, может быть, последнее воспоминание, возможно, станет своего рода избавлением…
— Ладно, — вздохнула она. — Они явились в дом и — ну, давай это опустим… Но отец возвратился, когда они собирались уходить, и всадил в них весь заряд из своей двустволки. Тино был ранен в ногу, Барни в грудь, так что они оба сели на мель в Вэлли. Барнаби вообще не мог передвигаться, тем более что они оба понимали, что если полиция их схватит, с ними все будет кончено. Пришлось Барни идти на поклон к отцу, умолять его предоставить им убежище. Разумеется, Илай Самнер не мог отказать в этой просьбе ни собственному сыну, ни его приятелю. Тино не нужно было скрываться, он был представлен больным гостем, прикованным к постели, но Барни сразу бы узнали слуги, так что его нужно было скрывать… Прятать в погребе, — тусклым голосом пояснила Чарити. — В течение одной ночи во мне проснулась безумная страсть фотографировать и проявлять собственные снимки. Поэтому дверь в погреб была постоянно заперта на ключ, который я держала у себя на тот случай, чтобы кто-то случайно не засветил мои пленки, войдя в погреб в неподходящий момент.
— Вы понимали, что полиция разыскивает по всей округе двух негодяев, подозреваемых в тяжком преступлении, поэтому не осмеливались пригласить к Барни врача, не так ли?
— Это было ужасно! — прошептала она. — Папе удалось раздобыть где-то наркотики, чтобы избавлять брата от болей, но мы понимали, что он умирает. Однажды вечером отец совсем уж было решился послать за доктором, но Тино просто осатанел, узнав об этом.
— После смерти тело Барни было положено в семейный склеп, — подхватил я. — А Тино поправился.
— Он строил планы дальнейшей жизни в качестве члена семейства Самнер, — горько продолжала она. — Выдайте меня, говорил Тино, и я выдам вашего мертвого сына, незаконно похороненного на заднем дворе. Может быть, не точно этими словами, но именно это было сказано. Ведь от благодарности до шантажа всего один шаг.
Она повернула голову к боковому окошечку машины.
— Отец и Криспин его ненавидели не только из-за того, кем он был, но и из-за той угрозы, которую он представлял для всей семьи Самнер. Тогда мне было восемнадцать лет, во мне жил дух противоречия, и потому, что они ненавидели Тино, я заставила себя его полюбить и через некоторое время даже в это поверила. Он меня привлекал своей грубой красотой и полным пренебрежением к моральным устоям, из-за чего, как мне казалось, он был способен добиться решительно всего, чего пожелает. — Она засмеялась. — Как ты понимаешь, Эд, в таком возрасте голова набита бредовыми идеями…
— Из-за чего же произошел взрыв? — спросил я.
— Из-за меня, — прошептала она. — Отец уехал в Сан-Франциско на пару недель к своим друзьям. Всем слугам был дан отпуск на неделю. В доме осталась одна только кухарка Эмили, которая после девяти вечера уходила к себе. На следующий день ночью Тино явился ко мне в комнату и забрался в мою постель. Сначала я была страшно напугана тем, что меня поймают. Но он насмешливо спросил, кого нам бояться, и засмеялся, когда я упомянула Криспина. Его уверенность передалась мне, и вскоре мы уже говорили нормальными голосами, громко смеясь.
Криспин действительно вскоре явился на выручку своей невинной сестрице и обнаружил, что она развлекается. Тино открыто презирал Криспина и получал удовольствие, постоянно изводя его. Он заявил, что Криспину лучше свыкнуться с этой мыслью, поскольку в будущем так будет постоянно. Тино подмигивал и усмехался все время, наблюдая, как мучается брат. Он не мог устоять перед соблазном растравить еще сильнее его рану, поэтому сказал, что ему не следует забывать, что когда он женится и приведет в дом новобрачную, Тино в качестве его нового брата вправе ожидать равных с ним супружеских прав. В то время Криспин как раз вознамерился просить руки Джессики, планируя длительный период помолвки. Как я полагаю, именно неожиданная перспектива кошмарного будущего, когда Тино с каждым днем будет становиться все более самонадеянным и наглым, толкнула Криспина на отчаянный шаг.
Чарити, не выдержав, тихонько заплакала.
— Не успел он выскочить из комнаты, как тут же возвратился назад с топором в руках. О Господи! Я как сейчас вижу: вот он стоит на пороге, глаза у него сверкают, как у безумца, один взмах топора — и голова Тино покатилась по полу!
Несколько секунд Чарити не могла справиться с рыданиями, а я безуспешно пытался ее успокоить. Постепенно она все же взяла себя в руки и даже закурила сигарету.
— Помню, я потеряла сознание, — продолжала девушка напряженным голосом. — А когда очнулась, увидела, что нахожусь в папиной комнате, дверь в которую заперта снаружи. Очевидно, меня перенес туда Криспин. Около девяти утра он явился туда с такими же безумными глазами, как и накануне, и заявил, что только нам двоим известна тайна, как он избавил семью от этого зла. Ну и дальше все в том же духе.
За ночь он проделал огромную работу. Все белье с моей постели было сожжено. Он соскоблил все пятна крови с пола. Не осталось ни малейших признаков того, что Тино вообще когда-либо существовал. Днем Криспин сообщил мне, что ходил куда-то очень далеко, в заросли кустарника, чтобы кое от чего отделаться; потом у него произошел временный провал памяти, потому что когда он пришел в себя уже после полудня, то находился в нескольких милях от того места, которое отлично запомнил. Меня совершенно не интересовало, от чего именно он пожелал избавиться в зарослях кустарника, пока я не увидела голову Тино, глядящую на меня со страниц газет.
— Он никогда не говорил тебе, что он сделал с телом Тино?
— Я его никогда об этом не спрашивала.
— Зарыл в склепе, разумеется, иначе бы его уже давно обнаружили. Он и в самом деле в тот вечер свихнулся, не так ли? Почему было не спрятать там же и голову?
Я живо представил себе, как брат Чарити блуждает среди густых зарослей кустарника с мешком, в котором лежит отрубленная человеческая голова, и эта картина, признаюсь, не доставила мне удовольствия.
— Что сказал ваш отец по возвращении домой, когда увидел, что Тино исчез? — спросил я Чарити.
— Ничего. Сомневаюсь, чтобы он хотел знать что-либо о нем: он опасался того, что может услышать от собственных детей. После смерти Барнаби, как мне кажется, отец совсем утратил интерес к жизни…
